Сердце дракона, или Путешествие с Печенюшкиным - Белоусов Сергей - Страница 33

• Предыдущая
• 33/68
• Следующая

Хлебосольство Базилевса подавляло. Десятки блюд за ужином были в диковинку Алене с Лизой, некоторые вызывали опасение, иные — оторопь. Всезнайка Печенюшкин, сидевший между девочками, быстро перечислял исходные продукты, когда лакей с очередной тарелкой почтительно склонялся около одной или другой из сестер. Изумительно красивый паштет из дождевых червей, копченые каракатицы, запеченная ящерица в соусе из чернильных орешков и кардамона, морские свинки под маринадом…

— ЭТО плавает?.. — осторожно спросила Лиза, еще не утолившая даже первый голод.

— Нет… — Пиччи скосил глаза на фарфоровое блюдо в руках официанта.

— Ползает?

— Нет, нет, что ты…

— Прыгает? Скачет?

— Да нет же!..

— Летает? Насекомое?..

— Бог с тобой! Это как раз можно есть. Довольно вкусно. Молодые ростки баобаба с белыми грибами и печенью индюшки. Соус типа майонеза.

— Потянет… — Лиза позволила наложить себе полную тарелку. — М-м-м… Объеденье! Попробуй, Ленка! Слушайте, есть здесь что-нибудь, кроме вина? Крем-сода с ананасным соком? Вон в тот самый большой бокал, пожалуйста!

Федя уминал все с равным аппетитом. Лампусик, сидящий прямо на столе в миниатюрном креслице перед отдельным крохотным столиком, отщипывал крошки пирога с целиком запеченной в нем фаршированной колибри. Печенюшкин ел то, что и сестренки. Возможно, ради компании.

После ужина общество перешло в гостиную, где подавали мороженое и фрукты. Беседа, завязавшаяся за столом, разбилась здесь на отдельные ручейки, обтекавшие несколько групп диванов и кресел.

Пиччи бродил по залу с вазочкой орехового пломбира в шоколадном сиропе, приостанавливаясь то тут, то там. Внезапно чья-то ладонь легла на его плечо. Мальчуган обернулся. Рядом с ним стоял Тюнь-Пунь, улыбаясь по обыкновению.

— Если господин артист не возражает, я был бы счастлив показать ему замок. Зимний сад, верхние галереи, домашний музей, сторожевую башню. У нас собрано немало чудес и из верхнего и из нашего здешнего мира. Я чувствую в вас незаурядное образование — полагаю, ученому гостю будет любопытно…

Печенюшкин оглядел гостиную. Сестры Зайкины примостились на коленях у Базилевса. Лиза тараторила, делясь секретами творческой кухни, Алена играла массивной цепью дракона, походившего на доброго дедушку всех котов мира. Федя среди островка старых дам чувствовал себя как рыба в воде, излагая систему перевоплощения Станиславского. Авторство системы домовой приписывал себе. Лампусик, беззаботно порхая среди цветов апельсинового дерева, росшего из огромной кадки, за ничтожную долю мгновения обменялся с Пиччи понимающим взглядом. В жизни эльф был неизмеримо надежней, чем в той незавидной роли, что отвела ему Лиза в своей первой пьесе.

— Море моей признательности смыкается с океаном вашей любезности, — учтиво поклонился Печенюшкин. — Хозяйское же радушие стирает границу меж ними. Я с величайшей охотой следую за вами…

— …О, я был бы в отчаянии, доведись мне огорчить вас, — неторопливо, чуть нараспев, уверял китаец, — но все же, по моему недостойному разумению, ваза, так восхитившая нашего гостя в музее, принадлежит закату эпохи Хань, но никак не раннему Троецарствию.

— Не смею спорить с истинным знатоком древности… — Пиччи выглянул вниз из окошечка башни. — Да, высоковато. Примерно девяносто два метра и тридцать семь сантиметров до земли. Точнее, до камней. Конечно, сейчас темно, но, по-моему, площадка вымощена фант-фаронским гранитом? Отсюда неприятно падать.

— На сей раз вы совершенно точны. — Тюнь-Пунь прямо-таки расцвел. — И в разновидности камня и в расстоянии. Не сомневаюсь, что вы бы могли упомянуть и миллиметры. Итак, хватит играть, господин артист. Упасть вниз было бы действительно неприятно. И вам и мне. Объясните, чем приглянулся наш замок «труппе Теодоро»?

— Слова любезного проводника расцвечены иронией, — Печенюшкин осторожно забавлялся, словно бы пробуя ногой холодную воду, перед тем как резко нырнуть на дно. — Почему «труппа Теодоро» произнесено с издевкой?

— Божественный огонь! — В лице китайца, впервые сбросившего улыбку, обнаружилось нечто тигриное. — Нет, не так! Скорее, дьявольский. Ваша ремесленная пьеса просто пылает им. Бродячие лицедеи с горсткой волшебных знаний неспособны на это. А постановочные эффекты?! Магия ТАКОГО уровня доступна в Фантазилье единицам.

— Ну… Мы…. Учились понемногу… — Пиччи развел руками. — Вот и это…. доучились… Способные, видно.

— Базилевс доверчив и стар, — с горечью произнес Тюнь-Пунь. — Зоркость изменяет ему в последнее время. А публика, как известно, дура. Тем более наша, провинциальная. Вас будут носить на руках, не задумываясь об источнике пламени… Разговор мог бы пойти иначе, но вы смеетесь надо мной.

— Ни в коем случае! — возмутился Печенюшкин. — Всего лишь дразню!

— Завидная самоуверенность… — китаец отступил на шаг. — Считайте, что я рассердился, любезный артист. Конечно, мне не сравниться с Базилевсом в его лучшие годы, но сил обуздать нахала хватит.

Облик Тюнь-Пуня на глазах менялся. Сходство с тигром, еще недавно чуть уловимое, росло с каждым мгновением. Пропал шелковый вышитый халат, густая полосатая шерсть покрыла тело, руки коснулись пола, превращаясь в лапы, и когтями заскребли о камень.

Грозный хищник, которым обернулся китаец, занимал две трети пространства башенки, умело оттеснив Печенюшкина от единственного окна. Грозно рыча, тигр демонстративно облизывался, обнажая чудовищные, неправдоподобной белизны клыки. Жаркое дыхание зверя обдавало Пиччи, словно пар из кипящей кастрюли.

Не дожидаясь атаки, мальчуган кинулся на противника, точно выброшенный стальной пружиной. Тела их столкнулись, переплелись клубком и рухнули на пол.

Тонкие пальцы Пиччи уперлись в шею животного, с невероятной мощью отжимая от своего горла страшную оскаленную пасть. Тигр обхватил мальчика лапами, стараясь полоснуть когтями по коже. Несколько раз они перекатились, попеременно оказываясь внизу. Когда голова оборотня нависала над лицом Печенюшкина, капли слюны из ужасной пасти падали ему на грудь и подбородок. Яркая вечерняя звезда в узеньком оконце безразлично следила за поединком.

Вот герой снова прижал спину хищника к полу. Мышцы его напряглись, окаменев. Так прошли несколько долгих секунд. Голова тигра медленно поворачивалась набок, зажатая руками Пиччи. Еще миллиметр — и шейные позвонки чудовища готовы были хрустнуть, ломаясь. Напрягая все силы в попытке помешать Печенюшкину, Тюнь-Пунь на мгновение невольно ослабил мысленную защиту. Мозг его предстал перед мальчиком открытой книгой…

Пиччи, не ослабляя хватки, легко вскочил на ноги, взметнув в воздух перед собой полутонное тело зверя. Фигура героя выросла, руки его, удлинившись, опустили тигра в угол и прижали к стене. Двинуться противник не мог, лишь в бессильной ярости колотил хвостом о драгоценный яшмовый паркет.

— Дорогой Тюнь-Пунь… — Печенюшкин говорил отрывисто, переводя дух. — Умоляю вас простить мне эту недостойную выходку юного школяра. Другого средства быстро проникнуть в ваши мысли я не видел. Зато сейчас я знаю главное — мы не враги, а союзники. Теперь и я «открываюсь» для вас — великого чародея. Так мы избежим долгих дипломатических переговоров…

Руки мальчика разжались, он открыто стоял перед китайцем, вернувшимся к прежнему виду. Тюнь-Пунь смотрел на Пиччи, не отрываясь, узкие глаза его постепенно округлялись.

— …Поразительно… — шептал мудрец. — Я не мог и представить себе… Так вот в чем дело… Простите и вы меня. Я глубоко переживаю за Базилевса, стараюсь оградить его от малейших волнений и неприятностей. Его боль, его тревога… Если бы вы знали, сколько боли несет в своем сердце мой несчастный старый господин и друг…

— Девяносто два метра до земли. — Печенюшкин пожал руку китайца, с готовностью протянувшуюся ему навстречу. — Не будем вызывать подъемник. Винтовые лестницы очень пологи. Если не торопиться, мы вернемся к друзьям через полчаса. Время для беседы есть.

• Предыдущая
• 33/68
• Следующая