'Если бы я был учителем' - Соломко Наталья Зоревна - Страница 3

• Предыдущая
• 3/10
• Следующая

Дома, в почтовом ящике, записка: "Тов. Митюшкина А. Н.! Срочно зайдите в школу по поводу безобразного поведения Вашего сына Митюшкина Андрея". И подпись Анны Михайловны.

Записку я выбрасываю.

Вхожу в дом. Там пусто.

Я сижу у печки, жую холодную картошку.

Потом иду в больницу, к маме. Меня всегда пускают.

Мама смотрит печально.

- Ты ешь? - спрашивает она.

- Ем.

- А худющий... В школу не просыпаешь?

- Не...

- А в школе как?

- Нормально... - говорю я.

Утром прибегает Цыбулько.

- Ты чего? - спрашивает он.

- Ничего, - отвечаю я, не понимая, о чем он.

- Аннушка говорит, если сегодня мать не приведешь, тебя из школы выгонят...

- Ну и пусть.

Цыбулько смотрит на меня с уважением и завистью: все мне нипочем!

- А мать-то знает?

- Она в больнице.

- Так ты оди-ин... - тянет Цыбулько.

- Ну.

- Везет! А в школу не пойдешь?

"Тебе бы так повезло..." - думаю я, но отвечаю, как и положено отпетому хулигану, от которого вся школа плачет (прямо-таки утопает в слезах), с ухмылкой:

- Рехнулся я, что ли, туда идти?

- А я пойду... - вздыхает Цыбулько.

Он бредет вниз по улице, оглядывается, спрашивает:

- А что делать-то будешь?

- В клуб пойду, - отвечаю сквозь зубы. - Там киношка утром путевая, про индейцев.

Это Цыбулько добивает окончательно: он горестно шмыгает носом и плетется в школу.

А я возвращаюсь в дом и достаю из-под подушки "Тиля Уленшпигеля", сажусь у окна.

Я соврал Цыбулько, я не пойду в клуб. У меня нету денег. Но дело даже не в этом. Даже если б были, все равно б не пошел.

Эти фильмы про индейцев я терпеть не могу - там все понарошке.

- Митюшкин, отопри! - кричит отличница Ленка. - Я знаю, ты дома, я тебя видала!

Я сижу под столом.

- Митюшкин, не притворяйся, тебе же хуже будет!

А мне все равно. Ни за что не выйду.

Потом приходит Цыбулько.

- Ну чего? - сердито спрашиваю я. - Чего привязались?

- Аннушка велела тебе прийти...

- Пусть она вам велит, - по-хулигански сплевываю я через порог. - А я человек свободный! Чего ей надо?

- Я сказал, что у тебя мать в больнице...

- А тебя просили?

Цыбулько отступает подальше, чтоб в случае чего сразу дать деру, ведь кто знает, что у меня на уме...

- Я хотел как лучше... - говорит он виновато. - Мы к директору ходили...

- Кто? - настороженно спрашиваю я.

- Ну мы... Всем классом...

- Зачем?

- Просили, чтоб тебя не исключали...

- Спасибо! - говорю я грозно. - Только это не ваше дело, ясно?!

Но Цыбулько, оказывается, упрямый: вместо того чтобы испугаться и удрать, он надувается, глядит исподлобья:

- Почему это не наше? Ты ведь в нашем классе учишься. Пошли. А то она к матери в больницу пойдет жаловаться... Ты мать-то пожалей...

Мы идем в школу.

- Вот что, Митюшкин, - раздраженно обращается ко мне Анна Михайловна. - У нас в стране образование обязательно для всех. Значит, и для тебя! Понимаешь ты это или нет?

Я молчу.

- Не понимаешь... Но это неважно. Все равно учиться придется. А что мать в больнице, мог бы сказать, язык-то у тебя есть?

- Есть, - сразу соглашаюсь я и показываю язык.

- Хватит, Митюшкин, - морщится она. - Совершенно ты не понимаешь, когда с тобой говорят по-хорошему! И что с тобой делать?

В коридоре стоит отличница Ленка, кого-то ждет.

- Митюшкин, ты есть хочешь? - спрашивает она.

С ума, что ли, сошла? Я стою моргаю. Надо сказать ей что-нибудь... Такое! Чтоб сразу обиделась и не приставала.

- Обалдела? - грублю я. Хулиган должен быть хулиганом.

Но она не обижается.

- По правде, Митюшкин! Раз мама болеет... Пойдем, мама знаешь какой борщ варит!

- Я сам борщ варю - не хуже твоей мамы! - говорю я.

- Не ври!

- На спор! - обижаюсь я. - Хочешь, сварю?

Ленка смотрит на меня с сомнением.

А я правду говорю, я борщ такой варю - пальцы оближешь! Меня мама научила. И картошка эта мне надоела... Чего я, дурак, борщ не варил?

Мы идем ко мне.

У калитки стоит Цыбулько, ждет. И чего он ко мне привязывается?

- А кино интересное было? - со вздохом спрашивает он. - Расскажи... и плетется за нами.

Я варю борщ. Очень вкусный. Ленке нравится.

- А я думала, врешь... - удивленно сознается она. - И вообще... Странный ты какой-то...

- Сколько книг у тебя!.. - завидует Цыбулько.

Ленка смеется:

- Я думала, ты и вправду - хулиган, боялась...

Тут у дверей кто-то осторожно скребется. Цыбулько идет отпирать.

- Там тебя какой-то шкет зовет, - сообщает он.

Я выхожу. Во дворе стоит Митрий. Молчит и смотрит на меня отчаянно.

- Ты чего?

Молчит.

- Ну заходи давай... - говорю я.

- Потом... Когда твои друзья уйдут...

- Какие друзья? Просто учимся вместе, заходи. Да не бойся!

- Не... Можно, я к тебе завтра ночевать приду?

- А тебя отпустят?

Митрий молчит, стараясь не зареветь.

- Ну, чего опять? - спрашиваю я. - Опять уезжать собрался?..

- Мы сегодня контрольную писали... - тоскливо шепчет он. - Вдруг двойка?..

- Да ну тебя! - сержусь я. - Тогда тоже говорил: налупят, налупят! Трусишь ты все и выдумываешь! Ведь не налупили...

- Сначала не налупили... - тихо говорит Митрий и задирает рубаху. - А потом налупили...

На ребрах у него три отчетливых фиолетовых полосы.

- Шлангом?

Митрий кивает.

- Андрюша! - выскакивает из дома Ленка. - Пошли чай пить, уже кипит...

- Сейчас. Ты иди... А может, у тебя и не двойка вовсе...

Митрий молчит. Ленка стоит в дверях и глядит на нас, раскрыв рот.

- А ты из какого класса? - спрашивает она у Митрия.

Митрий глядит в землю, долго не издает ни звука, но наконец шелестит еле слышно:

- Из третьего "А"...

- У Марь Палны ты, да ведь?

- Ага...

- Так можно пойти узнать... Я журнал когда относила, она как раз в учительской сидела, тетрадки проверяла... Как твоя фамилия?

- Соколков... - сообщает Митрий, и на глазах у него появляются слезы.

- Реветь еще рано! - сердито говорю я. - Перестань, а то в лоб дам! Лен, сбегай, а?

- Ага! - соглашается Ленка.

Убегает. Митрий стоит у забора, опустив лопоухую голову.

Ленка возвращается через полчаса, когда Митрий уже забыл о грядущем несчастье, сидит за столом и брызжется в Цыбулько чаем.

- Двойка... - говорит Ленка и глядит на Митрия с жалостью. - Попадет?

Митрий рыдает.

- Я хотела тетрадку стащить... - говорит Ленка виновато. - Но не вышло... Она такая сердитая: плохо контрольную написали, много двоек...

- А если ночью залезть? - предлагает Цыбулько.

- Я думала... - отзывается Ленка. - Но она тетрадки домой возьмет, я выспросила...

А я всегда думал, что все отличники и отличницы зануды...

- Зачем? - возмущается Цыбулько. - Все проверила, пар наставила, да еще и домой потащит!

- Чтобы про-а-на-ли-зи-ро-вать!.. - по слогам выговаривает Ленка новое слово. - Она так сказала...

Митрий все плачет.

- А она уходить не собирается домой? - спрашиваю я.

- Нет, ей еще половину надо проверить...

- Митрий, - говорю я, - не вой. Сиди тут и жди. Лена, дай, пожалуйста, твою косынку...

Я уже все решил.

Май зажег звезды на своем высоком светлом небе. Моя лошадка мчит по темнеющим улицам поселка, копыта цокают в пыли.

Дядька Самойленко посмотрел на меня хмуро, но ничего не сказал. Значит, разрешил покататься...

Но я не кататься поехал.

Я въезжаю на школьный двор и затаиваюсь в тени, у входа. Лицо у меня до глаз обмотано Ленкиной косынкой.

Я успел вовремя - окно учительской гаснет. Марья Павловна появляется на пороге нашей двухэтажной бревенчатой школы, зябко поводит плечами и выходит на улицу. Идет... Каблуки стучат по деревянному тротуару...

• Предыдущая
• 3/10
• Следующая