Ты победил - Зорич Александр - Страница 14

– Ты поступаешь плохо, не надо пачкать здесь, – протянул Ихша. Он собирался уже приказать своим телохранителям уволочь советника в каменный мешок, когда за его спиной раздались шаги. Бросив косой взгляд на корчи Адорна, перед Ихшей появился Секретарь Жезла.

– К тебе пришел лекарь Афах, Желтый Дракон.

– Чего ему? – Настроение у Ихши постепенно улучшалось и он был не против перекинуться парой-тройкой слов с безумным пастырем пиявок. В противном случае он приказал бы вытолкать его взашей и гнать пинками до самого Ан-Эгера.

– Говорит, что принес тебе нечто доброе.

– Ладно. Введи бесноватого.

– Продлись, как Хрустальный Век Магдорна, – приветствовал Афах Ихшу. Голос лекаря был мутен, словно старческая слеза. Лишь в глубине глаз лекаря Ихша приметил искорки торжества.

– Продлись и ты, – кивнул Ихша.

Лекарь был немолод. Долгие ночные бдения, постоянная близость к заговоренным камням и ядам, болотные испарения земли ноторов – все это не шло на пользу коже и крови, плоти и двум цветам желчи Афаха. А главное – возня с древними рукописями.

Среди пергаментов попадались очень злые – отравленные, испивающие жизнь по капле, вспархивающие огненными бабочками прямо в лицо своему незадачливому читателю. И все как один – исподволь туманящие рассудок, подобно дым-глине Синего Алустрала.

По мнению Ихши, лекарю было суждено «продлиться» не дольше, чем на ближайшие три-четыре года. Свое приветствие он счел отменной шуткой. И хохотнул.

Лекарь вежливо улыбнулся и сел прямо на плиты веранды, скрестив ноги. Афах мерз даже во дни знойного лета на берегах Ан-Эгера. Он всегда прятал свое тело под шерстяной накидкой. И сейчас, когда Афах сел, он был похож на маленький шерстяной курган. Даже не курган – а так, кротовину. Кротовину под стопами Ихши, Желтого Дракона, Человека-Горы.

Согласно этикету, вошедшему полагалось помолчать некоторое время, чтобы проникнуться величием наместника.

– Где ты был на этот раз? – насмешливо спросил Ихша, нарушая молчание. – Снова искал семена Огненной Травы? Копался в болотах вокруг Хоц-Але?

– Нет, Желтый Дракон. Слишком велика немочь моего тела, чтобы блуждать по Империи. Для этого у меня есть сын.

– Вот как? – равнодушно ввернул Ихша, смутно припоминая безмолвного бледного подростка по имени Руам, который некогда приходил вместе с Афахом и выполнял при лекаре работу мальчика на побегушках. Таскал за ним корзину со снадобьями, кипятил воду, возился со ступками для измельчения порошков. Потом мальчишка исчез. Исчез – ну и ладно. Ихше не было до него никакого дела.

– Да, именно так. Я никогда не хотел, чтобы Руам повторил мою судьбу. Но мне нужен был помощник, и я выучил сына всему, что знал и умел сам. Руаму как раз исполнилось семнадцать лет, когда ты, Желтый Дракон, заложил на Глухих Верфях первую «черепаху».

Ихша насторожился.

«Черепахи» были его излюбленным детищем и теперь их мог видеть каждый в военном порту.

Но в свое время первые «черепахи» строились под покровом строжайшей тайны, в огромном крытом арсенале – недаром ведь верфи именовались Глухими.

– Тогда я подумал: Желтый Дракон – самый мудрый и деятельный из всех наместников, которых помнит Хилларн. Желтый Дракон – рачительный хозяин, выжимающий из провинции все соки во имя здравствующей династии. Сейчас император доволен Желтым Драконом. Но Асхар-Бергенна не беспредельна, не бездонны рудники Гэраяна. И нельзя с восьми мер ячменя отдать в казну девять. Поэтому мудрость Желтого Дракона простирается дальше, в земли иноземцев. Но война с Севером – чересчур дорогое и рискованное предприятие, чтобы взор Желтого Дракона простирался за Орис. И если бы Желтый Дракон хотел войны с северянами, он строил бы не корабли, а разборные осадные башни и «дома лучников». Значит, Желтый Дракон хочет воевать на море Савват. С Аютом воевать нельзя, ибо «молнии» Гиэннеры в состоянии отразить любого врага. И с Вараном воевать тоже нельзя, ибо Свод Равновесия сейчас силен, как никогда. С кем же хочет воевать Желтый Дракон?

Ихша напрягся. За правильный ответ на этот вопрос любой из его подданных мог быть отправлен на шестиступенчатую казнь. А мог стать Правым Крылом Желтого Дракона.

– Действительно, – щелкнул пальцами Ихша. – С кем?

– Желтый Дракон собрался совершить невозможное. Желтый Дракон хочет раздавить Варан. Раздавить раз и навсегда. А для этого Желтому Дракону нужно уничтожить верхушку Свода Равновесия. И в первую очередь – молодого гнорра, – отчеканил Афах. – И если только Желтый Дракон будет благосклонен к своему покорному слуге, ему удастся совершить невозможное.

– Выпей вина. И налей мне тоже, – хрипло сказал Ихша. Слова лекаря просвистели для его ушей огненным бичом.

Желтый Дракон любил такие речи. Особенно если за ними стоял трезвый расчет, а не пустое бахвальство безумца.

– Поэтому мой сын Руам, – продолжал Афах, вежливо пригубив вина и отставив чашу, – исполняя мою волю, два года назад отправился в Варан. Семя славы должно произрасти на почве грядущей войны. Но прежде эту почву следует приуготовить. Так сказал я на прощание Руаму, напутствовав его искать слабость Варана. Прошло два года, и мой сын возвратился не с пустыми руками. Среди прочих владений варанского князя есть одно, казалось бы, ничем не примечательное. В нем мой сын разыскал то, что даст нам силу, а Варану – сокрушение. Имя этой земле – Медовый Берег.

Ночь со Второго на Третий день месяца Алидам

Кедровая Усадьба называлась так потому, что на ее постройку некогда ушла огромная роща вековых кедров.

Выстроенная на расчищенном от валунов щебенистом холме близ предгорий Большого Суингона, она представляла собой и жилой дом, и крепостцу, и родовое гнездо рода Гутуланов.

Эгин знал, что аристократы Синего Алустрала строят себе такие же жилища. Но только каменные, огромные, вознесенные над морем на неприступных утесах. Так делают в Синем Алустрале, ибо там все боятся всех, а император, сидящий за тысячу лиг от тебя в столице, расположенной на совсем другом острове, не в состоянии нагнать страху на твоего алчного соседа. Но в Варане есть Свод Равновесия, который защищает всех и каждого от всякого и каждого. Поэтому даже очень благородным и богатым настоящие укрепленные замки строить незачем. А в провинциальном захолустье, может, и хотели бы, да чересчур бедны.

Кедровая Усадьба представляла собой неправильный пятиугольник бревенчатых стен, обсыпанных земляными откосами по внешнему обводу, две сторожевые башни и собственно добротный жилой дом со своей собственной башней, на вершине которой должен был бы сейчас находиться тайный советник Йен окс Тамма, созерцая небеса в дальноглядную трубу.

Увы, вместо этого Эгин стоял у окна гостевого зала и, не торопясь прятать «облачный» клинок в ножны, всматривался в подсвеченную факелами темноту на дворе.

А там, подтверждая его самые худшие опасения, творилось что-то жуткое.

Эгин неплохо видел и, главное, после Второго Посвящения неплохо чувствовал то, что следует видеть и чувствовать арруму Свода.

То, что видел и чувствовал Эгин, было смертью, ужасом и еще чем-то, что он сейчас был не в состоянии назвать.

Одной из двух сторожевых башен Кедровой Усадьбы больше не было. На ее месте зиял непроглядной чернотой пролом.

Надо полагать, вспышка и грохот, от которого несколько мгновений назад высадило стекла, были произведены «гремучим камнем» или аютской даггой. Но здесь, в захолустье, от любого из этих предположений холодела спина. Не может быть, чтобы здесь кто-то мог располагать тайнами эверонотов или секретами аютской Гиэннеры. Однако сокрушить в одно мгновение боковую башню, сложенную из пятиладонных кедровых бревен, – дело нешутейное. «Когда видишь то, чего не может быть, глаза превыше разума».

Через пролом в стене во внутренний двор Кедровой Усадьбы проникли несущие смерть. Кто они? Это оставалось для Эгина полнейшей загадкой. Но то, что они несут смерть, было слышно по истошным воплям в полумраке – заспанная дворовая челядь и вооруженные пастухи Круста погибали от чьей-то беспощадной и сильной руки.