Об Общественном договоре, или Принципы политического Права - Руссо Жан-Жак - Страница 23

Понятие о Представителях принадлежит новым временам; оно досталось нам от феодального Правления, от этого вида Правления несправедливого и нелепого, при котором род человеческий пришел в упадок, а звание человека было опозорено. В древних Республиках и даже в монархиях народ никогда не имел Представителей; само это слово было неизвестно. Весьма странно, что в Риме, где Трибуны были столь свято чтимы, никто даже не представлял себе, что они могли бы присвоить себе права народа, и что при столь огромной численности населения они никогда не пытались провести собственной властью хотя бы один плебисцит. Пусть судят, однако, о затруднениях, которые иногда вызывает наличие такой массы народа, по тому, что случилось во времена Гракхов (151), когда часть граждан подавала голоса с крыш.

Там, где право и свобода - все, затруднения ничего не значат. У этого мудрого народа все было поставлено на соответствующее место; он предоставил своим ликторам (152) делать то, что не осмелились бы сделать Трибуны; он не опасался, что ликторы могут захотеть его представлять.

Чтобы все же объяснить, каким образом Трибуны иногда представляли народ, достаточно постигнуть, как Правительство представляет суверен. Поскольку Закон - это провозглашение общей воли, то ясно, что в том, что относится до власти законодателей, народ не может быть представляем; но он может и должен быть представляем в том, что относится к власти исполнительной, которая есть сила, приложенная к Закону. Отсюда видно, что если рассматривать вещи как следует, мы обнаружим, что законы существуют лишь у очень немногих народов. Как бы то ни было, несомненно, что Трибуны, не обладая никакою частью исполнительной власти, никогда не могли представлять римский народ по праву своей должности, но лишь узурпируя права Сената.

У греков все, что народу надлежало делать, он делал сам; беспрерывно происходили его собрания на площади. Он жил в мягком климате; он вовсе не был алчен: рабы выполняли его работу (153), главной заботой его была собственная свобода. Не имея более тех же преимуществ, как сохранить те же права? Ваш более суровый климат порождает у вас больше потребностей*: шесть месяцев в году общественной площадью нельзя пользоваться; вашу глухую речь не расслышать на открытом воздухе; вы больше делаете для вашего барыша, нежели для свободы вашей, и гораздо меньше страшитесь рабства, нежели нищеты.

________

* Допустить в холодных странах роскошь и изнеженность жителей Востока значит пожелать наложить на себя их цепи; значит подвергнуться этому с еще большей неизбежностью, чем они.

Как! Свобода держится лишь с помощью рабства? Возможно. Эти две крайности соприкасаются. Все, чего нет в природе, связано с затруднениями, а гражданское общество более, чем все остальное. Бывают такие бедственные положения, когда можно сохранить свою свободу только за счет свободы другого человека и когда гражданин может быть совершенно свободен лишь тогда, когда раб будет до последней степени рабом. Таково было положение Спарты. Вы же, народы новых времен, у вас вообще нет рабов, но вы рабы сами; вы платите за их свободу своею. Напрасно вы похваляетесь этим преимуществом, я вижу здесь больше трусости, чем человечности.

Всем этим я вовсе не хочу сказать, что следует иметь рабов и что право рабовладения законно, поскольку я уже доказал противное. Я только указываю причины того, почему народы новых времен, мнящие себя свободными, имеют Представителей и почему древние народы их не имели. Что бы там ни было, но как только народ дает себе Представителей, он более не свободен; его более нет (154).

Рассмотрев все основательно, я считаю, что суверен отныне может осуществлять среди нас свои права лишь в том случае, если Гражданская община очень мала. Но если она очень мала, то она будет покорена? Нет. Я покажу ниже*, как можно соединить внешнее могущество многочисленного народа с легко осуществляемым управлением и добрым порядком малого Государства.

__________

* Именно это я и намеревался сделать на протяжении этого произведения, когда, рассматривая внешние сношения, я добрался бы до конфедераций. Предмет этот совершенно нов, здесь должны быть еще установлены первоначальные принципы.

Глава XVI О ТОМ, ЧТО УЧРЕЖДЕНИЕ ПРАВИТЕЛЬСТВА ОТНЮДЬ НЕ ЕСТЬ ДОГОВОР

Когда установлена как следует законодательная власть, требуется установить таким же образом власть исполнительную, ибо эта последняя, действующая лишь посредством актов частного характера, по самой своей сущности отличаясь от первой, естественно от нее отделена. Если бы возможно было, чтобы суверен, рассматриваемый как таковой, обладал исполнительной властью, то право и действия так смешались бы, что уже неизвестно было бы, что Закон, а что - не он, и Политический организм, так извращенный, стал бы вскоре добычею того насилия, противостоять которому он был создан.

Поскольку по Общественному договору все граждане равны, то все могут предписывать то, что все должны делать, но никто не имеет права требовать, чтобы другой сделал то, чего он не делает сам. Именно это право, необходимое, чтобы сообщить жизнь и движение Политическому организму, и дает суверен государю, учреждая Правительство.

Многие утверждали (155), что этот акт является договором между народом и теми правителями, которых он себе находит: договором, в котором оговариваются условия, на которых одна из сторон обязуется повелевать, а другая - повиноваться. Со мной согласятся, я надеюсь, что это странный способ заключать договоры. Но посмотрим, можно ли защищать такое мнение.

Во-первых, верховная власть не может видоизменяться, как не может и отчуждаться; ограничивать ее - значит ее уничтожить. Нелепо и противоречиво, чтобы суверен ставил над собою старшего; обязываться подчиняться господину значило бы вернуться к состоянию полной свободы.

Кроме того, очевидно, что такой договор народа с теми или иными лицами являлся бы актом частного характера, откуда следует, что этот акт не мог бы являть собою ни закон, ни акт суверенитета, и что, следовательно, он был бы незаконен.

Понятно также, что договаривающиеся стороны подчинялись бы в своих взаимоотношениях единственно естественному закону, без какого бы то ни было поручителя в их взаимных обязательствах, что во всех отношениях противоречит гражданскому состоянию. Тот, у кого в руках сила, всегда управляет и исполнением; стало быть, с равным успехом можно было бы дать имя договора такому действию одного человека, который сказал бы другому: "Я отдаю вам все мое достояние при условии, что вы вернете мне из него то, что вам будет угодно".

Существует только один договор в Государстве, это - договор ассоциации, и он один исключает здесь любой другой (156). Нельзя представить себе никакого публичного договора, который не был бы нарушением первого.

Глава XVII ОБ УЧРЕЖДЕНИИ ПРАВИТЕЛЬСТВА

В каком же смысле нужно понимать акт, которым учреждается Правительство? Я замечу прежде всего, что это акт сложный, или состоящий из двух других актов, именно: установления закона и исполнения закона (157).

Первым из них суверен постановляет, что будет существовать Правительственный корпус, установленный в той или иной форме, - и ясно, что этот акт есть закон.

Вторым - народ нарицает начальников, на коих будет возложено учреждаемое Управление. Но, нарицая их, он творит акт частного характера, не другой закон, но лишь продолжение первого и Действие правительственное.

Трудность состоит в том, чтобы понять, как возможно действие правительственное, когда нет еще Правительства; и каким образом народ, являющийся лишь сувереном или подданным, может при определенных обстоятельствах стать государем или магистратом.

И в этом раскрывается еще одно из удивительных свойств Политическому организма из тех свойств, посредством которых он примиряет действия, по видимости противоречивые. Это свойство проявляется во внезапном превращении верховной власти в демократию, таким образом, что безо всякой заметной перемены и только в силу нового отношения всех ко всем, граждане, став магистратами, переходят от общих актов к актам частного характера и от Закона к его исполнению. (Это изменение отношений вовсе не какая-нибудь чисто умозрительная тонкость, не имеющая примера в практике: оно имеет место в английском Парламенте тогда, когда Нижняя палата в определенных случаях превращается в большой комитет, чтобы лучше обсуждать дела, и следовательно из Верховного собрания, каким она была в предыдущей момент, становится обыкновенной комиссией; таким образом, она затем уже делает доклад самой себе как Палате Общин о том, что она только что определила в качестве большого комитета, и снова обсуждает в одном качестве то, что она уже решила в другом.