Бермудский треугольник - Бондарев Юрий Васильевич - Страница 58

• Предыдущая
• 58/65
• Следующая

В девятом часу вечера приехал без предварительного звонка Спирин, по обыкновению, немного навеселе, привез в дипломате бутылку “Мартеля”, потер руки, сказал:

— Зело хочу выпить с тобой, Андрей! Физиономия у тебя пасмурная.

— Был у Пескова? — спросил Андрей. — Думаю: здесь он ни при чем.

— Не торопи историю, старик. Дай просушить горло, — взмолился Спирин, откупоривая бутылку. — И ставь не рюмки, а фужеры. Из рюмок по ночам тайком пьют тараканы. Чувствуешь, какой запах? Шик! Юг, море, солнце, Франция! Будем закусывать лимоном, орешками и турецким рахат-лукумом. Я привез эти деликатесы… Дай только сахар к лимону. За удачу, хоп? — И, щедро разлив действительно пахучий коньяк, чокнулся с Андреем, выпил до дна, захрустел орешками, проговорил: — Ты прав. Песков — медуза. Но профессиональный негодяй и спекулянт. Прижал я его крепко, без церемониала, толстяк рыдал белугой, грохнулся на колени, клялся и божился, что у него и в голове ничего противозаконного не было, что он, дескать, глубоко уважал талант Демидова и глумления бы не совершил. Одначе… веры ему у меня — никакой. Хреновый искусствовед, торгаш, денежный мешок, имеет дело с иностранными посольствами. А улик никаких. Перешерстил всю его квартиру. В общем — не квартира, а музей. Работы твоего деда я малость знаю, точнее говоря — почерк, манеру. Думал, наткнусь на какую-нибудь дуриком заначенную вещицу Демидова… Безрезультатно. Был в его магазинчике — итог тот же. Ноль целых… Есть у него дача в Кратово. Туда сегодня не добрался. Но подозреваю — стервец он ушлый и на даче ворованных вещей держать не рискнет. Дача проходимца — это куда сыскари с налета прут с обыском. Дачу Пескова я прощупаю при помощи своих ребят. Перероют весь участок.

— Загадочно, — пожал плечами Андрей. — Я чуть-чуть понимаю область твоей работы. Но что за ребята, прости за детский вопрос?

Спирин вторично разлил коньяк, понюхал, сладостно округляя ноздри — “умереть можно, южная благодать!” — и ответил как бы между прочим:

— У меня в распоряжении, старик, десяток отменных молодцов. Так что будь уверен!

— В чем, Тимур?

— Ребята знают свое дело, мастера классные. Профессионалы на подбор. Главное — держать сейчас уши топором на таможне. Сигнал туда уже дали. Будут щупать иностранцев, — сказал Спирин и бросил горсть орешков в рот, с аппетитом закусывая коньяк. — Что раздумываешь? О чем затосковал, детина, ездок приветливо спросил. Пей и никаких интеллигентских сомнений! Я берусь раскрутить твое дело, потому что знаю, кто такой в искусстве твой дед. Да и ты мне не чужой. Хоп? Возражений нет? Так что если картины в России, мы их раскопаем. Это наша забота. А ты, старина, подумай о гонораре моим ребятам, которые будут трудиться в поте лица. Вот это твоя забота. Подчеркиваю: не мне гонорар, а им! Все мои действа — любовь к охоте.

— Какой нужен гонорар, Тимур? — спросил Андрей и нахмурился. — От машинных денег остались гроши. Мне пришлось заплатить в клинике.

— Знаю. Какой гонорар? Ну, тысяч десять баксов авансом. Ладно! Не хмурься, дал скорость! Пру на красный свет! — Спирин хохотнул, сделал жест, словно засучивает рукава, и принялся резать на блюдечке сочащийся лимон, приговаривая: — Божественная закуска, которая перекосорыливает любую рожу, а мы тем не менее — сдобрим лимон сахарком — и порядок. А насчет гонорара, старик, я тебя никак напужал, как говаривают в деревенских романах. Сумма прописью выяснится, естественно, после завершения дела, но что-то ребятам заплатить придется. Сыском будет заниматься крупнейшая частная контора. Не в моей она власти. А сыскные услуги во всем мире оплачиваются. Пока обойдемся без аванса. Беру на себя диппереговоры. Хоп, на этом речи о финансах замораживаем. По-моему, я рано повернул разговор не туда, одначе жизнь есть жизнь, и я обязан был коснуться хлеба насущного и предупредить тебя.

— Понимаю, — сказал Андрей. — Что ж… Мне просто придется что-то продать…

Задумчиво он вытянул из пачки сигарету, задумчиво повертел в пальцах зажигалку и не прикурил, выбирая время для главного, о чем хотел спросить многоопытного Спирина.

Он открыто не решался говорить о пистолете, с войны лежавшем в столе Демидова, но все-таки оружие внушало Андрею тревогу, и не мешало бы знать после ночных телефонных звонков, небезопасно ли было с целью самозащиты носить его без нужного разрешения.

— Я хотел у тебя узнать… — прервал молчание Андрей. — Скажи, можно сейчас купить на рынке какой-нибудь пистолет? И если можно, то как получить разрешение на оружие?

Спирин заинтересованно прищурился:

— Именно какой пистолет? “Народный” ТТ сороковых годов — самый дорогой, стоит баксов восемьсот-девятьсот. ТТ чешского и венгерского производства, сделанный из дерьма и старых кальсон, в два раза дешевле. Солидный, забугорный потянет на тысячу. А для чего, собственно?

— Видишь ли, Тимур, не хочу впадать в панику, но если хочешь знать: после моих статей мне начали звонить ночью…

— И объясняться в любви? — хохотнул Спирин и медленно пригладил залысины светлых волос. — Модно и тривиально. И ты — что? Послал, конечно?

— Что-то в этом роде, — сказал Андрей. — Любовно обещают отрезать голову и бросить в помойку или положить к дверям квартиры в целлофановом пакете.

— Больше чем понятно. А посылать молодцов не стоило. Надо было сказать: учту, братки, спасибо. — Спирин выпил и, не освобождая лицо от смакующего выражения, посыпал ломтик лимона сахаром, пососал, говоря: — После твоих статей ожидать хвалы и одобрений было бы, по меньшей мере, наивным простодушием. Они такой правды не прощают, коли ты назвал всю эту пиночетовскую историю девяносто третьего “поджогом рейхстага в России”. Так у тебя черным по белому сказано? Видишь, я тебя почти цитирую. Да плюс к этому… Как там сказано у тебя? “Гестапо, созданное лжедемократами?” Так, помнится? Ну, силен ты, Андрей, шибко силен! Взыграла в тебе настоящая жилка журналиста: правда или смерть.

Смерть или правда. — Спирин напряг ноздри, подавил полузевок. — О, дьявол, плохо высыпаюсь. Вот есть вопрос. А не мстил ли ты за эту отметину на щеке? — Светлые, со стальным оттенком глаза его нашли розовый шрам-подковку на щеке Андрея. — Бесспорно, помяли тебя тогда здорово. Хотя могло быть и хуже. Так мстил? Или нет?

Андрей ответил:

— Если скажу “нет” — совру, скажу “да” — совру наполовину.

— Угрозы идут или от твоих ублюдков-костоломов, или от их знакомцев из какой-нибудь мафии. Кстати — провокации, как бумажные цветы на похоронах. Дешевы. Все — на провокациях.

Андрей напомнил, нахмуренный:

— Ты хорошо понимаешь, зачем мне нужен пистолет. Быть защищенным.

Спирин посмотрел в упор скучными глазами:

— Старик, за тобой они будут охотиться, выбирать ситуацию. Но пистолет хорош в руках того, кто быстрее сумеет выстрелить — хмыряк или ты. Иначе — не пистолет, а болванка, железка. Лучше носить за пазухой водопроводную трубу. Вот смотри! Три-четыре секунды на выхват!

И он молниеносно раздернул полы своего незастегнутого модного пиджака, выхватил из скрипнувшей под мышкой кобуры пистолет, подкинул его, заставив перевернуться в воздухе, и вновь цепко поймал, как это делали герои ковбойских боевиков. Сказал:

— Куда можно лупануть в твоей комнате? Хочешь, собью с люстры сосульку? Где у тебя что-нибудь недорогое? Выстрела не будет слышно. Сталинский дом, стены метровые. Для страховки навинчу глушитель. Увидишь, как это делается. Попробовать?

— Что ж, — разрешил Андрей, подхваченный остро-щекочущим риском при виде оружия, словно влитого в руку Спирина. — Но одно условие. Разобьешь люстру — купишь новую.

— Обещаю.

Спирин натренированными пальцами навинтил глушитель, краем глаза подмигнул Андрею и вскинул руку. Раздался несильный щелчок, как от выстрела воздушного ружья. Хрустальная висюлька на обводе люстры веерообразно брызнула искорками, осколки с тонким звоном посыпались на пол. Не ожидавший такой безукоризненной меткости, Андрей сказал:

• Предыдущая
• 58/65
• Следующая