Черепаха без панциря - Шилович Георгий Владимирович - Страница 10

• Предыдущая
• 10/32
• Следующая

Папа остановился посреди комнаты, коренастый, сильный, с такой же симпатичной ямочкой на подбородке, как и у сына, и хитровато поглядывал на маму. Та в ответ улыбнулась:

- С фотолабораторией подождете.

- Можно и подождать, - поддержал ее папа. - Казик парень уже взрослый, понимает, что и Москва не сразу строилась. - И пошутил: - Вот только с чубом никак не сладит: торчит, как у ежа! Ты мылом попробуй. А затем расческой пригладь.

Папа снова начал расхаживать по комнате, вымерять, где что разместить.

- Диван как раз станет напротив окна. Смотри, и проход в боковушку остается. Ну-ка, сынок, помоги!

Вдвоем они легко переставили диван, приставили вплотную к стене.

- Смотрите осторожней, - предупреждала их мама, - а то еще мне пол испортите.

Где-то в середине дня, когда, в основном, в квартире уже был наведен порядок и папа начал собираться на завод, Казик спохватился:

- А мне ведь в школу надо было!

Мама взглянула на пузатые часики, временно стоящие на сундучке, и покачала головой:

- Какая там уже школа, сынок. Половина второго...

- Ничего, Алису Николаевну еще успею застать, - настаивал Казик.

Как же иначе: назавтра у них намечена прогулка на Комсомольское озеро, а он за нее в отряде ответственный. Надо узнать у вожатой, не отменили ли по какой-либо причине это мероприятие. Да и вообще, если не в школу, то к Шурке надо забежать обязательно.

И только теперь Казик вспомнил об Агее Михайловиче. Он стал рассказывать отцу об уроке, на котором учитель пообещал показать им самую древнюю счетную машину. Это же как раз сегодня и должен был Агей Михайлович принести ее.

- А ты, папа, видел такую машину?

- Как тебе сказать, - загадочно улыбнулся отец, отрезая ножом толстую краюху хлеба и накладывая на нее кружочки колбасы. - Такая счетная машина и у тебя есть.

- Что? - подался вперед Казик. - И у меня-а? - Ему показалось, что отец пошутил. - Где же она у меня? Где?.. Покажи!..

Отец очень спешил, чтобы не опоздать на работу. Уже на ходу, заталкивая в карман пакет с едой, он вытянул перед собой свободную руку с растопыренными пальцами и сказал:

- Вот она, первая счетная машина человека. Самая древняя.

- Рука? - с удивлением переспросил Казик.

- Да, сынок! Обыкновенная рука с пятью пальцами. Мы с тобой еще поговорим об этом. - И он помахал на прощание Казику и маме. Уже открыв дверь, приостановился и, прежде чем выйти, сказал: - Вернусь как обычно, так что не ждите, ложитесь спать.

До Казика не дошел смысл последних слов отца. Он стоял у стены, взволнованный только что услышанным, и с удивлением разглядывал свои пальцы.

- Рука... Пальцы... Руки... - бормотал он. - И правда, не их ли имел в виду Агей Михайлович?

Вскоре, наспех пообедав, Казик выскользнул за двери.

- Смотри долго не задерживайся! - бросила вдогонку мама.

"И здесь дисциплина! - невольно отметил Казик. - Посмотрим... А сейчас - быстрее к Шурке! Он наверняка знает, и о чем говорил Агей Михайлович на уроке, и о завтрашней прогулке".

Да и про квартиру, про свое седьмое небо хотелось как можно скорей рассказать другу. Пусть знает, какой у него сегодня счастливый день!

Чем ниже спускался Казик со своего этажа, тем чаще ему приходилось замедлять шаги, приостанавливаться и даже по нескольку минут стоять на лестничных площадках, давая возможность пройти тем, кто с разными домашними вещами поднимался навстречу.

Новоселы, сгибаясь, несли на спинах матрасы, тащили узлы с бельем и одеждой, осторожно ступая, несли, держа перед собой, коробки с посудой. Люди не чувствовали усталости: только бы поскорее к дверям новой квартиры! Где воздух и свет, простор и уют... Лица их светились радостью, такой близкой и понятной Казику.

И только какой-то очень важный с виду толстяк сердито командовал носильщиками, которые тащили на плечах причудливый трехстворчатый шифоньер, и недовольно бурчал:

- А почему это лифт не работает? Что мы - лошади? Где начальство?

- Здравствуйте! - поздоровался Казик с сердитым новоселом, как и с каждым, кто шел ему навстречу или кого он обгонял. И объяснил: - Умышленно не включили, чтобы не перегружали, не сожгли ненароком мотор.

- Я не у вас спрашиваю, молодой человек!

- Салют! - взял под козырек Казик и ловко нырнул под шифоньер, протискиваясь вниз.

- Уши надрать надо! - понеслось ему вдогонку, и сразу же послышалось испуганное: - Осторожней, ребята! Гарнитур импортный! Полировку обдерете пиши пропало!.. Ни за какие деньги не реставрируешь.

- Здравствуйте!.. Здравствуйте!.. - здоровался Казик этажом ниже.

Он приветливо улыбался незнакомым мальчишкам, новым соседям, будущим друзьям. Он, как и отец, не любил ни с кем ссориться. Да и как можно ссориться, недовольно бурчать в такой день! Потому и не придал значения неуместному поведению того сердитого, важного с виду новосела, который так рьяно руководил подъемом своего импортного шифоньера.

Казик спускался все ниже и ниже...

"Гу-гу-у!.." - полнилась лестничная клетка над головой разными звуками.

Слышался топот ног, шарканье, звяканье банок, ведер...

Среди новоселов Казик замечал и таких, кто свою жизнь на новом месте начинал с просверливания в дверях отверстий для разных хитроумных замков.

Засучив рукава, они с усердием налегали грудью на стамески и буравчики, натужно сопели, лихорадочно лупили молотками и ни на кого не обращали внимания.

"И чего торопятся?" - не понимал Казик и почему-то старался не наступать на стружки и опилки, устилавшие площадки перед дверьми.

Он радовался, что для них внутренний замок, как сказала мама, дело десятое, успеется, и вообще, что весь этот кавардак переселения для него уже кончился.

Как хорошо, что они приехали рано утром!

Наконец последний, двенадцатый, пролет лестницы остался позади.

Оказавшись во дворе, Казик отбежал немного и оглянулся на свой дом. Задрал вверх голову: вон его седьмой этаж!.. Высоко! Выше всех остальных домов, построенных раньше.

"Какой здесь простор! Как красиво! - Казик гордился, что стал здешним жителем. Он шел к автобусной остановке, а сам все время озирался, придирчиво сравнивал другие дома со своим. - Такого тут пока еще нет! Разве что только вот этот будет вровень с нашим", - приглядывался он к фундаменту, мимо которого шел.

Будущие размеры новостройки он определил по высоченным башенным кранам, что передвигались по рельсам. Машины плавно поворачивали свои длиннющие стрелы, предупреждали сигналами строителей, подавая груз.

Казик сел в автобус и доехал до остановки "Северный", которая была как раз напротив Венькиного дома. Знакомые места тронули сердце тихой грустью. Оказывается, не так-то просто расставаться с родным уголком, он никогда не забудется, останется в памяти и сердце навсегда. Куда ни посмотри - везде напоминания: и эта обветшалая скамейка у глухой стены, где они всегда начинали свои игры в прятки или салки, и колонка, и сады с огородами, куда совершали налеты за яблоками и огурцами...

Казик вздохнул: теперь он здесь только гость. Но ничего. Дружить с Венькой и Шуркой он будет по-прежнему.

Решил сначала зайти к Веньке. Толкнул плечом тоскливо заскрипевшие на петлях воротца, стукнула за спиной калитка, звякнула пружина.

Пройдя несколько шагов, Казик остановился: двери Венькиной половины дома были на замке. Он потоптался немного во дворе и снова вышел на улицу. Перебежал ее, свернул в переулок и вскоре оказался перед домом Протасевича. Поднялся на знакомое крыльцо, постучался.

Долго никто не откликался. Казик застучал громче.

- Да будет тебе дурачиться! - послышался за дверью голос Шуркиной мамы.

Казик вошел. Поздоровался. После дневного света не сразу разглядел тетю Броню, которая сидела на кровати, опершись плечами на подушки, с грелкой в руках. Увидев, что Казик один, тетя Броня нахмурилась:

- Я думала, это мой... Когда возвращается - обязательно какую-нибудь штуку выкинет. Взял дурную моду...

• Предыдущая
• 10/32
• Следующая