Ты победил - Зорич Александр - Страница 11

Если бы у него было время… Если бы у них было время…

«К сожалению, все еще впереди, – одернул себя Эгин. – А пока что обойдется без запретного. Сегодня Уложения Жезла и Браслета пребудут в неприкосновенности. Нет времени. Сейчас нет времени, иначе наше отсутствие станет чересчур уж подозрительным. Милостивому гиазиру тайному советнику, понимаете ли, вздумалось поглядеть в дальноглядную трубу на звезды. А дочери землевладельца Круста Гутулана возжаждалось препроводить тайного советника на самый верх Перстовой Башни!»

Лорма лишь восхищенно ойкнула, когда Эгин рывком развернул ее к себе спиной и, наградив поцелуем в шею, распластал гибкий стан местной крали на столе.

Поддавшись сильным рукам Эгина, в общем-то совершенно непохожим на обычные холеные грабли государственных чиновников, мягко шурша, по бедрам Лормы поползло вверх платье.

Одним артистичным движением Эгин ловко распустил шнуровку на своих парчовых голубых рейтузах (узлы были исподволь ослаблены еще за столом). И, предоставив своим рукам вольно ласкать не по летам крупные груди Лормы, ввел своего Гиазира в покои невинности так, как то принято у людей Свода Равновесия – очень, очень требовательно. Он здесь хозяин. Он – и никто другой.

– Нет. Сейчас нам пора возвращаться, – сухо сказал Эгин, собственноручно отирая внутреннюю поверхность бедер Лормы посредством льняного платка для чистки «облачных» клинков.

Лорма рассеяно следила за проявлениями Эгиновой заботы. Чувствовалось, мужская забота не была ей внове.

«Платок придется выбросить. А ведь их не так уж много – всего семь. Подумать только – до того, как познакомиться со мной, бедняжка действительно не знала, что такое дальноглядная труба. Это до двадцати-то лет, о Шилол!» – в некотором сумбуре, перескакивая с одной темы на другую, размышлял Эгин.

Ласки Эгина имели мало общего с загадочными и туманными «романтическими» местами из не запрещенных Сводом светских романов. И уж совсем мало общего с ласками ее прежнего кавалера – заезжего торговца галантереей. Казалось, речь шла о разных вещах. Хотя вроде бы об одних и тех же… Не в силах с ходу осмыслить этот парадокс, Лорма совершенно утратила чувство действительности.

– Ты сказал нет. А почему нет? Это ведь так быстро! – поинтересовалась Лорма недоуменным тоном капризной девочки.

Эгин не сдержался и хохотнул – после этого «быстро» он был весь в мыле. Его рубаха прилипла к спине.

– С точки зрения вечности, это, конечно, быстро. Но сейчас нужно спешить – твои родители ждут нас. Мы будем встречаться еще не раз и не два. И ты еще научишься по-настоящему ценить это время. Но сейчас надо идти. Мы уже все звезды пересчитали.

– Не все, – блеснули обнаженные улыбкой зубы Лормы.

– Послушай, Лорма, – Эгин взял ее за плечи и, словно щенок, потерся своим носом о ее, – ты очень красивая девушка и я буду любить тебя долго и часто. Настолько долго и часто, насколько позволят мои обязанности тайного советника. Но если твой отец, а в особенности же мамаша, что-то заподозрят, они в первую очередь прикажут конюхам тебя высечь. А во вторую очередь…

– Меня никогда не секли, – пожала плечами Лорма и, неожиданно ловко пропустив пальцы между Эгиновой шнуровкой на панталонах, прикоснулась к нему так, что тот против своей воли вздрогнул от неожиданности.

«Подруга с подходцами!» – вспомнилось Эгину. Это была самая лестная характеристика, на какую мог сподобиться в адрес женщины его бывший друг Иланаф. Четвертованный по приказанию гнорра почти год назад.

Сам Эгин чуть не прыснул со смеху над своей реакцией: словно бы не Лорма, а он – пугливый новичок, которого домогается развратная бабенка. В этот момент Эгину пришло в голову, что опасаться ему, собственно, совершенно нечего – ну заподозрит папаша, ну заподозрит мамаша, ну заподозрят гости… В самом худшем случае придется зарубить папашу в честном поединке. В лучшем – пристанут, чтобы он женился на дочери-сокровище. В наиболее вероятном – будут стращать доносом в Свод Равновесия, ха-ха. «Это звучит – донос на аррума!»

Лорма тем временем опустилась на колени. Что будет дальше, Эгин догадывался. Он не сомневался в том, что это задержит их еще по меньшей мере на десять минут, ибо девушка едва ли искушена в Первом Сочетании Устами. Но решительно спрятать извлеченного требовательными пальцами Лормы Гиазира прочь, подальше от горячих губ девушки, Эгин не мог. Ибо это не соответствовало бы доблестям и достоинству аррума Опоры Вещей.

Когда они наконец вернулись в гостевой зал, чтобы присоединиться ко всеобщему веселью, их взорам открылась дурацкая и в чем-то неуловимо жутковатая картина.

Мамаша Лормы, барыня Хена, здоровая баба в летах, лежала, упитая до бесчувствия, на медвежьих шкурах, живописно наваленных в углу зала.

– Ну вот… А ты говорил, родители нас заждались, – укоризненно шепнула Эгину Лорма. – Могли бы еще… погулять.

Итак, мамаша Лормы уже отдыхала. Папаша, вполне симпатичный Эгину мужик с невероятным южным именем Круст Гутулан, подперев багровую рожу кулаками, пялился туда же, куда и все, – в центр стола.

«Все» – это управляющий имения со своей супругой, странной женщиной, лицо которой было украшено шрамом от виска до подбородка, а пояс – кривым «трехладонным» ножом.

Четверо лучших пастухов Круста с разбойными рожами. И сокольничий с двумя соколами на обоих плечах.

Вся честная компания мутными, покрасневшими от усталости и пьянства глазами следила за тем, как выламывается и завывает уже знакомый Эгину Сорго – вожак и наставник вайского отрочества, начальник почты.

Помимо всего прочего, Сорго был поэтом. В моменты экзальтации Сорго уверял Эгина, что в действительности он – не Сорго, а воплотившийся в неподходящем теле древний харренский стихопевец Астез Торк.

По этому поводу Сорго мог процитировать наизусть любое место из шеститомных «Исторических поэм». И требовал от вверенных ему отроков, чтобы те величали его «несравненным Астезом».

В свободное время Сорго занимался сочинением длиннейшей и нуднейшей драмы «Инн окс Лагин, отец наш основатель».

Об этом он не преминул сообщить Эгину при первой же беседе в садике у дома Люспены. Видимо, Сорго рассчитывал, что Эгин упомянет о нем в следующем отчете гнорру. В этом смысле Сорго явно недооценивал покойного Гларта – тот прилежно упоминал о нем в каждом рапорте. Благодаря чему в архивах Свода имелась полная перепись трудов Сорго из Ваи. Не каждый столичный стихопевец удостаивался такой чести.

Тогда, в садике у дома Люспены, Эгин вполне справедливо заметил:

– Не приведи Шилол вам, Сорго, в действительности оказаться перевоплотившимся Астезом Торком. Ведь в этом случае по законам, установленным еще при Инне окс Лагине, «отце нашем основателе», вас ждет Жерло Серебряной Чистоты.

К огромному изумлению Эгина, лицо Сорго просияло и поэт радостно спросил:

– Правда? Настоящее Жерло Серебряной Чистоты?

В общем, Сорго, с точки зрения Эгина, был законченным идиотом. Наверное, только благодаря этому он умудрился уцелеть при прежних тайных советниках, несмотря на многочисленные доносы соседей.

Итак, пьяный вдрабадан Сорго качался, стоя на столе, посреди опрокинутых кубков и перетоптанных его сапожищами перепелов.

Губы Сорго были перемазаны чем-то красным. «Стало быть, кровь изображает на устах», – догадался Эгин.

В левой руке Сорго сжимал телячью печень, тушенную в яичном соусе, и, гневно потрясая ею над головой, орал:

– И вот преисполнится скверною суша! И вот, под землей расцветая, питаясь чужою игрою, появится нечто и выест всю землю под миром! И вот истекут из хуммеровых уст указанья…

Сорго тяжело перевел дух. В его глазах стояла стена вдохновения. Он пребывал в вещем трансе. В совершенном бесчувствии. Однако бесчувствие не мешало ему складно и быстро импровизировать тяжелыми астезовыми стопами – вскоре Сорго продолжил:

– …указанья… для сердца, изъятого прочь через реберный короб! И выйдут не люди, но лишь истребители плоти, и новое сердце отыщут себе на поживу!