Близко-далеко - Майский Иван Михайлович - Страница 50

• Предыдущая
• 50/90
• Следующая

– Но ведь у нас, в сущности, не было до сих пор ни одной настоящей победы! – возразил Ричи.

– Как – не было? – пожал плечами Драйден. – А победа над итальянцами в Северной Африке?

– Над итальянцами… – протянул Ричи.

– А чем это не победа? – продолжал Драйден. – Впрочем, дело не в этом. Испокон веков англичане во всех войнах проигрывали все битвы, кроме последней. Я уверен, что последнюю битву мы выиграем и в нынешней войне!

Ричи с сомнением покачал головой:

– Если судить по тому, что делается в Южной Африке, можно в этом усомниться…

– Что ты имеешь в виду? – спросил Бингхэм, бросив на племянника беспокойный взгляд.

– Многое… Прежде всего – расовый вопрос.

– Ах, это! – недовольно поморщился Бингхэм.

– Да, это! – твердо повторил Ричи, адресуясь главным образом к советским гостям. – Судите сами: в Южно-Африканском Союзе десять миллионов жителей. Из них только около двух миллионов белых, преимущественно потомков голландских поселенцев – буров и англичан. Весьма скромное меньшинство! А коренного населения страны – черных африканцев – свыше семи миллионов! В основном это племена зулу, бечуана, коса, базуто и другие, принадлежащие к народности банту. Прибавьте к ним свыше миллиона мулатов, индонезийцев, индийцев, и вы получите восемь миллионов бесправных, презираемых законом черных и цветных, угнетаемых белыми «господами». При таком численном соотношении твердолобая политика, отнявшая все права у коренного населения, весьма опасна. А здешнее правительство будто нарочно стремится до крайности обострить вражду между белыми и небелыми.

– В чем же это выражается? – поинтересовался Петров.

– О, в тысяче и одной вещи! – горячо воскликнул Ричи. – Прежде всего африканцы лишены избирательного права в парламент. Целые племена выброшены с земель, которыми владели в течение веков, и загнаны в так называемые резервации, где им нечем прокормиться. Земли там мало, земля плохая, воды нет, климат ужасный… Ведь какое сейчас распределение земли: десять процентов у черных и девяносто процентов у белых, то есть у бурских и английских помещиков. Надо ли удивляться, что черные бегут из резерваций, и за лепешку батрачат у помещиков! Их не допускают ни к какой другой работе, кроме физической. Неграмотность – почти поголовная. Детская смертность – ужасающая. Взрослые болеют и умирают без медицинской помощи. В городах цветные лишены самых элементарных прав: они изолированы в особых нищенских «гетто», им запрещено появляться на улице после девяти часов вечера, запрещено гулять по набережной Кейптауна или ходить в кино, находящееся в «европейской» части города. По закону 1922 года ни одному негру не разрешается доступ в города, кроме тех случаев, когда они хотят служить белым. По окончании срока работы они должны покидать город. Прибавьте сюда погромы, которые частенько устраиваются для устрашения цветных. Вот вам картина местных нравов! Да о чем говорить! Двадцать процентов «белых дикарей», чужеземцев, держат восемьдесят процентов населения страны в полурабстве, бесправии, на грани голодной смерти, за гнусной решеткой расистских законов…

– Но, Ричи, – опять вмешался Бингхэм, – ты же хорошо знаешь, что я не сочувствую ряду мероприятий здешнего правительства. Однако Южно-Африканский Союз как доминион Англии самостоятелен в своей внутренней политике. Правительство его величества не может вмешаться в эти дела, хотя и сожалеет о некоторых действиях здешней администрации, считая их неблагоразумными.

– «Неблагоразумными»! – с раздражением воскликнул Ричи. – Они безобразны и возмутительны! Они стоят в прямом противоречии с принципами христианской цивилизации! Здешние расисты готовят себе страшное будущее… Как можно ждать, что страна, раздираемая такой внутренней враждой, внесет полноценный вклад в победу над гитлеризмом? Да ведь многие буры сочувствуют гитлеризму! Возьмите хотя бы таких людей, как Малан или Пирроу.[14]

– Я тоже нахожу, что местное правительство совершает ошибки, – снисходительно проговорил Драйден. – Однако, оставаясь на строго конституционной почве, правительство его величества лишено возможности изменить господствующие в Южной Африке порядки.

– Так где же выход? – спросил Ричи.

– Выход в постепенном воспитании общественного мнения, – ответил Драйден. – Рано или поздно его влияние – и в Англии и в Южной Африке – приведет к устранению нездоровых крайностей.

Упоминание о «строго конституционной почве» и о «воспитании общественного мнения» произвело заметное впечатление на Ричи. Он как-то сразу смяк и потерял большую часть своего задора. Однако ему не хотелось ронять в глазах советских гостей престиж «левого», и потому он нехотя сказал:

– Конечно… Расовый вопрос – сложный вопрос, но я все-таки не могу согласиться ни с тобой, дядя, ни с вами, сэр Вильям.

Слушая этот спор между двумя поколениями англичан, Петров подумал: «Да, по всему видно, что неграм остается надеяться только на самих себя».

Когда гости, наконец, встали и начали прощаться, Бингхэм спросил:

– Когда вы отплываете?

Потапов ответил с расстановкой, но довольно правильно:

– Мы отплывает через три дня на «Диане» в Ливерпуль.

– Как! На «Диане»? – оживился Драйден. – Я ведь тоже отплываю на «Диане». Значит, будем попутчиками!

– Что ж, будет веселее, любезно заметил Петров, а про себя подумал: «Вероятно, поссоримся в пути…»

– Да-да, будет веселее! – в тон ему откликнулся Драйден, а про себя подумал: «В общем, эти большевики не такие уж дикари».

На другой день утром Ричи приехал в отель, где остановились его новые знакомые, и с дружеской улыбкой предложил:

– Если вам угодно, я готов быть вашим гидом по Кейптауну.

Разумеется, советским гостям это было «угодно», и все четверо сразу же сели в автомобиль.

– Я буду вам показывать город по своей системе, – заявил Ричи. – Начнем со Столовой горы.

Автомобиль быстро доставил всю четверку на станцию фуникулера. Здесь они сели в маленький вагон и понеслись вверх. Два мощных стальных троса были натянуты между городом и макушкой горы, возвышавшейся на тысячу метров над уровнем моря. Вагон плавно скользил вверх по одному из тросов. На полпути к вершине он разминулся с другим таким же вагоном, который по соседнему тросу опускался вниз с вершины в город. Чем выше поднимался вагон, тем шире становился горизонт и вольнее дышала грудь. Быстро уходили вниз уступы скал, пропасти, лесные заросли. Белые дома города словно сжимались, улицы превращались в тонкие ниточки, колокольни церквей и башен становились похожими на легкие игрушки. Делалось холоднее, в ушах слегка покалывало. Наконец вагон остановился, и пассажиры вышли. Перед ними открылись необъятные, широкие дали.

Внизу, у подножия Столовой горы, – а она действительно была плоской, как стол, – широко раскинулся Кейптаун с многочисленными пригородами. Справа его сторожил грозный Пик дьявола, слева – мощная Львиная голова. С высоты город походил на огромное скопление разноцветных ракушек, вытянувшееся вдоль морского берега. Под яркими лучами солнца алмазами горели стекла домов и магазинов. Вдоль берега тянулись желтые пляжи, гряды утесов, дамбы и волнорезы… А еще дальше, за твердыми линиями побережья, в беспредельную даль бежала могучая и необозримая синь океана, сливаясь на горизонте с такой же могучей и необъятной синью неба. Молча стояли путешественники перед этой грандиозной, величественной картиной, как бы растворяясь в ослепительном великолепии природы…

– Перенеситесь мысленно на четыреста пятьдесят лет назад, – заговорил наконец Ричи. – Тогда были те же берега, та же Столовая гора, на вершине которой мы сейчас стоим, тот же могучий и жестокий океан, но не было ни города Кейптауна, ни его трехсот пятидесяти тысяч жителей – тех, кто своей бестолковой возней только нарушает извечный круговорот природы.

– Вы что же, по натуре нелюдим-отшельник? – улыбнулся Петров.

– Немножко, – скромно отозвался Ричи. – Я всегда люблю природу и не всегда люблю человека… Да, так вот, в один из бурных дней 1486 года к этим берегам пристали два маленьких португальских суденышка под командой смелого моряка Бартоломео Диаса. Несомненно, он был очень смел! Подумайте, пройти семь тысяч миль по неизвестным морским путям на утлых каравеллах, с сотней человек команды из отчаянных головорезов… Для этого надо было обладать сверхчеловеческой смелостью!

• Предыдущая
• 50/90
• Следующая