Сага о Хелоте из Лангедока - Хаецкая Елена Владимировна - Страница 11

• Предыдущая
• 11/136
• Следующая

– Я спешу, – был ответ. – Немедленно отпусти меня. Греттир Датчанин не нуждается в твоих позволениях.

– Ох как ты ошибаешься, благородный лорд, как ошибаешься! Тебе придется повременить. Слезай.

Греттир схватился за меч, но Робин успел опередить его. Спустя секунду юный рыцарь уже лежал на дороге, а разбойник возвышался над ним и чертил мечом в пыли узоры.

– Вставай, – сказал он. – Дай честное слово, что не пустишь оружия в ход, и оставь его при себе.

Греттир молчал, бледный от унижения.

– От имени лесных стрелков предлагаю тебе разделить с нами ужин, – продолжал Робин. – Мы как раз подстрелили замечательного жирного оленя, который теперь не достанется шерифу. Зато насытит нас, вольных людей! Неужели ты откажешься от ужина?

– Мне нечем заплатить, – сказал Греттир.

– Пустяки, у нас не постоялый двор. Мы сами разберемся, чем и как ты заплатишь. Эй ты, из Лангедока, забыл твое имя, помоги благородному рыцарю встать. И забери у него меч, раз он не хочет дать клятву.

Хелот подошел к Греттиру, протягивая ему руку. Тот поднялся, снял пояс. Робин в этот момент созерцал полную луну и был весьма далек от земных забот.

– Мое имя Хелот, – сказал бывший рыцарь раздельно. – Потрудись запомнить его, Локсли.

Греттир смотрел на него, широко раскрыв глаза.

– Вы, – шепнул он.

Робин резко оторвал взор от луны и уставился на датчанина.

– Значит, я не ошибся, – сказал он. – Вы, двое, знакомы?

– Да, – сказал Хелот. Локсли нахмурился:

– Кто он такой, а, Хелот?

– Датский рыцарь.

– Я с удовольствием повешу его на первом же суку, – сообщил Робин. – Терпеть не могу северян.

– Сначала повесь меня, – заявил Хелот.

– Я дал слово и сдержу его, – мрачно сказал Робин. – Тебя никто пальцем не тронет. Но он-он другое дело. Он рыцарь, едет на службу к шерифу. Он враг.

– Локсли, – сказал Хелот. – Отпусти его. За это я обещаю тебе целый год верной службы.

Робин задумался. Хелот тронул его за плечо:

– Я умею читать и писать, кроме того – слагать стихи, играть на роте, знаю язык норманнов и язык куртуазной поэзии...

– А это-то ты откуда знаешь?

– Это мой родной язык, – сказал Хелот. – Можешь меня за это повесить. Лангедок – это на юге Франции. – Он улыбнулся.

– Час от часу не легче. – Робин выглядел растерянным.

– И я могу быть тебе полезен, – продолжал его уговаривать Хелот. – Локсли, ведь я когда-то умел держать в руках оружие.

– Слабо верится, господин трус, – недоверчиво сказал Робин. Хелот рассмеялся:

– Я постараюсь исправиться. Решайся, Локсли. Берешь меня на год в обмен на жизнь и свободу для этого рыцаря?

– А с какой стати ты так печешься об этом мальчишке с петушиным гонором? Надеешься, что при случае он замолвит за тебя словечко? Кто он тебе?

– В какой-то степени он мой крестник, – неопределенно произнес Хелот.

– Темнишь. – Робин покачал головой. – Ох, темнишь... Но ты прав, ты действительно мне нужен. Жизнь сопляка не стоит твоих познаний. С ним я всегда успею разделаться, если он не покинет Ноттингамшира... – Он критически осмотрел худенького невысокого мальчика с льняными волосами. – Иди, ты свободен, – проговорил разбойник. – И помни, кто и какой ценой тебя спас.

Греттир молча поцеловал Хелоту руку и вскочил в седло. Робин вытаращил глаза. Даже в знак благодарности потомок знатного рода не сделал бы этого, будь перед ним человек низкого происхождения... разве что Хелот был духовным лицом. Конь перешагнул через стрелу, косо вонзившуюся в землю, и вскоре всадник исчез за поворотом. Робин проводил его глазами, покосился на Хелота.

– Вот какие почести оказывают у нас норманнские рыцари разным проходимцам... Хелот пожал плечами.

– Мальчик хорошо воспитан, – сказал он, – и я им доволен.

– Хорошо воспитан? – переспросил Робин. – Ты что, священнослужитель, Хелот из Лангедока? Хелот не ответил.

– Не реви, мать, – гудел Малютка Джон, положив свою огромную лапищу на плечо хрупкой женщины, закутанной в шаль. На вид ей было не то тридцать лет, не то пятьдесят, не поймешь. Женщины в этих краях рано старели, но поздно умирали. – Вот придет Робин, он рассудит. И все будет хорошо, так хорошо, что сама удивишься. – И поскольку она не переставала захлебываться слезами, прикрикнул: – Да прекрати плакать, ты!

Она съежилась и послушно перестала всхлипывать, но Хелот заметил, что она дрожит всем телом. Однако верзила Джон не обращал на это ни малейшего внимания.

– Успокоилась? Вот и хорошо, – удовлетворенно заметил он и перевел самодовольный взгляд на Хелота. – Эй, Хелот, накорми почетную гостью. Поднеси эля и все, как положено.

Хелот еле заметно улыбнулся, входя в лесной дом, оплетенный кустарниками так, что и днем было трудно его отыскать. Гостеприимство было одной из разбойничьих традиций лесных стрелков. Прежде чем ограбить, жертву полагалось как следует попотчевать. Во время трапезы уточнялись размеры мзды и определялся моральный облик будущей жертвы. После чего гостя грабили и отпускали с Богом. Бывало и наоборот: сотрапезника щедро оделяли. Таких гостей было принято встречать с особым почетом. А сейчас к стрелкам пришла за помощью простая женщина из близлежащей деревни – ее надлежало встретить, как королеву.

Хелот нарезал мясо на куски, положил сверху краюху хлеба, в одну руку взял кружку эля, в другую – блюдо с едой и вышел из дома. Женщина молча сидела в кресле, грубо вытесанном из большого пня. Согласно легенде, при изготовлении этого трона в качестве мерки использовали седалище отца Тука как самого объемного из всех разбойников – дабы пользоваться «троном» могли бы все без изъятия и не чинилось бы никакой несправедливости, ни в малом, ни в большом.

Женщина. откинула капюшон. Открылись растрепанные волосы, кое-как заплетенные в косы, наполовину рыжие, наполовину седые. По оттенкам рыжего цвета можно было бы установить, из какой деревни она родом. Хелот подал ей обед.

– Поешьте, сударыня, – произнес он. – А вот и эль, чтобы запивать трапезу.

При виде этого великолепия женщина шарахнулась.

– Матерь Божья! – вскричала она. – Да ведь блюдо-то с гербами!

• Предыдущая
• 11/136
• Следующая