Батый - Ян Василий Григорьевич - Страница 26
- Предыдущая
- 26/96
- Следующая
Глава двенадцатая
Переправа через Итиль
Подходя к Итилю, все монголо-татарские войска получили приказ джихангира в три дня переправиться на другой берег. Гонцы носились вдоль лагерей. Некоторые отряды еще не прибыли и где-то тянулись позади, по выжженной солнцем равнине.
Одним из первых прибыл к реке Итиль хан Кюлькан, младший сын Чингисхана от его последней молодой жены, красавицы Кулан-Хатун, умершей в Каракоруме от отравы, поднесенной на обеде завистливыми родичами.
Высокий и красивый, как его мать, с узкими, слегка скошенными глазами, всегда беспечный и полупьяный, Кюлькан ответил гонцу, что здесь богатая охота на птиц, дзеренов и сайгаков и что он переправится только после окончания охоты.
Кюлькан поставил на берегу Итиля знаменитую юрту своей матери Кулан-Хатун, в которой она принимала Священного Воителя Чингисхана. Вместо войлоков юрта была покрыта пятнистыми шкурами горных барсов и подбита соболем. Хан Кюлькан устраивал в ней каждый день пиры и веселился с молодыми сверстниками, монгольскими знатными ханами.
Вскоре к нему прискакал второй гонец в сопровождении сотни «бешеных» Субудай-багатура. Строгий полководец извещал беспечного чингисида, что «не исполнивший приказа увидит смерть, а замедливший переправу будет смещен на самую низкую должность и его место займет более расторопный…». Гонец добавил от себя, что «непобедимые» и десять тысяч отборных воинов получили приказ садиться на коней, если хан Кюлькан снова ответит отказом.
Хмель мгновенно вылетел из головы Кюлькана. Он призвал своих нойонов и багатуров, которые стали вспоминать, как в таких случаях поступал Чингисхан. Монголы начали спешно резать баранов и козлов, сдирать с них шкуры чулком, через шею, перевязывать отверстия жилами и надувать бурдюки. Большие заботы и хлопоты вызывали обозы, которые у каждого чингисида достигали значительных размеров и в походе были крайне обременительны. Воины Кюлькана делали из бурдюков плоты и тесали из жердей весла. От Кюлькана во все стороны помчались гонцы узнать, готовятся ли к переправе другие отряды.
Субудай-багатур о многом позаботился заблаговременно. Сверху, из царства Булгарского, прибыла тысяча двадцативесельных просмоленных лодок. Этот подарок прислал Бату-хану его брат Шейбани-хан по просьбе одноглазого полководца. В лодках сидели полуголые, в отрепьях гребцы-булгары,[98] ставшие от жгучего солнца темными, как сосновая кора.
Лодки остановились в устье Еруслана и вдоль берега Итиля. Субудай-багатур выделил сто лодок и приказал, чтобы в каждую лодку вошли по двадцать нукеров, имея с собой лишь седла, переметные сумы и трехдневный запас ячменя для корма коня. Кони же сами переплывут реку.
Было яркое, теплое осеннее утро. Река спокойно несла прозрачные воды, нежась под ласковыми лучами солнца.
В этом месте река была очень широка, коням придется плыть с трудом. Как-то они справятся с течением?
Арапша со своей сотней должен был переправиться первым. Он стоял на песчаном берегу и измерял взглядом ширину реки. Смелости-то хватит, а вот хватит ли силы? К нему подошел коренастый монгол в синем длинном, до земли, чапане с загорелым молодым лицом. Из-под отворотов войлочной шапки смотрели властные холодные глаза. Это был сын Субудай-багатура – Урянх-Кадан, выдвинувшийся в китайскую войну решительностью и смелыми набегами.
– Я узнал, что мой почтенный отец поручает тебе первому переправиться на тот берег. Дело не только в переправе. Приготовился ли ты к битве? На той стороне собрались неведомые всадники. Сколько их – неизвестно. Они могут вступить в бой. Кто они – саксины, куманы, буртасы.[99] или урусуты, – не все ли равно! Надо их отогнать, занять берег и отослать все лодки сюда обратно. В каждой лодке должны остаться пять нукеров присматривать за гребцами, не то на обратном пути булгары захотят убежать от нас вниз по реке. На конях надо оставлять оброти[100] и связывать их чембурами[101] Слабые кони должны плыть около лодок, их следует поддерживать за повод. Мой почтенный отец дает в твои руки старого крепкого жеребца, своего любимого саврасого, который покажет другим коням, как надо плыть. Он уже переплывал и серебряный Улуг-Кем, и многоводный Джейхун.[102]
– Я сберегу драгоценного коня! – сказал Арапша. – Только зачем посылать обратно для присмотра за гребцами по пять нукеров? Достаточно одного! Кто осмелится ослушаться одного монгола?
– Осторожность в большом деле не вредит! – ответил Урянх-Кадан.
Субудай-багатур, сутулый и грузный, стоял невдалеке на берегу, возле саврасого жеребца с широкой грудью, черной гривой и длинным черным хвостом. Субудай гладил его толстую мускулистую шею, что-то шептал ему в мохнатое ухо, опять гладил и ласкал и кормил его кипчакской просяной лепешкой.
Отгоняя вьющихся слепней, саврасый кивал головой и, казалось, молчаливо соглашался поддержать славу монгольского коня.
Мусук был в сотне, которой предстояло первой переплыть огромную реку. Он был готов ко всему – плыть так плыть! В ногах его лежало седло, рядом стоял кипчакский конь, подаренный ему Арапшой. Но конь был очень заурядный и сильно заморенный.
Арапша подошел, взглянул на Мусука и спросил:
– Ну как?
– Переплыву.
Арапша пощупал ребра коня, впадины над глазами и махнул рукой:
– Плох твой конь! Не выдержит! Садись сзади, на корме лодки. Держи коня крепко за повод, помогай ему плыть и берегись, чтобы вода не попала ему в уши. Если же лопнет повод и конь утонет – так тебе и надо! О крепком ременном поводе надо было заботиться заранее.
Субудай-багатур взглянул на сытого, мускулистого, с шелковистой блестящей шерстью гнедого коня Арапши и милостиво разрешил привязать его чембур к уздечке своего саврасого любимца.
Субудай сам свел жеребца к реке и вошел вместе с ним в воду, еще раз что-то шепнул коню на ухо и ударил его ладонью:
– Уррагх! Вперед!..
Жеребец наклонил голову к воде, понюхал, фыркнул, поиграл ногой и решительно направился вперед. Возле него бодро шагал стройный гнедой конь Арапши, за ними следовали кони всей сотни.
Тысячи монголов взобрались на береговые холмы и наблюдали, как их кони сами плывут через великую реку.
Сперва пришлось идти через песчаную отмель, за которой сразу начиналась глубина.
Саврасый погрузился первым, за ним гнедой; только лоб и торчащие уши поднимались из быстро несущейся, блестящей на солнце воды. Два-три следующих коня бодро поплыли вслед за ними, потом другие, наконец весь табун исчез в волнах, и только торчащие уши и слегка всплывшие головы показывали, как движутся кони, стараясь преодолеть могучее течение Итиля.
В это время первые большие черные лодки выдвинулись из устья Еруслана. В них поспешно садились воины, сверкая оружием; некоторые вели за собой более слабых коней. Гребцы опустили в воду длинные белые весла, взмахнули ими, и лодки медленно поплыли.
Мусук сидел на корме и наблюдал, как его небольшой рыжий конь плыл рядом, старательно загребая ногами. Лодка подвигалась слишком быстро для коня, и ременный повод натягивался все туже. «Лопнет ремень, конец моему коню! – думал Мусук. – Опять стану безлошадным конюхом…»
– Тише гребите! Не утопите коня! – умолял он гребцов.
Стремительная река относила далеко вниз плывущих коней и лодки. На середине реки Мусук с ужасом заметил, что его конь начал уставать и раза два ложился на бок.
– Вода нальется в уши – погибнет! – бормотал Мусук. – Ну, постарайся, красавчик, ну еще потрудись, дружок! – И он изо всех сил подтягивал коня, который снова выпрямлялся и выгребал ногами. Но ненадолго. Вскоре он опять лег на бок, и его светло-рыжее брюхо поднялось из воды, ополаскиваемое волнами. Мусук уже старался вытягивать из воды только ноздри и уши коня.
98
Булгары – народ, живший в низовьях Камы.
99
Саксины и буртасы – исчезнувшие племена, жившие в низовьях Волги. Куманы – половцы.
100
Оброть – конская уздечка без удил, с одним ремнем.
101
Чембур – длинный ремень, идущий от уздечки; служит для привязывания коня.
102
Улуг-кем – Енисей. Джейхун – Амударья.
- Предыдущая
- 26/96
- Следующая