Отходная молитва - Боукер Дэвид - Страница 43

• Предыдущая
• 43/59
• Следующая

Постепенно он начал замечать мир вокруг себя: птиц на ветках в саду, темные облака, нежные побеги кустов и деревьев, отчаянно тянущиеся к свету.

В конце концов он понял, что длительное расследование якобы совершенного им превышения полномочий — лишь пустая формальность. Просто его начальству требовалось время, и они тянули резину, хотя все уже давно было решено. Его карьера закончилась.

Как-то раз заглянул Герейнт — сыпал шутками и постоянно вспоминал о тех славных деньках, когда они с Лаверном только начинали в Манчестере. Оба молчали относительно дальнейшей судьбы Лаверна, хотя, уже стоя на крыльце, Герейнт довольно бестактно протянул другу изрядно потрепанную книженцию под названием "Радости заслуженного отдыха".

Донна тревожилась за мужа, но понимала, что он сам сумеет справиться с ситуацией. Тем более что Лаверн не любил, когда вокруг него суетились. Даже когда болел. В этом отношении он напоминал зверя, который уползает прочь и прячется до тех пор, пока не выздоровеет или не околеет. Донна знала: ее муж слишком упрям и силен духом, чтобы сломаться и утратить всякую надежду. У него всегда находились новые идеи, новые планы, которые помогали ему преодолеть неприятности и вновь зажить полноценной жизнью.

Самый последний его план состоял в одном: в одиночку или вместе с полицией уничтожить Хьюго Принса. Лаверн позвонил Линн, чтобы узнать, что она думает о хозяине Норт-Эбби. Она уже видела его? Смутившись, Линн призналась бывшему шефу, что не имеет права обсуждать с ним служебные дела, потому что теперь — по крайней мере формально — он рядовой гражданин. Это известие явилось для Лаверна неприятным сюрпризом. Подобно многим полицейским, он привык считать рядовую публику скопищем разного рода малоприятных личностей.

Ему наконец вернули одежду и личные вещи, очевидно, не найдя среди них ничего, что могло послужить уликой. В том числе и книжку, которую Эдисон Реффел настоятельно рекомендовала ему прочесть — "Моя жизнь кахуны" Бабули Мэй. На некоторые страницы попала кровь. Одежду Лаверн сжег, а вот книгу оставил. Холодным февральским днем, поставив рядом с собой полный кофейник, он уселся возле камина и наконец-то взялся за чтение.

В книге оказалась целая глава, посвященная отходной молитве. Лаверн заставил себя сосредоточиться. Но, преодолев буквально пару предложений, с трудом поборол желание зашвырнуть чтиво куда-нибудь подальше. На второй странице его уже тошнило. Книженция была написана в незамысловатой манере, а авторские сентенции оказались настолько избиты и банальны, что дальнейшее их чтение уподоблялось истинной пытке. В конце концов книга все-таки полетела через всю комнату.

Через несколько дней, копаясь в машине, Лаверн обнаружил на заднем сиденье сумку. Он совершенно о ней позабыл. В сумке лежали скудные пожитки Эдисон Реффел. Старая косметичка, несколько маек, какие-то носки, белье, упаковка прокладок и поношенное кимоно — не иначе как подарок самого Принса. Лаверн уткнулся в кимоно лицом, вдыхая теплый запах ее тела. Решение пришло к нему моментально.

Он вспомнил, что Эдисон высоко отзывалась об авторе книги. Отлично понимая, что без ее помощи Принса ему никогда не поймать, Лаверн вернулся в дом. Подойдя к письменному столу, открыл ящик и достал оттуда блокнот и ручку.

Спустя несколько часов, отправив в корзину не один скомканный лист, он все-таки сочинил письмо Бабуле Мэй на ее бристольский адрес.

В пять часов бывший суперинтендант уже был у почтового ящика в конце улицы. Но не успел он бросить в прорезь письмо, не успел еще уловить глухой стук конверта о дно ящика, как тотчас устыдился собственной наивности.

Медленно бредя к дому, он мысленно корил себя за глупый, поспешный, прямо-таки бабский поступок — слыханное ли дело, чтобы Лаверн обращался за помощью к какой-то там шарлатанке!..

Спустя два дня он съездил в Йорк, в городскую библиотеку. Там провел все утро среди скучающих студентов и кашляющих пенсионеров, просматривая исторические справочники, пока наконец в одном толстом томе не нашел тс, что искал.

В 1188 году произошел один из позорнейших эпизодов в истории Йорка, когда на городском рынке был заколот раввин Давид с Кроличьей улицы. Причины убийства оставались неясными, или, вернее, исторические источники о них умалчивали.

Убийцей раввина был Томас Норт, торговец шерстью, впоследствии возведенный королем Ричардом за участие в третьем Крестовом походе в рыцарское звание. Судя по всему, Норт не понес никакого наказания; видимо, никто из жителей города не пожелал давать против него показания. Были мнения, что это преступление явилось первым в цепочке ему подобных, кульминацией которых стал печально известный погром 1190 года — тогда вырезали практически все еврейское население города. По возвращении из Святой Земли Норт основал собственную масонскую ложу.

Лаверн нашел соответствующую ссылку. Вот что там говорилось:

"Рыцари Христа" — масонская ложа, основанная сэром Томасом Нортом в последнем десятилетии XII века. Известна тем, что собрала под свои знамена глав всех масонских братств Йорка, оставив, однако, за ними право осуществлять непосредственное руководство деятельностью вверенных им гильдий. Распространенное мнение о том, будто члены ложи практиковали языческие ритуалы, в том числе и человеческие жертвоприношения, не имеет под собой веского основания. После 1348 года, когда Черная Смерть уничтожила большую часть населения города, упоминания о "Рыцарях Христа" практически отсутствуют, хотя вплоть до наших дней время от времени возникали секты, претендовавшие на это название".

Лаверн вернулся к себе в пустой дом. Был вечер пятницы, и Донна дежурила в ночную смену в хосписе. В блокноте возле телефона она оставила для него записку: "Позвони Мэй, Пензанс 33-10-10. PS. Обед в духовке".

Новость выбила его из колеи. Мало того что его письмо, несмотря на всю нерасторопность Королевской почты, дошло до адресата в считанные дни, но то, что она откликнулась с такой быстротой, — нет, это просто в голове не укладывалось и наводило на подозрения.

Лаверн заварил себе чаю и с кружкой в руке уселся у телефона. Он несколько раз в нерешительности поднимал трубку и клал ее снова, пока наконец не заставил себя набрать номер. Пришлось выждать несколько длинных гудков, прежде чем на том конце взяли трубку — женский голос повторил только что набранный им номер. Это был ровный, спокойный голос немолодой женщины. Лаверну показалось странным, что в нем совершенно не чувствовался акцент.

— Мэй? Это Лаверн.

— А-а, здравствуйте, мистер Лаверн, — теперь голос проникся теплотой, — я так и подумала, что это вы.

— Ты позвонила мне, — произнес он наобум, — значит, мое письмо дошло до тебя.

Мэй рассмеялась:

— Вы как-никак детектив.

Неожиданно у Лаверна напрочь отшибло все мысли, и он не нашелся с ответом.

После затяжной паузы Мэй заговорила вновь:

— Какой кошмар — я имею в виду Эдисон. Такая милая девушка. Такая приветливая. Разумеется, я с радостью вам помогу.

— О, спасибо. Заранее благодарен. Что ты предлагаешь?

— Предлагаю, чтобы вы приехали ко мне в Корнуолл на пару деньков.

— Корнуолл? Но ведь это такая даль.

— Да, но разве поездка того не стоит? — В голосе Мэй послышалось разочарование. — Боюсь, по телефону я ничем не смогу вам помочь. Даже если очень захочу.

Лаверн задумался.

— Не знаю. Мне нужно поговорить с женой.

Мэй заметно приободрилась:

— И жену привозите. Можете хоть завтра.

— А где ты живешь?

Она продиктовала ему адрес в Сент-Айвсе. Сраженный наповал ее гостеприимством, Лаверн записал.

— А ты уверена, что мы тебе не помешаем? Согласись, ты меня совершенно не знаешь.

— Наоборот, мистер Лаверн. У меня такое чувство, будто мы знакомы всю жизнь.

Раздался щелчок — на том конце положили трубку.

В пять утра Лаверн забросил во вместительный багажник «ровера» небольшой чемодан и направился в Корнуолл. Он вел машину по темному шоссе, и только Фрэнк Синатра делил с ним одиночество. Не то чтобы Лаверн был большим его поклонником, но некоторые вещи слушал не без удовольствия. Донну он оставил дома — наверняка она уже спит. Жена без особого энтузиазма отнеслась к его новому путешествию. И хотя Донна не собиралась удерживать его дома, в ее взгляде читалась знакомая ему настороженность — такая же, как и у Линн Сэвидж. Похоже, только психиатры не сомневались, что он в своем уме.

• Предыдущая
• 43/59
• Следующая