Выбери любимый жанр

Клуб грязных девчонок - Валдес-Родригес Алиса - Страница 22

Изменить размер шрифта:

Все друзья Роберто в Майами. Там наш брак, наверное, сложился бы иначе. В домах Кубинского Майами редко проявляют насилие, потому что все друг к другу ходят и за тобой обязательно приглядывают. Родители колотили бы друг друга гораздо чаще – и меня тоже, – если бы рядом постоянно не находились друзья, приходившие продегустировать запасы наших кладовых. У нас эмоциональная семья, но немного крика, ругани и колотушек никого не убьет. Так случается в семьях. Я хотела бы, чтобы мы жили где-нибудь еще. Ярость Роберто начинает пугать меня. Мы здесь одни. Но у него хорошая работа.

Я мечтала бы наполнить дом топотом маленьких ножек – девичьих, в кожаных башмачках. Я на третьем месяце и сказала доктору Фиск, что не желаю знать пол ребенка до тех пор, пока он не родится. Но сама уже знаю – это девочка. Не понимаю, почему такую дурноту принято называть утренней – я испытываю ее денно и нощно. И другие женщины, которых я знаю, страдали сильнее всего по ночам. Моя мать мучилась со мной, а с братьями – нет. Я чувствую, что это девочка. А если ошибаюсь, будем продолжать до тех пор, пока не родится дочь.

Роберто тоже хочет ребенка. Я поняла это, когда он завел разговор о том, что нужно разровнять и вычистить задний двор, чтобы снова поставить туда гимнастические тренажеры для начинающих ходить. Он считает, что у нас будет мальчик. Такой уж он человек, sabes[79]. Но я перестала обращать на это внимание. Есть такие вещи, из-за которых с ним бесполезно сражаться.

Он клянется, что ему пришлось обращаться к врачу после нашей последней крупной ссоры в гостинице в Нью-Хэмпшире. Тогда, после лыж, он сломал мне ключицу, убедив себя, будто я осталась днем в номере, чтобы изменять ему с подростком, который подавал нам с Лорен горячий шоколад.

– Я видел, как он на тебя смотрел, – бросил муж. Полный бред. Я даже не помнила, как выглядел этот мальчик. Но Роберто решил, что синяки на шее появились потому, что он целовал меня в туалете. Поставил ногу мне на грудь и давил до тех пор, пока не треснула кость. Я сказала, что сломала ключицу, когда каталась на лыжах, и Лорен, слава Богу, поверила.

Я тоже не без греха. Бывает, набрасываюсь на Роберто и сама колочу его. Он намного крупнее меня, но, поверь, иногда огребает. В прошлый раз Роберто сделал все, как у него принято, – толкнул меня, обозвал дурными словами в присутствии мальчиков и велел собирать вещи. Но он никогда не бьет меня при них – не бьет сильно. Оттягивается, только когда мы одни. Этого я не понимаю. В брачных союзах общество всегда склонно обвинять мужчину. Но моя мама поколачивала папу ремнем. И признаться, я унаследовала ее привычку. Если Роберто ударит меня, ему приходится защищаться самому. Но я не хочу, чтобы посторонние проведали о наших делах, и о них никто не знает. В основном мы счастливы друг с другом, и только это имеет значение.

Он потрясающий отец и опора сыновьям, и это главная причина, почему я не ухожу. У Роберто хорошее чувство юмора, хотя многие находят его странным. Как правило, он добр и рассудителен. На прошлой неделе заметил, что мне грустно, и принес домой из «Крейта и Баррела» целый пакет сладких подушечек. Вспомнил, как я сказала, что люблю их, когда мы проходили мимо магазина, возвращаясь из кино. Я и не думала, что он обратил внимание на мои слова. А Роберто, оказывается, запомнил, что я люблю подушечки. Он постоянно удивляет меня такими поступками. У меня консервативные представления о семье и браке, и я рада, что между нами хорошее преобладает над плохим. Роберто всегда страдает после того, как сорвется, и старается загладить вину. А как бы иначе я получила «лендровер»?

Я понимаю, он не нарочно – просто так воспитан. Его отец был (и до сих пор остается) пьяницей и всегда психует, когда напивается. И бедняга Роберто получал тумаки – то есть его по-настоящему колотили, в том числе всякими металлическими штуковинами, даже ломали кости, а он говорил врачам, что упал с велосипеда. Только я об этом знаю. Даже мои родители ничего не подозревали, хотя многие годы водили знакомство с его родителями.

Только не подумайте, что мы какая-то бедняцкая семья, где муж ходит в исподнем и лупит почем зря свою женушку. Por favor[80]. Роберто всегда рассчитывает так, чтобы его отметины не оставались надолго на видных местах, где их могут заметить, – с разбитой губой я просидела дома лишь несколько дней. Как-то однажды от его пальцев у меня на руках появились синяки – тогда Роберто заподозрил, что я флиртую с садовниками (ничего подобного, конечно же, не было), но они прошли через час. А я саданула ему под глаз, и он целую неделю объяснял всем, что ударился ракеткой.

Мыс Роберто любим друг друга. Понимаем, как строятся наши отношения. Скажете, они не идеальны? Нет. Но это любовь. А любовь никогда не идеальна. Если бы я умела держать себя в руках, то и он владел бы собой. Вина обоюдная. Роберто способен измениться, я знаю. Скажете, глупые женские бредни? Мне все равно. Роберто – родственная душа, мой лучший друг. Я не помню своей жизни без Роберто. Он, как брат, всегда рядом. А наши неурядицы, если угодно так называть их, кроются в самой глубине.

Наши дедушки совместно владели ромовой компанией на Кубе, а предки много поколений назад прибыли из Австрии и Германии. Родители общались с тех самых пор, как вместе с другими удрали с острова в 1961 году. В пятый день рождения Роберто я вцепилась в его каштановые кудряшки, и мы катались с ним по всему двору. И потом очень долго держались друг с другом грубовато, словно брат и сестра. Во время празднования моего quinceanera[81] (первого среди еврейских девушек в Майами) Роберто столкнул меня в гостиничный бассейн в моем красивом шелковом платье. Но и я ухватила его за лодыжку и потянула за собой. Мы десять минут окунали друг друга, а потом обменялись первым поцелуем и барахтались в воде, пока моя Mami не завопила с берега.

Я не признавалась sucias о своих трудностях, только рассказала Элизабет, своей лучшей подруге, о наших стычках и о случайной пощечине. И это все. А остальным не смогла. Я знаю sucias: они моментально вызвали бы полицию и засадили Роберто в тюрьму. Полагают, что все зло от мужчин. Sucias одобрили бы, если бы я от него ушла. Но все они сделали карьеру. А я, проведя восемь лет в роли домохозяйки, боюсь остаться одна. Как я прокормлю и воспитаю двоих – ay, chica – теперь уже троих детей? У меня нет никакого опыта. И потом, я привыкла к определенному образу жизни, а он требует таких денег, каких мне никогда не заработать.

Мои родители уже не богаты, как бы это ни выглядело со стороны. Они по-прежнему владеют домом на Палм-Айленд и «Мерседесом» десятилетней давности. Но это все, что у них осталось, кроме кредитных карточек и друг друга. На прошлой неделе мать позвонила и попросила взаймы. Соседи ничего об этом не знают, но пять лет назад отцу пришлось объявить о банкротстве.

Мои дедушки и бабушки, Господь упокой их души, владели на Кубе целыми городками на холмах и привезли в Майами кучу денег. Там они попытались основать новый бизнес: сеть автоматических прачечных, аптеки, рестораны, радиостанции (кое-что возглавил мой папа). Но отец больше преуспевал в организации празднеств, чем в делах. То же самое и с Mami, которая до сих пор очень красива. Но поскольку дед почил уже десять лет назад, кому-то надо организовывать бизнес.

Mami до сих пор каждую неделю покупает новое платье – привычка, усвоенная с тех пор, когда она была хрупкой, испорченной девчонкой и росла на Куинта-авенида в Миромаре. Она так и не научилась сдерживать себя в тратах, да и зачем? Я люблю Papi, но должна признать, что он не семи пядей во лбу. Складывает в стопку банковские уведомления, не потрудившись взглянуть на них. В прошлый раз, приехав, он расстроил меня тем, что по-прежнему мнет счета ATM и швыряет в ближайшую урну.

Когда мне исполнилось шестнадцать и я попросила машину с откидным верхом, отец купил мне «мустанг», а мама повела в магазины за нарядом для променада по Родео-драйв в Беверли-Хиллз. Тогда я не понимала, что благополучие родителей уже клонится к закату. Они нанимали пятнадцать человек подавать напитки на нашем заднем дворе, а я пробиралась мимо ног взрослых и бросала в канал пятицентовики и десятицентовики, а не центы. Отпуск длился целый месяц. Круизы, джаз-фестивали в Европе. С другим и семьями моих одноклассников мы ездили в Рио-де-Жанейро на карнавал, в Канны – на кинофестиваль. Весной мать возила меня в Нью-Йорк за одеждой, осенью – в Буэнос-Айрес – за обувью и сумочками.

вернуться

Знаешь (исп.)

вернуться

Я вас умоляю (исп.)

вернуться

Пятнадцатилетие (исп.)