Боевая машина любви - Зорич Александр - Страница 24

– О да, конечно, – улыбнулась Зверда. – Не кажется ли вам, гнорр, что мы чересчур много уделяем внимания ерунде? В то время как пора перейти к главному.

«Куда уж главнее?» – растерялся Лагха.

Зверда наклонилась, протянула руку, легко коснулась век и ресниц барона Шоши, словно бы смахивая паутинку с лица своего мужа.

Лагха изумился. Барон Шоша, оказывается, уже некоторое время спал с открытыми глазами. Или заснул только что – от прикосновения Зверды.

Гнорр был не из робкого десятка, но даже он не сразу осмелился легко прикоснуться вслед за Звердой к барону. Впрочем, не к лицу, а к его огромной лапе, которая возлежала на закрученном гребнем счастливой волны подлокотнике кресла.

Тело не лжет: теперь Лагха был точно уверен в том, что барон не притворяется, а действительно спит непрошибаемым сном усталого, счастливого, пьяного человека.

Человека ли? Со всей определенностью, След Шоши был человеческим. Это Лагха понял еще на официальных переговорах. И все-таки сейчас, когда барон заснул, Лагхе почудилось, что где-то в теле этого невысокого, но поразительно ширококостного северянина шевельнулась некая иная природа. Отраженный?

Одновременно с этим Лагха краем глаза видел, как Зверда совершенно бесшумно поставила бокал на стол, поднялась во весь свой недюжинный рост и улыбнулась.

– Спит как убитый, – сказала она.

Лагха откинулся в низком кресле, застеленном медвежьей шкурой, и посмотрел на баронессу. Так, словно бы видел ее впервые в жизни.

Весь день гнорр воспринимал Зверду только как ловкую чужеземную интриганку, у которой есть определенный политический интерес в Варане. То есть не как предмет любви, а как предмет чуждой власти, который хочет использовать подвластные Лагхи силы для достижения своих целей и который, в свою очередь, можно использовать для того же. Но не более.

Теперь же Зверда представала перед Лагхой во всем блеске своей великолепной, воинственной, необузданной женственности. От нее шел зов такой силы, что, казалось, еще немного – и бокалы на столе разлетятся вдребезги.

Лагха тоже встал из кресла. Он был все-таки выше, пальца на два. Но не более того!

Лагха почувствовал себя до крайности двусмысленно.

С одной стороны, ему хотелось тут же, почти не раздеваясь, овладеть Звердой прямо перед камином. С другой – вежливо откланяться и немедленно уйти ночевать под забором. В его душе, непростой душе Отраженного, наперебой звенели две струны, и каждая кричала о своем.

– Ты права. Пора перейти к главному, – еле слышно сказал гнорр.

Они не тискали друг друга в глупом нетерпении, не рвали одежду, не целовались и не сопели попусту.

Лагха расшнуровал штаны, Зверда деловито подобрала свое длинное парчовое платье, развязала набедренный кушак и опустила платье на плечи.

Лагха осторожно заключил в свои ладони ее литые груди с маленькими сосками нерожавшей женщины. Зверда нежно подтолкнула Лагху в плечи, чтобы он лег на спину. Лагха не возражал.

От Зверды шел запах молодого холеного тела и земляники. Ни духами, ни благовонными притираниями баронесса либо не пользовалась вообще, либо не пожелала воспользоваться.

Лицо Зверды стало невообразимо серьезным. Лагха почувствовал, как ее горячее лоно обволакивает его черен. Лагха тоже посерьезнел.

Он не понимал, отчего ему не хочется молоть ласковую ерунду, к которой его приучила Сайла. Целоваться со Звердой ему тоже не очень-то хотелось. Заглянув в свое сердце, Лагха понял: ему страшно.

Так они и любили друг друга: почти беззвучно, без единого слова, в тягучем, исступленном сосредоточении.

Когда Зверда, едва слышно взрыкнув, откинулась на спину, Лагха проливал семя столь долго, что думал, отдаст сейчас всю свою жизнь без остатка. Судя по экстатической дрожи баронессы, ей тоже стоило великих трудов оставаться в сознании.

Лараф взял книгу, оделся, заткнул свою «подругу» за пояс, тщательно закрыл тайник и вышел во двор.

Он подошел к парадному входу и отворил дверь. Он проходил здесь сравнительно недавно – около часа назад.

Парадное еще не заперли на ночь, а могли и вообще не запереть.

Специального человека на дверях у них в доме не было, поскольку дом был обнесен высокой и крепкой оградой, которая хорошо охранялась. Да и делать подле их дома праздношатающемуся недругу было нечего. Все дальние подступы к Казенному Посаду находились под наблюдением Свода.

Мануфактурские же своей дисциплинированностью превосходили, пожалуй, личную охрану Сиятельной Княгини. И мастерам, и простым рабочим было запрещено покидать свои подворья и казармы с наступлением темноты. Ослушников на памяти Ларафа не случалось.

Лараф поднялся на второй этаж и прошел в женское крыло дома. Там жили его сестры Тенлиль и Анагела со своими служанками. В коридоре горели две масляные лампы, так что найти дверь в комнату Анагелы не составило труда.

Быть замеченным здесь Лараф не боялся. У него был заготовлен целый букет отговорок, начиная от прозаической «зашел за книгой» и заканчивая романтической «некому излить душу». Он и впрямь когда-то часто заходил к Анагеле то за очередным романом о непобедимом морском офицере-«лососе» Эр окс Эрре, то просто поделиться с ней своими ночными страхами. Правда, «Семь Стоп Ледовоокого» быстро отучили его от подобной ерунды.

Лараф постучал тихим-тихим узорчатым стуком, который при достатке воображения можно было принять за псевдоритмичную крысиную возню.

Долго не открывали. Лараф повторил тайную последовательность. Наконец Анагела бесшумно подкралась с той стороны.

– Кто там? – шепотом осведомилась она.

Вместо ответа Лараф, в душе посмеиваясь, повторил стук.

Дверь отворилась и Лараф мгновенно ступил внутрь комнаты, оттесняя Анагелу назад. В ее глазах Лараф прочел смесь крайнего удивления, испуга и разочарования.

Лараф приложил палец к губам, затворил дверь и только тогда прошептал: «Не бойся. Мне нужна твоя помощь».

Условный стук, на который отозвалась Анагела, Ларафу не мог быть известен. Не мог! Им пользовался молодой человек из крепости, бесшумный ночной гость, имени которого Лараф не знал и о котором едва ли узнал бы когда-либо, если б не его древняя подруга в деревянном окладе.

Анагела была шокирована и «раскололась» довольно быстро.

Полгода назад Лараф, как обычно перед сном, открыл книгу и попал в Синий Раздел, на разворот, обещавший «показать ближайший секрет». Краткий рецепт требовал немедленно проколоть указательный палец, написать прямо на этой же странице кровью слова «Отворяю врата свои» и лечь спать.

На той странице уже чернели четыре надписи. Лишь в одной из них Лараф смог узнать нечто, напоминающее харренские буквы. Однако не могло быть сомнений в том, что все эти надписи означали одно и то же: «Отворяю врата свои».

Лараф повиновался.

Той же ночью врата его сознания приоткрылись, и Лараф оказался в том самом знакомом до боли коридоре, который сегодня привел его к Анагеле. Лараф понимал, что должен подождать, поскольку никаких секретов пока что не видел.

Книга обладала своеобразным чувством юмора: Лараф прождал почти три часа, причем все это время по полу коридора ползала нечеткая, но, как ему казалось во сне, голодная тень. Такую тень, пожалуй, мог бы создать клоп или паучок, лазящий по стеклянному колпаку масляной лампы.

Пришлось стоять затаившись, чтобы призрачная тварь не отреагировала на движение и не присосалась к нему, ведь и сам-то он, Лараф, был всего лишь тенью. Откуда появилась мысль о том, что тварь обязательно захочет к нему присосаться, Лараф не брался судить. Однако проще было довериться этому подозрению, чем потом казнить себя за опрометчивость.