Тайны Московской Патриархии - Богданов Андрей Петрович - Страница 21
- Предыдущая
- 21/79
- Следующая
Относительно же того, что делалось «всюду», реакция патриарха выражалась более активно и зримо, в молебнах и проповедях. «Святой же Иов патриарх, – писал автор „Истории…“, – все то лютое видя в земле Российской делающееся, день и ночь со слезами непрестанно в молитвах предстоял в церкви Божией и в келье своей непрестанно молебные пения с собором пел с плачем, и с великим рыданием, и со многими слезами. Так же и народ с плачем молил, дабы престали от всякого злого дела, особенно же от доводов и ябедничества. И были ему непрестанные слезы и плач непостижный».
Так ли это? Никаких других известий о выступлении Иова против государственной политики поощрения доносительства и ябедничества у нас нет. Более того, в духовной грамоте, написанной в преисполненном бедствиями 1604 году, патриарх утверждает, что с воцарением Бориса Годунова всякие озлобления и клеветы, укоризны и рыдания, соболезнования и лютые напасти о человеческих бедах паствы совершенно оставили его!
Добившись воцарения Годунова, Иов, по его словам, освободился от печали, порадовался о государе и пребывал в благоденствии, поскольку тот «всячески меня преупокои». Мы знаем, что после 1598 года патриарх действительно не заботился ни о чем, кроме аскетических подвигов и богослужения, не принимал мер даже против сообщаемых ему безобразий в церковной жизни. В завещании он только горячо благодарит Годунова, оказывавшего ему благодеяния еще с тех времен, когда Иов был коломенским епископом.
Итак, Иов благоденствовал, когда его паства умирала от голода, когда в стране бушевала гражданская война, когда все пороки подняли голову. Автор «Истории о первом патриархе», применяясь к простому человеческому чувству, думал, что Иов должен был плакать – а тот был, по его собственным словам, свободен от печали. Возможно ли, чтобы в духовной грамоте патриарх был неискренним? Нет, его похвалы и благословения Годунову не были вызваны страхом, патриарх обращался к своему «Богом возлюбленному сыну» – самодержцу от всего сердца.
Обратите внимание, сколь обстоятельно публикуемая в этой книге духовная грамота ограждает накопленные Иовом богатства патриаршего престола. Иов особо заботится, чтобы после его кончины власти не требовали отчета о доходах и расходах патриархии, которыми он ведал самолично. Он отлично знал, что Борис Федорович, еще будучи правителем, сильно склонен был покуситься на церковные и монастырские имущества, источники доходов и привилегии.
Взойдя на престол, царь Борис в интересах развития городов конфисковывал и приписывал к тяглу, к облагаемой налогами «черной сотне» множество «белых» слобод, принадлежавших монастырям, епископам, митрополитам и даже самому патриарху. Однако он же в 1599 году переписал на имя Иова жалованную грамоту царя Ивана митрополиту Афанасию, освобождающую всех чиновников, слуг и крестьян патриарха, все непосредственно подчиненные ему (ставропегиальные) монастыри от ведения светских властей во всех делах, кроме душегубства, от всех казенных податей.
Более того, в самом крупном городе России – в Москве – царь не тронул «белослободчиков» патриарха и духовенства, а во время страшного голода позволил Иову безучастно сидеть на своих переполненных закромах и наблюдать, как смерть косит людей вокруг его резиденции – прямо на улицах. Пожалуй, даже Борис Годунов, который при всех своих согрешениях судорожно пытался помочь голодающим, выглядит человечнее архипастыря, спокойно ожидавшего, когда бешеные цены на зерно станут еще выше, чтобы максимально выиграть на спекуляции хлебом.
Удивительно ли, что благословения Иова обращались в проклятия, а то, что он любил, было обречено на разрушение?! В завещании он особо пожелал благоденствия царю Борису Федоровичу, «Богом избранному, благоверному и христолюбивому и святым елеем помазанному о Святом Духе, превозлюбленному мне сыну и государю», затем его жене Марии, сыну Федору и дочери Ксении, надеясь на процветание их государства и поручая им заботу о вере Церкви и патриаршей обители – Чудовом монастыре.
Не прошло и года, как Борис Годунов в великой скорби скончался (13 апреля 1605 года). Вскоре его тело было выброшено из Архангельского собора, вдова и сын зверски убиты, а дочь Ксения стала наложницей Лжедмитрия I. Чудов монастырь, так же как тысячи других церквей и монастырей, был разграблен, над православием нависла угроза поражения в борьбе с католической реакцией.
Завещатель пережил тех, к кому обращал свое завещание, чтобы увидеть гибель накопленных богатств, унижение патриаршего престола, оскорбление православной веры – после этого ослепнуть в ссылке и умереть в безвестности. Но прежде чем потерять телесное зрение, Иов должен был убедиться, что ему давно уже изменило зрение духовное. Авантюрист, под именем царевича Дмитрия Ивановича раздувший пламя гражданской войны, уничтоживший Годуновых и свергнувший патриарха, взлелеял свои планы в кельях самого Иова, был возвышен им и представлен ко двору!
Патриарх до конца боролся за спасение династии Годуновых. В 1604 году, когда тень царевича Дмитрия Ивановича только маячила за западной границей, патриаршая канцелярия поддержала Посольский приказ, собиравший обличительные материалы против самозванца. Власти отождествили Лжедмитрия с мелким галицким дворянином Григорием Отрепьевым, служившим боярам Романовым и укрывшимся от каких-то серьезных обвинений в монастыре.
Иов не пожалел себя, признавая, что после скитаний по разным монастырям монах Григорий осел в монастыре Чудовом, резиденции патриарха. Правда, ничего удивительного здесь не было: Григорий жил под началом родного своего деда, старого чудовского монаха. Чудовский архимандрит Пафнутий вскоре отличил грамотного и толкового юношу, переведя его в свою келью и приставив к книжному делу. Именно Пафнутий произвел в дьяконы чернеца, сложившего «похвалу московским чудотворцам Петру, и Алексею, и Ионе».
Патриарх не стал задним числом винить Пафнутия, ибо сам заинтересовался обладавшим литературным даром писцом и взял его на свой двор. Григорий переписывал у Иова книги, знакомился с летописями и царскими чинами, составлял каноны святым, беседовал с многознающим патриархом и его келейником – летописцем Иосифом. В отличие от Иосифа Григорий бойко разбирался в деловых бумагах; Иов сделал его личным секретарем, брал на заседания Освященного Собора и Боярской думы. Монашек узнал в лицо и определил характер большинства архиереев и царских сановников.
Но Иов почувствовал, что Григорий не пришелся ко двору: слишком умен, слишком боек, колет глаз; под него начали копать и светские и духовные; патриарх вскоре отослал парня от греха подальше обратно в Чудов монастырь. Возможно, его достали бы и там, но Григорий бежал. Через пару лет на Западе возникла фигура самозванца, затем власти сочли, что Лжедмитрий и Григорий – одно лицо. Не уберегся Иов, не разглядел опасности – дал повод для обвинения себя перед Годуновым!
Пока самозванец сидел за границей, можно было попытаться убрать его без лишнего шума. Патриарх Иов с согласия царя Бориса написал послание киевскому воеводе князю Василию Острожскому, представителю фамилии, твердой в православии. Во имя веры Иов убеждал князя не верить монаху-расстриге, писал, что сам хорошо знал беглеца, заклинал показать себя достойным сыном Церкви, схватив самозванца и переправив его в Москву. Патриарший посланец Афанасий Пальчиков вернулся от князя без ответа, однако стало известно, что власти Великого княжества Литовского не оказали Лжедмитрию никакой поддержки.
Несмотря на наступление католической реакции, православное духовенство Речи Посполитой обладало значительным влиянием. Иов утвердил на Освященном Соборе и скрепил печатями грамоту к духовенству Польши и Литвы, увещевающую воспрепятствовать готовящемуся кровопролитию. Патриарший гонец Андрей Бунаков был перехвачен на границе в Орше. В августе 1604 года Лжедмитрий выступил в поход, а в октябре его маленький отряд пересек границу и скрылся в лесах.
Авантюрист должен был быть раздавлен со своим смехотворным войском, но как маленький камушек вызывает всесокрушающую лавину, так тень царевича Дмитрия, разрастаясь с неимоверной скоростью в ядовитом тумане гражданского раздора, покрывала пространства России огнем и кровью братоубийственной войны, накатываясь на Москву.
- Предыдущая
- 21/79
- Следующая
