За гранью (СИ) - Механцев Борис - Страница 29

А все-таки я жив… Мирон Павлинович Нижниченко начал осознавать себя и принял такую гипотезу.

Когда-то, разговаривая с психологом, он удивился тому факту, что ни разу не мог вспомнить одну мелочь: как именно он засыпал. Другие события вспоминались очень четко, а вот проваливание в сон — ни разу. Психолог же заметил, что удивляться тут нечему, свойство памяти, которое некоторые биохимики объясняют на тысяче страниц, а иные — всего на пятистах. Но сейчас он помнил, кажется, все, что происходило в воздухе. Вплоть до вспышки. Следовательно, подумал Мирон, либо я что-то путаю, либо… И решив, что от таких раздумий толку не будет, он открыл глаза и встал.

Удивительным было то, что ничего не болело. Впрочем, кто его знает, чему и как положено болеть здесь. Место выглядело достаточно зеленым и более всего напоминало сентябрьскую причерноморскую степь. С холмами, кустами. И Сашкой, сидящим на земле и смотрящим на него с искренним удивлением.

— Почему Вы здесь?

— Где?

— Это же Тропа!

— Тропа, кажется, чуть дальше, верно?

— Нет. Это та, которая между мирами.

— Вот как…

Удивляться было особо нечему. В любом случае, твердо знать, что приходит после конца жизни не дано никому. Мирон всегда считал, что смерть — это дорога с односторонним движением, не считая анекдотов на тему реанимации. А то, что он умер, а загробный мир выглядит именно так, вполне объясняло многое. В укор Киплингу пыли было мало — все больше трава. Ну и ладно.

— Ты, Саша, что, тут не впервые?

— Не-а. Несколько раз сюда попадал. И уходил.

— Ого! Слушай, ты можешь хоть сейчас объяснить, зачем нужно было взрывать самолет?

— Месть, — Саша улыбнулся так, что Мирону стало не совсем хорошо. — Ваши люди меня убили, не только меня… Я могу мстить.

— Да… Слушай, а почему — мои?

— Ну как… Как называется Ваша страна?

— Юго-Западная Федерация, Саша.

— Что???

— Да, именно так.

— Разве?

— Да. Когда ушел в никуда Советский Союз…

— Как это?

— Ну, проще всего сказать так: несколько политиков предложили его прекратить — и никто особо не возражал.

— Так не бывает!

— Я упрощаю. История — штука длинная и связей в ней…

— Но все равно — почему так?

— Разные говорят по-разному. Я считаю, что просто было время такой страны — и прошло.

— А большевики?

Мирон хмыкнул.

— Ну, как бы попроще… Саша, купил бы газеты, а то — сразу мстить!

— В самолете?

— Ага… Слушай, в общем-то тех большевиков, которые воевали против Шкуро, избыли большие реалисты. Так и пошло. История, видишь ли, такая. В общем, большевики, если поискать, найдутся, но власти и возможностей у них, можно сказать, нет.

— Их преследуют?

— Можно сказать, что нет. По крайней мере, если преследуют — то не за большевизм.

— А за что?

— Ну, как… Уголовники и скандалисты попадаются среди любых людей. А за идеи гонять — слишком долго такое процветало. Устали от этого. Слушай, тут какое время-то?

На часах Мирона было около полудня, но Солнце явно клонилось к закату.

— Вечер. Разве не видно?

— А где будем ночевать? Ночи тут как?

— Хорошие ночи. Теплые всегда.

— Ладно.

Они отошли от дороги совсем недалеко, на пару десятков шагов от ручья с хрустально-прозрачной и неимоверно вкусной водой, наломали сухого терновника. Руки при этом оба расцарапали в кровь, но это казалось неважным. Саша пробурчал что-то непонятное и отлучился, притащив через десять минут котелок и пачку каких-то сухих трав (похоже, тут у него была заначка). Костер развели за несколько минут, терн прогорел быстро и Мирон продегустировал напиток. Выходило вполне неплохо.

— Вас звать-то как?

— Зови Мирон Павлинычем, Саша. Кстати, как тут с едой, оголодаем ведь.

— Как и везде. Меня учили, что любая местность легко прокормит человека.

— Хм… Греки, конечно, и цикад жарили… Но попробуй, налови их сперва!

Саша в первый раз рассмеялся. Он упал на спину и задергался.

— Вот не знал! Ох, не знал!

— А что?

— Так мы их дразнили: "Грек-пиндос, воды не донес, отдай медный грос, копеечка лучше!"

— Так и что?

— А с кузнечиками вышло бы смешнее! Наверняка!

— Хм… пожалуй. Ты кубанский, что ли?

— Ага. А как узнали?

— Выговор, Саша, выговор. У нас в Крыму он совсем другой.

Сашка хотел ещё что-то спросить, но вместо этого неожиданно привстал и указал рукой за спину Мирона.

— Смотрите…

— Саша, на то и дорога, чтобы по ней ходили и ехали.

— Так ведь это не просто так.

— Почему?

— Здесь не бывает случайных встреч, Мирон Павлиныч.

— Ага. А грабежи тут бывают? Убийства?

— Нет… Зачем?

— Уже лучше. Саша, ты вытерпишь еще несколько вопросов? Я все же контрразведчик, мне нужна общая картина. Понимаешь?

— Ладно, только я тоже буду спрашивать, а вы — отвечать, идёт?

— Спрашивай на здоровье. Отвечу.

"В конце концов", — подумал Нижниченко, — "у меня есть только такой вариант, ничего не случится, если парнишка узнает о «Драконе». Наоборот, он может быть как-то связан с этим делом". Времени у нас должно хватить, та компания (точнее, небольшой караван), кажется, остановилась. Он твердо знал, что потом будет не до рассуждений на общие темы. Непонятно откуда, но знал. И вообще, дела обстояли очень неплохо для покойника. Ничего не болело, голова была кристально ясной и свежей, даже послевкусие от травяной заварки было мятное с кислинкой. Он уже хотел задать вопрос, но его внимание всё больше и больше привлекал караван.

— Саша, а это явный караван!

— А, это же Михаил-Махмуд! Пойдем встречать!

— Ну что, пойдем.

Вьючные животные вблизи оказались очень заурядными мулами, а Михаил-Махмуд — высоким и худым седоватым брюнетом, встретившим Сашу, как старого и уважаемого знакомого.

— Привет, Сашки! Что нового?

— Я опять выходил обратно в мир, Махмуд.

— И как там?

— Это новый мир. Вот человек оттуда, поговорите?

— Конечно, Сашки. Ты пока поговори с охранниками, поучись бою…