Опыты научные, политические и философские (Том 1) - Спенсер Герберт - Страница 71

Итак, вот общий очерк доказательств, оправдывающих доведенное до мелочей сравнение обществ с живыми организмами. Что те и другие постепенно увеличиваются в массе своей, мало-помалу осложняются, а части их в то же время приходят в большую взаимную зависимость, что те и другие продолжают жить как целые, между тем как поколения составляющих их единиц одно за другим появляются и исчезают, - все это поразительные особенности, которые проявляются политическими телами наравне со всеми живыми телами и в которых оба рода тел, сходясь между собой, разнятся от всех прочих явлений. Проводя сравнение до мелочей, мы находим, что эти крупные аналогии влекут за собой множество мелких, гораздо более тесных, нежели можно бы ожидать. К этим сближениям мы бы охотно прибавили еще и другие. Мы надеялись сказать кое-что о различных типах социальной организации и о социальных метаморфозах, но нам не дозволяют этого пределы статьи.

VIII ПРОИСХОЖДЕНИЕ КУЛЬТА ЖИВОТНЫХ

(Напечатано первоначально в "Forteightly Review", май 1870 г.)

Новые труды г-на Мак-Леннана о культе животных и растений немало способствовали выяснению этой весьма темной области. Следуя в данном случае, как и раньше по другим вопросам, научному методу сравнения явлений, замечаемых у современных нецивилизованных народов, с остатками преданий, сохранившихся у народов цивилизованных, он сделал гораздо понятнее, сравнительно с прежним, как те, так и другие явления.

Мне кажется, однако, что г-н Мак-Леннан дает лишь весьма неопределенный ответ на один из существеннейших вопросов - каким образом возник этот культ животных и растений? В самом деле, в своей заключительной статье он явно оставляет эту задачу неразрешенной, он говорит, прося это особенно заметить, что "не предлагает гипотезы, разрешающей вопрос о происхождении тотемизма, а лишь гипотезу, разъясняющую отчасти культ животных и растений у древних народов" Так что мы можем все-таки спросить почему же дикие племена так часто обращают в фетишей животных, растения и другие предметы? Что побудило такое-то племя приписывать особые священные свойства одному существу, а другое племя - другому? Если на эти вопросы ответят, что каждое племя считает себя происходящим от предмета своего поклонения, то сейчас же потребуется ответить на следующий вопрос: в силу чего появилась такая странная фантазия? Если бы это встречалось лишь в единичных случаях, мы могли бы отнести их к какой-нибудь прихоти или случайной иллюзии. Но раз оно является, как это и есть на самом деле, в разнообразнейших видах, среди стольких некультурных племен, в различных частях света и оставило немалые следы в суевериях вымерших культурных народов, то мы не можем уже допустить какой-либо специальной или исключительной причины. Мало того, общая причина, какая бы она ни была, может быть допущена лишь в той мере, поскольку она не отрицает у первобытного человека разума, по своему характеру совершенно подобного нашему. Изучая курьезные верования дикарей, мы готовы предположить, что ум у них не такой же, как наш. Но это предположение недопустимо. При том запасе сведений, каким обладает первобытный человек, при том несовершенстве словесных символов, каким он пользуется в разговоре и мышлении, заключения, обыкновенно делаемые им, являются наиболее разумными, судя относительно. Таков будет наш постулат; и, исходя из этого постулата, мы спросим, каким образом первобытные племена приходили так часто, если не всегда, к верованию, что они происходят от животных, растений или даже от неодушевленных предметов? На это я и надеюсь дать здесь удовлетворительный ответ.

Предположение, из которого исходит г-н Мак-Леннан, что поклонение фетишам предшествовало культу антропоморфических богов, может быть признано мной лишь отчасти. Оно справедливо в известном смысле, но не вполне. Если слова "боги" и "культ" принимать в их обыкновенном определенном значении, то высказанное предположение - справедливо; но если расширить значение этих слов и включить сюда самые первоначальные смутные представления, из которых развились уже определенные идеи о божествах и о культе, то я полагаю, что сделанное предположение - неверно. Первоначальная форма всякой религии - это умилостивление скончавшихся предков, которые предполагаются все-таки существующими и способными причинить благо или зло своим потомкам. Подготовляясь к дальнейшему исследованию принципов социологии, я несколько лет тому назад тщательно расследовал представления, распространенные среди простейших человеческих обществ, и наблюдения различного рода над всевозможными некультурными племенами заставили меня прийти к заключению, согласующемуся с тем, что было недавно высказано в этом журнале профессором Гексли, а именно: "Дикарь, воображающий, что тело покинуто обитавшим в нем деятельным существом, предполагает, что активное существо это не перестает еще жить; чувства и мысли, возникающие у дикаря по этому поводу, и составляют основу его суеверий. Всюду мы находим ясно выраженное или подразумеваемое верование, что каждый человек - двойствен, и когда он умрет, то его другое "я" - останется ли оно тут же, близ него, или отойдет вдаль может, во всяком случае, возвратиться к нему и сохраняет способность причинять вред своим врагам и оказывать помощь друзьям { Критически относящийся к делу читатель может сделать одно возражение: если предлагать рационалистическое объяснение относительно культа животных, то каким образом такое объяснение может опираться на признании верования в духов умерших предков, - верования, которое само по себе требует не меньших разъяснений? Конечно, тут обнаруживается значительная брешь в моей аргументации, но я надеюсь, что буду в состоянии со временем пополнить ее. Пока же, между многими данными, способствующими обобщению приведенного верования, я могу лишь вкратце указать на некоторые главнейшие пункты. 1) Весьма возможно, что тень, следовавшая всюду за дикарем, шевелившаяся всякий раз, как он шевелился, могла в значительной мере породить у него смутную мысль о его двойственности. Достаточно посмотреть, какой интерес возбуждают в детях движения их тени и припомнить, что в первобытном состоянии тень не могла быть истолкована как отсутствие света: на нее смотрели как на особое существо; достаточно допустить, что дикарь весьма легко мог смотреть на тень как на нечто обособленное и составляющее часть его самого. 2) Гораздо более определенная мысль такого же рода могла возникнуть при отражении в воде лица и фигуры первобытного человека. Этот образ ведь передавал еще, по обыкновению, все его формы, окраску, движения и гримасы. Припомним еще, что дикарь зачастую противится рисованию портрета с него, полагая, что, кто снимет с него портрет", тот отнимет и частицу его существа; тогда мы увидим, насколько вероятно будет допустить в нем мысль, что его двойник в воде есть реальное существо, принадлежащее до некоторой степени ему самому. 3) Эхо также весьма немало способствовало утверждению в этой мысли о двойственности, явившейся иным путем. При неспособности понять естественное происхождения эха первобытный человек по необходимости приписывал отзвук живому существу, которое дразнило и увертывалось от его поисков. 4) Мысли, внушавшиеся теми или иными физическими явлениями, оказывались, впрочем, имеющими лишь второстепенное значение; укоренялась же вера в существование второго "я", собственно, благодаря видению снов. Различие, так легко делаемое нами между жизнью во сне и наяву, распознается дикарем лишь весьма смутным образом. Во всяком случае, он не в состоянии объяснить точно улавливаемое им различие. Когда он просыпается и рассказывает всем, кто видел его спокойно спавшим, где он сейчас побывал и что он там сделал, то его грубый язык не в состоянии установить различия между тем, что он действительно видел и что видел во сне, между его настоящими действиями и теми, что ему приснились. Вследствие таких неточностей языка дикарь оказывается не только не в состоянии правильно растолковать другим эту разницу, но и сам не в силах верно представить ее себе. Таким образом, при отсутствии понимания с обеих сторон и он сам, и те, кому он рассказывает о своих приключениях, приходят к тому убеждению, что его другое "я" уходило от него прочь и вернулось назад лишь при его пробуждении. Такое верование, встречаемое нами у различных существующих ныне диких племен, встречается равным образом и в преданиях современных культурных народов. 5) Понятие о втором "я", способном уходить и возвращаться, находит неопровержимое, должно быть, для дикаря подтверждение при случаях ненормальной потери сознания и умственных расстройствах, случающихся иногда среди членов их трибы Человек, упавший в обморок и не могший тотчас же прийти в себя (заметьте значение наших собственных выражений "прийти в себя" и пр. ), как приходит, положим, в сознание спящий, представляется им в таком состоянии, как будто второе "я" на некоторое время совсем ушло прочь от человека и его не могут дозваться. Еще более продолжительное отсутствие второго "я" обнаруживается при случаях апоплексии, каталепсии и других формах приостановленной жизни. Здесь целыми часами другое "я" упорно остается вдали и по возвращении отказывается сказать, где оно было. Далее, новое еще подтверждение дал какой-нибудь эпилептический субъект, в теле которого, во время отсутствия его второго "я", поселился неведомый враг, - ведь как же иначе могло бы случиться, что его второе "я", по возвращении, отзывалось полным неведением о том, что сейчас делалось с его телом? И это предположение, что тело бывает "одержимо" каким-то другим существом, подтвердилось явлениями сомнамбулизма и сумасшествия 6) В таком случае какое же неизбежное толкование должно возникнуть у дикарей относительно смерти? Второе "я" обыкновенно возвращалось после сна, напоминающего смерть. Оно возвратилось и после обморока, напоминающего смерть еще более, оно возвратилось даже после оцепенелого состояния каталепсии, которое чрезвычайно походит на смерть! Не возвратится ли оно и после этого еще более продолжительного состояния покоя и оцепенелости? Разумеется, это очень возможно и даже вероятно. Другое "я" мертвого человека отошло от него на долгое время, но оно все-таки витает где-то вблизи или вдалеке, оно может во всякий момент возвратиться назад и сделать все, что, по словам покойного, он намерен был раньше сделать. Отсюда различные погребальные обряды, помещение оружия и разных драгоценностей рядом с телом умершего, ежедневное доставление ему пищи и пр. Я надеюсь впоследствии показать, что при том знании фактов, какое имеет дикарь, - это толкование самое разумное, к какому он мог прийти Позвольте мне здесь, лишь в доказательство того, как явственно факты подтверждают подобный взгляд на вещи, представить одну из многих его иллюстраций "Церемонии, с которыми они (ведды) вызывают их (тени умерших), немногочисленны и весьма просты Самая обыкновенная - следующая в землю втыкается вертикально стрела и ведда, медленно танцуя вокруг нее, поет следующее заклинание, почти музыкальное по своему ритму: