Узник страсти - Блейк Дженнифер - Страница 8
- Предыдущая
- 8/93
- Следующая
Равель отказался принимать участие во второй экспедиции Уокера прошлой осенью. Одни говорили, что он поступил так из-за матери, которая к этому времени овдовела и неважно себя чувствовала. Другие, не столь великодушные, утверждали, что он решил не участвовать в походе, так как не был согласен с Уокером относительно предполагаемого места высадки войск. Как бы то ни было, он уберег себя от еще одного поражения и, возможно, от необходимости предстать перед судом вместе со своим предводителем, так как Уокеру теперь было предъявлено обвинение в нарушении условий нейтралитета. Удача вновь сопутствовала Равелю.
На самом деле Аня не желала ему зла. По природе своей она не была мстительной, несмотря на свое неприязненное отношение к этому человеку. Иногда ее поражала собственная злобность, так как раньше никто не возбуждал в ней такого чувства. Обычно она находилась в ровном и мягком настроении и ей не свойственно было обижаться и таить в душе злобу, и все же ей казалось, что возмездие должно свершиться.
Аня снова наклонилась вперед и посмотрела на закрытые ставнями окна второго этажа. Вдруг она живо представила себе, что происходит за этими ставнями: скрещенные в напряжении руки и ноги, скрипящие веревочные сетки кровати. От этой картины у нее перехватило дыхание. Она откинулась на спинку сиденья и сжала кулаки, стараясь отогнать от себя увиденное. Ей абсолютно все равно, как развлекается Равель Дюральд. Абсолютно.
Актриса Симона Мишель была молода и привлекательна. Аня видела ее в нескольких ролях и считала неплохой актрисой, хотя ей и не хватало блеска, который приходит с опытом. Не было в ней и той жесткости, присущей женщинам, проведшим в театре несколько лет, хотя ее и нельзя было считать невинной. Именно таких женщин выбирал себе в любовницы Равель Дюральд – женщин с определенным опытом и без больших претензий, чьи ожидания было легко удовлетворить.
Удивительно было то, что, насколько было известно Ане, он не позволял себе связи ни с одной из привлекательных свободных цветных женщин, которые выставляли себя напоказ перед молодыми богачами на квартеронских балах. Возможно, его останавливало то, что подобная связь грозила определенным постоянством. У квартеронок, следовавших советам своих матерей, были свои виды – они требовали гарантий хотя бы частично постоянных отношений и достаточно весомого денежного обеспечения.
Подобные раздумья снова вернули ее к главному: почему, имея возможность выбирать из привычного ему круга женщин и зная о ее враждебности к нему, Равель Дюральд подошел к ней на балу?
Это вопрос мучил ее весь вечер, то прячась в отдаленных уголках сознания, то вновь возникая. Он знал, что под маской скрывается именно она, ведь он сам сказал ей об этом. Она могла бы поклясться, что в прошлом он прилагал все силы, чтобы избежать встречи с ней, когда она приезжала в Новый Орлеан. Конечно, она и сама старалась, насколько это было в ее силах, не оказаться с ним лицом к лицу. Тогда почему он нарушил молчаливо признанное ими соглашение? Почему он пригласил ее на танец?
Послышался звук шагов. Кто-то твердо и уверенно шел со двора к арке. Аня достала из кармана маску и надела ее. Она открыла дверь экипажа и вышла на тротуар. Остановившись, она подняла капюшон и поправила его так, чтобы он скрывал ее лицо и волосы. Она еще раз одернула края плаща спереди и, справившись с внезапно наступившим волнением, стала вспоминать те слова, которые собиралась сказать ему. Но слова никак не приходили на память, и ее охватила паника.
Он приближался. Свет, падавший на него из распахнутой в глубине двора двери, отбрасывал его тень, которая двигалась перед ним и казалась черной, огромной и угрожающей. Внезапно дверь закрылась. Тень исчезла. Осталась только темная движущаяся фигура мужчины. Аня сделала несколько шагов, оставив надежное убежище экипажа.
Ворота со скрипом открылись.
Что она делает?
Внутри у нее все кричало. Панический страх волнами накатывал на нее. Она не может это сделать! Это было бы ошибкой, фатальной ошибкой!
Но сейчас уже было поздно задавать себе вопросы, времени для отступления не было. Она глубоко вздохнула и сказала голосом настолько низким и соблазнительным, насколько это было для нее возможно:
– Мсье Дюральд, добрый вечер.
Когда она выступила из темноты, он замер, но не от страха. Его сковала быстрая и решительная мысль, готовящая к новому действию. Ночной ветер шевелил края короткой пелерины у него на плечах, и она поняла, что за несколько часов он успел сменить маскарадный костюм на вечернее платье. В одной руке он держал цилиндр и тросточку.
Равель Дюральд услышал звук ее голоса, который преследовал его в снах и на протяжении тысячи бессонных ночей, и почувствовал, как напряглись мышцы живота. Даже в темноте он не мог не узнать и этот голос, и ее стройную изящную фигуру, и наклон ее головы. Что могло побудить женщину, подобную Ане Гамильтон, обратиться к такому мужчине в столь позднее время? Влечение к нему явно не было одной из причин, так же как и беспокойство о его здоровье. Он почувствовал, как в нем закипает ярость, смешанная со смущением, которого он не испытывал с шестнадцатилетнего возраста, смущения из-за того, что его застали возвращающимся со свидания. Никто кроме этой женщины не смог заставить его так остро ощущать свои пороки.
Когда он заговорил, слова его звучали, как удары хлыста:
– Какого дьявола вам от меня нужно?!
Аня была поражена страстностью, с которой он это произнес, и скрытым за его словами раздражением. В течение долгих нескольких секунд она всматривалась в его черные и бездонные, как крепкий креольский кофе, глаза, которые вместе с черными волосами, худым лицом и орлиным носом делали его похожим на испанского аскета. Она подумала, что через мгновение он отвернется и уйдет. Где же Самсон и Илайджа? Она торопливо подошла поближе к нему.
– Я только хотела поговорить с вами.
– Зачем? Тебя послали, чтобы просить за Николса? Ты пришла, чтобы убедить меня в том, что я должен отступить как менее достойный из нас?
Его догадливость взбесила ее. Она отбросила притворство и, повысив голос, сказала:
– А если так, то что?
– Ты лучше других должна знать, что это напрасно. Как же ты собираешься взывать к моим лучшим чувствам, если уверена, что их у меня просто нет?
– Всегда существует вероятность того, что я заблуждаюсь. – Она рискнула бросить взгляд поверх его плеча в надежде увидеть тех двоих, которых она ожидала.
– Так холодна, так невозмутима. Чем же ты рискнешь ради этой возможности? Что ты можешь предложить взамен, чтобы компенсировать мне утрату чести?
– Честь! – со злостью в голосе сказала она. – Это только слово!
– Скорее понятие, довольно близкое к достоинству или целомудрию. Если ты не ценишь одно, значит ли это, что ты также относишься и ко всему остальному?
– Что ты хочешь этим сказать?.. – начала она.
Слова оставили ее, когда он быстрым движением обнял ее за талию и притянул к себе. Он, как бы наказывая ее за все сказанное, впился губами в ее губы, а сильными пальцами другой руки держал ее за подбородок, заставляя принять этот поцелуй.
Она сдавленно всхлипнула и попыталась оттолкнуть его руками, которые запутались в складках плаща. Внезапно он слегка отпустил ее. Его теплые твердые губы прикоснулись к ее губам, как бы прося прощения, затем он провел кончиком языка по ее воспаленным губам. Потом мягко попытался проникнуть чуть глубже, чтобы ощутить их внутреннюю слабость.
Нужно было как-то отвлечь его, и она сумела это сделать. Чтобы задуманный план удался, она не должна была упускать полученное ею преимущество. Аня заставила себя расслабиться и приоткрыла губы, ей показалось, что он хочет именно этого. Его язык проскользнул, и она почувствовала его теплое и нежное прикосновение к небу. Она задержала дыхание, и какое-то странное ощущение стало наполнять ее тело: как будто где-то глубоко внутри против ее воли что-то открылось. Томление заполняло каждую клеточку ее тела, ее сердце забилось сильнее. Кожа, казалось, горела и светилась от пылавшего внутри огня. Нижняя часть тела отяжелела. Мысли постепенно исчезали. Какая-то сила толкала ее быть ближе к нему, и она прижалась, тихо что-то пробормотав. Она нерешительно прикоснулась к его языку своим и тут же его отдернула, снова прикоснулась и опять убрала его, позволяя ему проникать все глубже.
- Предыдущая
- 8/93
- Следующая
