Воители безмолвия - Бордаж Пьер - Страница 97

• Предыдущая
• 97/124
• Следующая

Голый Тиксу очнулся глубоко под водой, ледяной и сильно соленой. Несмотря на недомогание, сильнейшую головную боль и ощущение, что находится вне тела, он рефлекторно заработал руками и ногами, чтобы выбраться на поверхность и глотнуть воздуха, притока которого настоятельно требовали легкие.

В глазах висела красная завеса. Ему казалось, что грудь вот-вот лопнет от давления на нее. Он уже решил, что никогда не выплывет на поверхность, что утонет, что эта нескончаемая масса воды станет его анонимной могилой. Почти потеряв сознание, он все же вырвался на поверхность, жадно начал глотать воздух, пропитанный соленой пеной, не переставая беспорядочно барахтаться среди подвижных дюн.

Старенький деремат Жеофо забросил его в самый центр океана, покрывавшего девять десятых поверхности планеты. Он не располагал никакими вехами для ориентации в серой безбрежности волн и в небе над собой, затянутом черными низкими тучами, которые закрывали звезды. Он не знал, на каком расстоянии находится континент Альбар. До него вполне могло быть несколько тысяч километров.

Он поплыл наудачу, чтобы восстановить кровообращение в начинающих окостеневать конечностях. И все время сплевывал соленую воду, попадавшую в рот от мечущихся высоких волн. Времени привести в порядок мысли не было. Прежде всего надо было выжить в этой водной пустыне, и он направил всю свою энергию на достижение этой цели. Но его отчаянные усилия были тщетными.

Он боролся до наступления ночи. Прошел все этапы отчаяния, когда желание бросить все становилось почти неодолимым. Эта мрачная и неравная борьба с океаном выглядела абсурдной. Вымотанное тело нещадно болело и требовало капитуляции, отказа от борьбы. Оно хотело вкусить покоя. Глубины звали его, и зов их был могучим, волны и ветер звучали в унисон, словно обещая освобождение, словно убаюкивая завораживающей песней легендарных сирен. Но невероятный инстинкт выживания брал верх над безволием и заставлял продолжать борьбу. Ему казалось, что он слышит слова Нолустрита, пастуха с Марки-ната: вы должны доказать, что обладаете великой волей к жизни… Великой волей к жизни… Каждое движение отяжелевших рук и ног было мукой, но образ Афикит каждый раз помогал отодвинуть фатальный исход. Ему казалось, что он ворочает воду тоннами, что холод и соль разъедают кожу, которая нещадно чесалась… Он не раз спрашивал себя, как ему удастся все это выдержать.

Ночь постепенно накрыла просторы вод своим темным одеялом. Поднялся сильный ревущий ветер и хищником заскользил в провалах между водяными валами. Они вздымались, походя на головы огромных разъяренных змей, и с ревом разбивались, окутывая его фонтанами пены. Замерзший Тиксу, который дышал скорее водой, чем воздухом, решил, что пробил его последний час. И в момент краткого прозрения призвал на помощь антру. Он уже знал, что динамическая сила звука жизни наполняла его энергией каждый раз, когда требовалось, особенно в периоды уныния. Благодаря антре, ему, посредственному пловцу, бедному смертному, удалось не утонуть, не умереть от переохлаждения. Тиксу этого не заметил, но звук с самого начала работал на полную мощность, пока его безграничная мощь не натолкнулась на стены узкой тюрьмы менталитета оранжанина.

И тогда, деморализованный этим открытием, он решил отказаться от борьбы, уступить колдовскому зову океанских глубин. С невероятным облегчением перестал работать руками и ногами, потерявшими чувствительность от холодных объятий воды. И позволил телу вертикально погрузиться в безмолвное, ледяное чрево океана. Ему никогда не увидеть Афикит, он не познакомится с ней близко, она будет жить без него… Вода была умиротворяющей, как заботливая мать… как обещание счастья, быть может… Сколько времени он, как камень, погружался в его бездонную пасть? Он не знал. Время потеряло свое значение… Все потеряло значение…

И вдруг его подхватил гигантский вихрь. Его ноги натолкнулись на что-то твердое и подвижное. Оранжанин еще не успел понять, что с ним происходит, как его понесло вверх к поверхности океана. Теряя сознание, он ощутил у плеча что-то эластичное, вслепую вскинул руку и ухватился за выступ, напоминающий хрящевой нарост. Давление несущейся навстречу воды заставило разжать руку, но он тут же поймал второй нарост и крепко вцепился в него. У него возникло неясное ощущение, что он попал на подвижный кусок сущи, который поднимался наверх. Тиксу не хватало воздуха. Его ноздри, рот, глотку заливала вода.

Неожиданно для себя он оказался на поверхности океана. Подвижная твердь под ним застыла. Тиксу, который скорчился, охватив нарост, обдавали потоки воды. Он кашлял и отплевывался, пытаясь восстановить дыхание.

Он был не на суше, а лежал на черном сверкающем загривке гигантского морского чудища. На толстой коже виднелось множество круглых отверстий, из которых вырывались фонтаны воды. Над огромным лбом торчал ряд белых острых бивней, разрезавших воду, которая мощными потоками бурлила по обе стороны его плоской головы. На вздутых боках виднелись феноменально большие прозрачные плавники, ударявшие по воде и вздымавшие титанические валы, которые разлетались на мириады недолговечных брызг. Длинный раздвоенный хвост то исчезал, то появлялся среди подвижных водных стен.

Чудовище оставалось на поверхности и неслось вперед, оставляя за собой ровный след, который не сразу стирали разбушевавшееся море и яростный ветер. Лежа на спине животного и не выпуская крепкого эластичного нароста, Тиксу постепенно собрался с силами, хотя на него иногда обрушивались волны. Кожа его превратилась в зудящий панцирь, покрытый ледышками и солью. Ему никак не удавалось согреться. Чудовище ушло от бури и оказалось в зоне затишья, где ревущий ветер превратился в бриз, а волны перестали заливать спину, тихо хлопая по огромным бокам.

Дрожащий, убаюканный качкой, измотанный усталостью Тиксу даже не спросил себя, почему и как это чудовище вырвало его из объятий бури. Он вытянулся на черной коже и уснул. Он несколько раз внезапно просыпался и видел через залепленные солью ресницы, что животное спокойно продолжает свой путь. Бивни рассекали ночь и спокойное море, как нос корабля. Оранжанин долгое время пробыл между сном и реальностью, между небом и водой, потом снова заснул.

Кусачий ночной холод снова вырвал его из неспокойного сна. Он сжался в комок, пытаясь удержать малейшие частицы тепла, но шею, плечи, спину, ягодицы и ноги обдувал холодный ветер. Он обсох, но соль разъедала кожу, и она сильно чесалась. В нее вонзались крохотные жала, проникая в каждую пору и в волосы.

Словно догадавшись о муках человека, которого животное несло на себе, оно исторгло из спинных отверстий фонтаны дымящейся жидкости. Вязкий теплый дождь окатил Тиксу, накрыв его плотным эластичным одеялом, мягким панцирем, который отделил его от холодного воздуха.

На горизонте вспыхнули первые проблески утренней зари. Оранжанина разбудил оглушительный грохот. Огромные зеленые акулы вставали на хвосты, с удивительной легкостью вырываясь из объятий океана, и с хриплым ревом перепрыгивали через чудовище. Он понял, хищники жаждали заполучить свою добычу, а добычей был он. Его сердце забилось, он приподнялся и прижался к наросту. Акулы, вначале напуганные размерами чудовища, становились все более агрессивными. Их плавники уже касались черных боков и хвоста. Одна из акул вдруг вырвалась из воды, устремившись в сторону Тиксу. Он успел увидеть белое брюхо и разверстую пасть с тройным рядом острых зубов. Машинально пригнулся, услышал, как рядом с его головой что-то хрястнуло, потом почувствовал тяжелый удар, приглушенный скрип, пронзительные вопли… Он повернул голову и увидел лес двухметровых, острых шипов, которыми ощерился загривок чудовища, – акула накололась на них. Проткнутая насквозь, она теряла кровь, хотя пыталась освободиться и сорваться с острых кольев, яростно колотя головой и хвостом. Но вскоре затихла. Шипы ушли под кожу, и труп соскользнул в черную воду, окрашенную кровью. И тут же остальные акулы, возбужденные запахом и видом крови, набросились на мертвого собрата.

• Предыдущая
• 97/124
• Следующая