Опыты научные, политические и философские (Том 1) - Спенсер Герберт - Страница 90

Мне кажется, это не противоположность взглядов, как указывает статья Мартино. Если уж говорить о "гордости науки", то она, очевидно, произошла из гордости теологии. Я не замечаю смирения в той вере, что человеческий разум способен понимать и то, что выше очевидности; я не вижу особенного благочестия в утверждении, что во Вселенной, в природе нет другого высшего существования, кроме того, которое представляется нам сознанием. Напротив, я считаю вполне возможным защищать положение, что больше смирения заключается в признании своей неспособности объять мыслью причину всех вещей и что религиозное чувство найдет наивысшее выражение в той вере, что Высшая Сила не более может быть представлена в терминах человеческого сознания, чем последнее в пределах функций растений.

XII ФАКТОРЫ ОРГАНИЧЕСКОЙ ЭВОЛЮЦИИ"

{Появилось впервые в печати в 1886 г.}

Люди, достигшие средних лет, хорошо еще помнят то время, когда воззрения на происхождение растений и животных представляли собою нечто хаотическое. Среди малодумающей части общества существовала молчаливая вера в сотворение путем чуда, - учение, составлявшее существенную часть догмы христианского вероучения. Среди мыслящего общества существовали две партии, и каждая из них придерживалась гипотезы, которая не могла быть доказана. Из них одна партия - несравненно более многочисленная, к которой принадлежали почти все те, чье мнение определяется научным образованием, не признавая буквально ортодоксальной догмы, успокаивалась на компромиссе между учением чудесного творения и учениями, основанными на открытиях геологов. Другая малочисленная группа, полемизировавшая с первой и состоящая из нескольких лиц, не имевших значения в науке, придерживалась учения, отступающего и от геологических, и от научных представлений. Профессор Гексли в своей лекции "The Gaming of Age of The Origin of Specicesn" (Наступление эпохи "Происхождения видов"), о первой из этих партий говорит:

"Двадцать один год тому назад, несмотря на работу, начатую Hutton'ом и продолженную с редким искусством и терпением Ляйелем, господствующим представлением о прошлом земного шара было учение о катастрофах. Громадные и внезапные физические революции, массовые творения и уничтожение живых существ - таковы были модные представления геологической эпопеи, введенные в обращение заблудшим гением Кювье. Серьезно были убеждены и учили, что конец каждой геологической эпохи был ознаменован катаклизмом, при котором все без исключения живые существа гибли и заменялись совершенно новыми путем нового творения, лишь только мир возвращался в спокойное состояние. И никого не поражало такое странное представление о природе, которая действует точно в игре в вист, где после каждого роббера игроки встают из-за стола и приглашают новый состав играющих.

Возможно, что я ошибаюсь, но я очень сомневаюсь, чтобы в настоящее время оставался хоть один серьезный приверженец подобных представлений. Прогресс научной геологии возвел на уровень аксиомы принцип однообразия, согласно которому познание прошедшего должно быть достигнуто путем изучения настоящего, а дикое умозрение о катастрофах, к которым четверть века назад мы все с почтением прислушивались, вряд ли найдет терпеливого слушателя в наши дни".

В другой партии, которая не удовлетворялась понятиями, только что излагаемыми словами профессора Гексли, существовали две фракции. Большинство восхищалось "Vestiges of the Natural History of Creation" - сочинением, которое, стараясь доказать, что органическая эволюция действительно происходила, утверждало, что "причиной органической эволюции является "импульс", сообщенный сверхъестественной силой живым формам, который заставляет их двигаться вперед... по лестнице организации". Приверженцы взглядов "Vestiges", большинство которых были люди недостаточно осведомленные в фактическом материале, были осмеиваемы более знающими учеными за то, что удовлетворялись объяснениями, большинство которых были слабы или легко опровергались объяснениями противников. Столь же отрицательно относились к последней фракции и философы. Им казалось смешным довольствоваться объяснением, которое в действительности не есть объяснение: объяснение "стремлением" к прогрессу столь же мало помогает нам понять факты, как объяснение "боязнью пустоты" помогало в свое время понять явления поднятия воды в насосе. И потому группа, составляющая вторую категорию, была очень малочисленна. Но было несколько человек, которые не удовлетворялись этим чисто словесным решением вопроса, намеченным, хотя на различных языках, Ламарком и Эразмом Дарвином, и не разделяли указанную как Эр. Дарвином, так и Ламарком гипотезу о том, что напряжение потребностей и желаний может вызвать рост частей, служащих для их удовлетворения; они принимали только одну vera causa из всех причин, признаваемых этими писателями, - именно видоизменение структуры, вызываемое видоизменением функций. Они признавали единственным процессом органического развития приспособление органов и способностей в зависимости от их употребления или неупотребления, непрерывное формирование организмов то в одну, то в другую форму, в зависимости от окружающих условий, ибо формирование это всегда идет в согласии с изменением этих окружающих условий.

Эта причина, признаваемая немногими, была несомненно верно указана, так как, с одной стороны, не подлежит вопросу, что в течение жизни индивидуального организма изменение в функциях организма обязательно влечет за собой изменение в его строении, а с другой - ничто не мешает принять гипотезу, что изменения строения, вызываемые таким путем, могут быть унаследованы. Однако для непредубежденных мыслителей было ясно, что эта причина не может быть разумно приложена к объяснению большинства фактов. Хотя у растений наблюдаются изменения, которые могут быть не без основания приписаны непосредственному действию измененных отправлений организма., вызванных видоизменением окружающих условий, однако большинство черт организации растений не поддаются подобному объяснению. Нельзя предполагать, что шипы терновника, при помощи которых растение оказывается в значительной мере защищенным от ощипывания животными, развились и приняли свою настоящую форму благодаря продолжительному исполнению своей защитной функции, во-первых, громадное большинство шипов никогда вовсе не подвергалось ощипыванию, и, во-вторых, мы не имеем ни малейшего основания предполагать, что те из шипов, которые ощипывались, именно в силу последнего стал?! расти и приняли ту форму, при которой их функция может быть наилучшим образом исполнена. Растения, сделавшиеся несъедобными благодаря густому шерстистому покрову их листвы, не могли развить свои покровы путем прогресса, являющегося непосредственной реакцией на действия их врагов; дело в том, что нельзя придумать никакого рационального объяснения того, почему бы одна часть растений начала образовывать на поверхности волоски, если другая его часть будет поедаема животными. Каким непосредственным действием функции на структуру можно объяснить появление скорлупы у ореха? Каким образом действия птиц могли вызвать в семенах многих растений выделение жирных масел, назначение которых состоит в том, чтобы сделать семена невкусными для птиц и тем предохранить их от выклевывания? Или каким образом можно приписать окружающим условиям непосредственную причину возникновения у некоторых семян тонких перышек, благодаря которым семена могут быть переносимы дуновением ветра в отдаленные места. Ясно, что и в этих и в бесчисленных других случаях изменения строения не могут быть непосредственно вызваны изменением функций. В такой же мере это справедливо и относительно животных. Хотя нам известно, что при грубой работе кожный слой может быть настолько возбуждаем, что развивает сильно утолщенный эпидермис, в некоторых случаях совершенно роговой, и хотя нам легко допустить гипотезу, что подобное явление, часто повторяясь, может сделаться наследственным, тем не менее подобная причина не может объяснить нам появление щита черепахи, вооружение армадилла и черепитчатую покрышку ящера (Manis). Кожа этих животных вовсе не подвергается большей работе, чем кожа всякого другого животного, покрытого волосами. Оригинальные выросты, резко отличающие голову птицы-носорога, не могут возникнуть как реакция в ответ на действия внешних сил.