Черепаха без панциря - Шилович Георгий Владимирович - Страница 3
- Предыдущая
- 3/32
- Следующая
Но, как говорится, обещанного три года ждут... Пока Шурка дождался камеры, наступили летние каникулы. Первые невеселые для него каникулы - с работой на осень по русскому языку. Вполне понятно, что он и не заикался о кинокамере.
Микола тем временем сдал экзамены за первый курс университета и вместе с друзьями, прихватив кинокамеру, поехал на целину. Их комсомольско-молодежный отряд должен был пробыть там до конца сентября. Вместе со студентами других институтов. На прощание он сурово сказал брату:
- Не бездельничай. Не теряй зря времени. Теперь без науки, без знаний и шагу не ступишь, не то что опыты с оптикой ставить.
Шурка вовсе и не считал себя бездельником. И чтобы доказать это брату, он решил не отступаться от своей затеи. Особенно после того, как однажды прибежал к нему Казик с новенькой кинокамерой.
- Не лишь бы какая - "Амбассадор"! - не удержался он, чтобы не похвастаться. - Из Ленинграда отец привез.
- Заграничная? - не поверил Шурка, потому что камера была точно такой же, как и у Миколы.
- Да нет же, наша! На экспорт в Англию идет.
- А почему "Амбассадор"?
- По-нашему - посол, - объяснил Казик.
"Амбассадор" на красивом витом ремешке висел у Казика на шее, и он все нацеливался то на Шурку, то на стены... Вертелся, приседал, щелкал затвором, показывал, как он будет снимать.
Вот тогда Шурка и рассказал Казику о своем замысле. Но Казика это не очень увлекло. К тому же он собирался на все лето в деревню, в родные места отца. Он сказал:
- Вернусь - попробуем. Ладно?
- Как хочешь, - огорченно ответил Шурка.
И все же опыты с объемным кино он не забросил. Надумал приспособить к киносъемкам свой "ФЭД". Попробовал фотографировать на узкую пленку одни и те же неподвижные предметы. Закреплял фотоаппарат на штативе и щелкал кадр за кадром, пока не кончалась вся кассета. Потом перезаряжал и повторял те же самые кадры, но уже сместив "ФЭД" немного в сторону, как раз на расстояние между глазами.
Иной раз, наблюдая за занятиями сына, мать недовольно говорила:
- Что это ты все колдуешь? За учебники бы лучше взялся. А то и не заметишь, как лето пролетит.
- Ничего, еще успею, - успокаивал ее Шурка и снова брался за свое.
Трудно сказать, чем бы это все кончилось, если б не Агей Михайлович.
Как-то в середине июля учитель наведался к Шурке. Шурка как раз нацеливался "ФЭДом" на вазон.
- Ого! - удивился Агей Михайлович, поздоровавшись. - А я и не знал, что Протасевич-младший тоже фотографией увлекается! Интересно, какая у тебя выдержка при таком освещении?
Шурка смутился: он не предполагал, что Агей Михайлович придет в это время. И очень удивился, что учителя математики тревожит его подготовка по русскому языку.
- Безусловно, и отдыхать надо, - говорил Агей Михайлович, - но кто же виноват, что у тебя нелады с языком. В седьмом классе еще больше работать придется. Знания должны быть прочными. А ты обо всем забыл...
Мамы дома не было. Шурка и не заметил, как постепенно рассказал Агею Михайловичу про все-все: и как каникулы проводит, и что от брата давно писем нет, и о своем замысле с киносъемками.
Учитель не перебивал, слушал и разговаривал с ним, как со взрослым парнем. Говорил, что ничего легкого в жизни не бывает, что каждое дело требует усилий, настойчивости, а главное - знаний. Он попросил бумаги, взял карандаш и сказал:
- Вот ты бьешься над очень сложной проблемой. Действительно, объемность в кино - интересная, еще не решенная до конца проблема. А ты хочешь подступиться к ней, не зная законов оптики. Но ведь это же все равно что слепому идти по незнакомому лесу. Смотри, - и он начал чертить, показывать, в чем ошибался Шурка в своих опытах.
Но Агей Михайлович и похвалил Шурку. За пытливость. Сказал, что в общем от замысла своего отказываться не следует. Хорошо, конечно, что уже существуют стереокино, панорамное, широкоформатное. Но ведь они во многом несовершенны. Настоящая объемность еще ждет своего воплощения. И вполне возможно, что с течением времени этого добьется именно он, Александр Протасевич. Но сейчас главное - не отстать от товарищей, не остаться на второй год.
После встречи с учителем Шурка приналег на русский язык. Ему пришлось немало потрудиться. Каждый день писал упражнения, диктанты, учил правила... И когда наступило первое сентября, был вместе с товарищами - в седьмом "А".
Глава вторая
НЕОБЫКНОВЕННОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ
Наконец-то Казик крепко и сладко заснул.
Какое-то время он удивленно вертел головой, разглядывал очертания родного города, что стремительно проносился внизу.
Отсюда, с высоты, было видно широко и далеко. Дома как игрушечные. На окраине, за железнодорожным переездом, белели кубики нового микрорайона. Немного дальше, по обе стороны шоссе, зелеными точками тянулись две березовые аллеи.
Казик всматривался и никак не мог вспомнить названий знакомых улиц. Улицы и улочки, бульвары и площади разбегались в разных направлениях, неожиданно обрывались, подступив к реке, берега которой были закованы в гранит.
Постепенно все это тускнело в вечерней дымке, город будто мельчал и исчезал из глаз. И только красные немигающие огоньки громадной телевизионной башни еще долго сверкали вдали.
Непонятная чудесная сила несла мальчишку все выше и выше. Казалось, он плывет, подхваченный упругим ветром, а рядом - никого... Что-то тягуче шумит, словно стрекочут какие-то невидимые шестеренки.
"А-а! Уж не Шурка ли это стрекочет своей кинокамерой? - Казик посмотрел по сторонам. - Нет, не видно Шурки. Да и откуда ему здесь взяться? Он, наверное, проявляет его пленки. Что же это в таком случае шумит?"
Казик снова посмотрел вниз. Теперь перед ним не город - вся необъятная земля с реками, озерами, лесами и полями... Только все окрашено как-то удивительно. Преобладают однообразные краски - желтоватые, голубые, зеленоватые. Земля вдоль и поперек изрезана извилистыми линиями. Везде разбросаны кружочки и точки, одни - маленькие, другие - немного побольше. Что это такое? Где он видел что-то подобное?.. И вдруг кто-то невидимый очень знакомым голосом - не то Вадима Ивановича, не то Агея Михайловича тихо приказал:
"Марченя, посмотри, пожалуйста, на карту нашей Родины".
"Карту? - удивился Казик, узнав наконец голос учителя математики. - Где она?.. Разве под нами не земля?"
"Ты, очевидно, забыл, - немного помолчав, с укором сказал Агей Михайлович, - не знаешь, чем отличается география от других наук? Мы уже говорили об этом, изучали раньше".
"Да, изучали, - хочет сказать Казик, но язык не слушается его, словно прилип к нёбу. Казик вертит головой, хочет увидеть Агея Михайловича, только напрасно: учителя математики нигде не видно. - А может, это и не он вовсе? Может, это учительница географии спрашивает у него голосом Агея Михайловича? Странно, где же она спряталась? И зачем?.."
"Что ж ты молчишь, Марченя? - снова слышится голос учителя математики. - Забыл?"
"Да нет, - сумел наконец проговорить Казик. Он глубоко вздохнул и торопливо начал объяснять: - География использует карту... Тем она и отличается от других наук..."
"А дальше? Объясни, что собой представляет географическая карта?"
Казик страдальчески морщит лоб, чувствует, как запульсировала жилка на виске. Припомнились слова учительницы, что карта - величайшее приобретение человечества.
"Почему?"
"А как же! - волнуется Казик. - На небольшом листе бумаги мы видим каждую страну мира со всеми ее особенностями. По карте каждый может узнать, где находится та или иная страна, каковы ее территория, рельеф, какие там реки, озера, города..."
"Неплохо! А что из этого следует?"
"А то, - отвечает Казик, - что каждый, кто изучает географию, должен прежде всего научиться читать карту. Это значит - разбираться в ней". - И Казик с благодарностью думает о Янине Феоктистовне, учительнице географии.
"Очень хорошо, - говорит Агей Михайлович. - Вот мы сейчас и проверим, по заслугам ли ты получил пятерку по географии".
- Предыдущая
- 3/32
- Следующая