Мать-Земля - Бордаж Пьер - Страница 60

• Предыдущая
• 60/105
• Следующая

Изредка он приходил к Афикит и Тиксу в каменный дом, построенный паломниками, и они спорили целыми ночами. От приемных родителей, в основном от Афикит, истекал поток нежности, который воссоединял его с собственной человеческой сутью. Без них, без их любви он вряд ли смог бы вернуться к людям, оставшись навсегда в сфере духа, укрывшись в тончайших полях, где нет ни пространства, ни времени, ни желаний, создающих пространство и время, превратившись в нематериальное существо, в дыхание, в искру, в звук, в волну. Без них у него давно бы иссякло мужество возвращаться в мир форм, в свою плотскую оболочку. Погружения в безмолвие давали такое ощущение свободы и легкости, что возвращение в телесную тюрьму сопровождалось невероятной болью, отвратительным ощущением разрыва с вечностью. И только руки и грудь Афикит имели власть облегчать его страдание, укреплять в решимости довести дело до конца.

Он ощутил невероятную радость, когда она объявила, что беременна: он, единственный сын, сможет играть с маленьким братишкой или маленькой сестренкой.

Он случайно обнаружил вход на тропу, ведущую к ковчегу. Как обычно, он сидел на склоне побелевшей от снега горы. Черный орел опустился на землю в нескольких метрах от него. Мягкое тепло весеннего солнца убаюкивало каждую клеточку его тела. Уже несколько часов, дней или месяцев (понятие времени в этом состоянии отсутствует) он бесцельно дрейфовал по потокам внутренней энергии. От усталости он забыл о якорях, державших его душу в неволе, и вдруг на фоне бесконечности появилась дверь из белого света. Они влекла его, звала. Он переступил порог и вступил на сверкающую узкую тропу, разрезающую непроницаемый мрак, плотный, как непреодолимые стены. По мере его продвижения тропа сужалась, а воздух вокруг него сгущался. Его пронзали ледяные лезвия, крошили тело, уничтожали его структуру, атаковали суть его существа. Он столкнулся не со смертью, мягким расставанием с отслужившей телесной оболочкой, а с чем-то ужасающим, с отрицанием жизни, с абсолютным небытием. Он боролся со страхом, с искушением повернуть вспять.

Небытие считало, что выполнило самое трудное: его подчиненные трудились на всех обитаемых планетах, успешно стирали память человечества, горный безумец улетел в другую вселенную после пятнадцати тысяч лет неусыпного бдения, которое не ослабевало ни на мгновение… Все было готово к приходу Бесформенного, но вдруг на тропе, ведущей к ковчегу истоков, появился человек, человек, который сможет воссоединить людей с их суверенностью, если проявит упорство в своем предприятии. Тысячи лет Бесформенный борется с человечеством, искажает слова истинных пророков, сеет смерть и одиночество, удаляет человека от его истоков. С начала времен, когда первые искры брызнули светом, когда случайное тепло родило волны, а потом формы, когда боги решились пойти на опыт творения, Бесформенный постоянно отступал под напором волн-частиц и плотной материей. Бесформенный бессильно наблюдал за сверкающим распространением вселенной. Но в момент, когда он повернул развитие вспять, когда был готов подсчитать дивиденды за свой терпеливый труд по разрушению творения, появилась помеха – человек в поисках своих истоков.

Шари увидел вдали удивительную конструкцию из света, храм о семи колоннах, стены которого были украшены невероятно сверкающими витражами. Тайное место, где хранятся индисские анналы, человеческая память, незыблемые законы творения… Его охватило сильнейшее волнение. Он ускорил шаг, ибо атаки Бесформенного становились все яростнее, все ужаснее. Его терзал холод, с невероятной силой сковывал конечности. У него возникло странное ощущение, что ковчег удалялся по мере того, как он к нему приближался.

Бесформенный, если не мог бороться на равных с людьми-истоками, использовал слабости каждого отдельного человека. Он беспощадно врывался в дух Шари, выкапывал забытые воспоминания, использовал эмоциональную незрелость, подстегивал сомнения, пробуждал подспудные страхи. Единая суть Шари растрескалась, развалилась на части, внезапно распалась, и все ее фрагменты, изолированные, окруженные пустотой, вступили в конфликт между собой. Потоки ненависти и ужаса затопили его, унесли вдаль. Контуры храма и дорога к нему растаяли, испарились. Его подхватили витки беспросветно черной и холодной спирали, в сердце которой он потерял сознание…

Он проснулся на льду темной и пустынной планеты. Подавленный провалом, он даже не попытался вернуться на Мать-Землю. Ученики возвели его в ранг махди, и он считал, что не имел права показывать им свое поражение. Он явится перед ними только тогда, когда преуспеет в своем начинании.

Но даже если бы он хотел вернуться, он бы не смог. Ибо вибрация антры покинула его, как он надеялся, временно, и ему, голодному и промерзшему, пришлось многие дни идти по ледяной земле. По пути, спасаясь от жажды, он сосал ледышки. Он отыскал убежище в подземной галерее, где было тепло от горячего сернистого источника. Он питался янтарной сладковатой субстанцией, которая сочилась из живых, подвижных и шумных, стен убежища. Он очень много спал, словно тело его должно было набраться сил после долгих ночей бдения, когда он искал тропу. Остальное время он думал о жестоком разочаровании своих учеников, искателей истины, которые пересекли пространство, иногда с риском для собственной жизни, чтобы выбрать его наставником.

Несколько раз его посещала мысль о самоубийстве, но образы Афикит и Тиксу, мысль о брате или сестре каждый раз мешали ему совершить необратимый поступок. Охваченный мрачными предчувствиями, он говорил себе, что больше никогда их не увидит и никогда не обнимет. Какое воспоминание оставил он после себя? Забудут ли его приемные родители, разочаровавшись в нем? Хотя они были существами щедрыми, склонными к прощению… Но он не мог простить провала самому себе. Он обязан проникнуть в ковчег и ознакомиться с индисскими анналами.

Антра зазвучала, когда тело Шари восстановилось после продолжительных купаний в горячем сернистом озере и стало способным принять ее. После семи лет погружения в полное безмолвие он вновь увидел окно света и вновь двинулся по тропе, вновь увидел ковчег. Но дикий, невыносимый страх охватил его, когда он переступил порог ковчега. Он забыл о своей решимости, опять позволил небытию расчленить себя на куски, вновь его засосала могучая спираль пустоты… Бесформенный во второй раз одолел его.

Он пришел в себя в крохотной комнатке с белыми стенами. Он смутно помнил, что его тащила на своих плечах молодая женщина, а потом уложила на кровать. Он ощутил, что антра продолжала звучать в закоулках его души, а не покинула его, как в первый раз. Быть может, это был прогресс, знак, что он начал преодолевать атаки Бесформенного. И решил немедленно возобновить свои попытки. «Войти в контакт с истоками, – говорил горный безумец, – иначе людям придет конец…» Он вдруг услышал шаги, щелканье замка. Он был еще слаб, захвачен врасплох, а потому не попытался проверить намерения существа, которое собиралось войти в комнату. Он мгновенно перенесся в тончайшие зоны эфира, в те слои, которые были недоступны нетренированному духу. И спрятал тело от обычного взгляда.

Она не могла видеть его, но он поразился ее красоте. Все величие души можно было прочесть на лице девушки. Не желая расставаться с ней ни на мгновение, он последовал за ней в душевую. Она разделась, отодвинула занавес душа и отдалась ласкам горячей воды. Он был заворожен и не мог оторвать взгляда от длинных черных волос, от влажной медной кожи, от коричневых сосков, подчеркивающих волнующие холмики ее грудей. Шари до сих пор не обращал внимания на женщин. И знал лишь материнскую нежность Афикит. Даже не задавал себе вопроса, был ли статус махди совместим с супружеской жизнью, по одной простой причине – он еще никогда не слышал гимна любви, никогда не испытывал тиранического призыва плоти. Тело Оники вдруг связало его с примитивными, животными корнями. Он внезапно почувствовал себя мужчиной, по телу пробежали волны удовольствия, и его охватило свирепое желание. Он тут же появился перед юной девушкой.

• Предыдущая
• 60/105
• Следующая