Только вперед - Раевский Борис Маркович - Страница 21
- Предыдущая
- 21/67
- Следующая
— Заболел? — всполошилась тетя Клава, когда Кочетов рано утром неожиданно появился в квартире.
— Заболел! — засмеялся Леонид. — Баттерфляем заболел!
Он подхватил тетушку на руки, закружил ее по комнате, но, взглянув на часы, заторопился и умчался в институт. Тетушка так и осталась в недоумении: что это за болезнь такая — баттерфляй?
В институте тоже несказанно удивились неожиданному возвращению Кочетова. В чем дело? Приближается первенство СССР, а этот неугомонный мечется из города в город.
Аня Ласточкина, первая увидев Леонида, испуганно прижала руки к груди.
— Что случилось? — тихо спросила она.
— Ничего не случилось, — засмеялся Леонид. — Летать буду… Бабочкой!..
Вечером Кочетов с Галузиным провели первую тренировку. В бассейне собралось много пловцов, тренеров, студентов института физкультуры. Все с любопытством ждали заплыва. Интересно, что нового узнал Кочетов на тренировочном сборе? Почему он так стремительно примчался в Ленинград?
Заплыв разочаровал зрителей. Леонид не смог проплыть баттерфляем даже стометровку. Всего пятьдесят метров прошел он, выбрасывая руки из воды, а во второй половине дистанции перешел на обычный брасс. Да и эти жалкие пятьдесят метров он проплыл баттерфляем отнюдь не блестяще. Опытные зрители сразу увидели, что Кочетов еще не владеет этим способом плавания. Движения его были недостаточно согласованы и легки, мускулы слишком напряжены и скованы.
Но самым неприятным были показания секундомеров. Леонид проплыл стометровку, чередуя баттерфляй и брасс, с худшим временем, чем он проплывал эту же дистанцию обычным брассом. Стоило ли огород городить?!
Некоторые пловцы не на шутку разгорячились.
Кочетову доверено защищать спортивную честь Ленинграда на первенстве страны. Он отлично плавает брассом и недавно поставил новый всесоюзный рекорд. Так пусть не мудрит и плывет тем стилем, который изучил в совершенстве.
— Да и вообще — экспериментировать сейчас, когда первенство уже на носу — непростительное легкомыслие, — говорили многие пловцы и тренеры.
— Знаем мы эти скороспелые новинки! — иронически добавляли они. — Много было таких лукавых «мудрецов»: выдумают какой-нибудь новый стиль, взбаламутят всех, а через год сами убеждаются, что новинка выеденного яйца не стоит.
Аня Ласточкина стояла тут же, взволнованно слушая споры пловцов. Она всей душой была за Кочетова, но высказать свое мнение не решалась. Неприлично ей, начинающей спортсменке, вмешиваться в разговор опытных мастеров-пловцов.
Но все же она не выдержала.
— А я думаю… — высоким, срывающимся голосом начала Ласточкина.
Но кто-то из спорящих сердито перебил ее:
— А нас не интересует, что вы думаете, барышня! Вы бы лучше на парашютную вышку пошли!
Это был язвительный намек на новое увлечение Ласточкиной — прыжки с парашютом.
Аня покраснела, осеклась и замолчала.
Обычно спокойный, Кочетов, слушая эти разговоры, тоже разгорячился. Он вышел из воды и, даже не одевшись, стал с жаром рассказывать, как плавает Виктор Важдаев.
— Если руки идут вперед под водой, как в брассе, — убеждал он, — они тормозят движение пловца. Ясно?!
— Нам-то ясно! — насмешливо ответил ему Холмин. — Только вот секундомеру это не ясно: он почему-то упорно показывает, что ты брассом плывешь быстрее, чем баттерфляем!
— А Важдаев? — возражал Леонид. — Он плавает баттерфляем быстро.
— Важдаев нам не указ, — не согласился Холмин. — Может быть, это новый гений объявился? Может, он и брассом показал бы рекордное время!
Спор разгорался. Пловцы и тренеры горячо отстаивали свою правоту. И все спорящие обращались не столько к своим противникам, сколько к сидящему тут же, на скамье у воды, Гаеву. Его слово всегда было решающим.
Николай Александрович, сосредоточенно размышляя, внимательно слушал спорящих. Наконец он встал — и все сразу затихли.
— Знаете, товарищи, — сказал Гаев, — я сейчас все время думал о Стаханове.
Многие пловцы недоуменно переглянулись. При чем тут Стаханов?
— Да, о Стаханове! — продолжал Гаев. — Ведь и у Стаханова, когда он впервые стал по-новому добывать уголь, не сразу все наладилось. Сначала-то дело не клеилось. И ему тоже говорили нытики и маловеры: «Брось мудрить! Рубай уголек обушком, как деды рубали!»
Гаев помолчал.
— Если Виктор Важдаев показывает отличное время баттерфляем, — спокойно продолжал Николай Александрович, — должны ли мы мешать Кочетову перенять его опыт? Конечно, овладеть новым стилем не просто. Но разве это значит, что нужно вовсе отказаться от него?
Гаев взглянул на часы и заторопился.
— Мне еще к конькобежцам надо заглянуть, — как бы извиняясь, сказал он и крепко пожал руку Леониду:
— Желаю успеха!
Гаев сделал несколько шагов к выходу, остановился и прибавил:
— И уверен в успехе!
И снова начались тренировки.
Снова грузный Галузин каждый день сотни раз вслед за пловцом неутомимо пробегал вдоль всего бассейна. Вновь появился веселый бaлaгур — массажист Федя. Для Леонида опять был установлен строжайший режим и особое питание.
Но тренироваться теперь стало гораздо труднее, чем раньше, когда они готовились побить рекорд. Галузин еще никогда не обучал пловцов, плывущих баттерфляем. А главное — не хватало времени. Обычно требовалось для освоения нового стиля самое меньшее полгода, а у них было немногим больше месяца.
И все же они не унывали. Леонид тренировался с увлечением. Гаев помог Галузину на три недели освободиться от преподавания в институте, и они с Кочетовым смогли всецело отдаться своему делу.
Каждое утро и каждый вечер Леонид неуклонно увеличивал дистанцию. Он прибавлял понемногу — по два, три, пять метров — но обязательно прибавлял. И одновременно под руководством тренера он тщательно отшлифовывал технику нового стиля. Скованность движений постепенно исчезала. Кочетов научился после каждого гребка расслаблять мышцы, давать им короткий отдых. Это было непременным условием победы.
На четырнадцатый день после приезда в Ленинград Леонид впервые полностью проплыл стометровку баттерфляем и показал время лучшее, чем на этой же дистанции старым стилем.
Скептики замолчали. Радостный и уверенный в своих силах, вернулся он в этот день домой. Неожиданно поздно ночью пронзительно зазвонил телефон и «сирена» на кухне. Тетя Клава и Леонид — каждый в своей комнате — одновременно соскочили с постелей.
— Вызывает Москва! — сказала телефонистка.
Тетя Клава, спросонок недовольно ворча и вздыхая, снова улеглась в постель. А Леонид через несколько минут услыхал громкий бодрый бас.
— Как жизнь, Фома? — весело гудел Виктор. — Почему изволишь быть дома? Я думал, ты и ночью тренируешься!
— Ночью я сплю, если мне не мешают! — улыбаясь ответил Леонид. — Днем успеваю тренироваться. Держись! Приеду — побью!
— Давай, давай! — бодро кричал Виктор. — Главное руками двигай быстрей. Не платочки вышиваешь! Да! Послушай! — перестав смеяться, серьезно сказал он. Чуть не забыл самое главное! Ты руки пошире разводи. Это мы с Михаилом Петровичем после твоего отъезда сообразили. Шире тебе надо нести руки!
Поговорив с Важдаевым, Леонид, улыбаясь, улегся в кровать, но долго не мог заснуть.
«Отличный парень! — думал он. — А руки я и так уже шире несу. Сам догадался!»
Тренировки шли хорошо. Каждый день теперь приносил хоть небольшие, но все новые и новые успехи. Леонид отрабатывал две дистанции — сто и двести метров. В этих дистанциях он будет выступать на первенстве СССР, так же как и Важдаев. Особенно упорно Леонид тренировал стометровку — коронную дистанцию Виктора.
С каждым днем стрелки, секундомера проходили все более, короткий путь: 1 минута 12 секунд, 1 минута 11,7 секунды… 11,5 секунды… 11,4 секунды… Но Важдаев все еще был недосягаем.
Каждая следующая секунда, казалось, была гораздо длиннее предыдущей: сбросить последнюю секунду никак не удавалось. Он сбрасывал ее по частям: сперва одну десятую долю, потом еще одну десятую…
- Предыдущая
- 21/67
- Следующая
