Воскрешение Латунина - Валентинов Андрей - Страница 6

– На Ближнюю Дачу, – подсказал кто-то. Ближняя Дача на протяжении многих лет была любимым местом товарища Латунина.

– Можно и туда, – кивнул Мишутин. – В прессе следует поместить несколько статей об успехах нашей медицины, чтобы подготовить общественное мнение на случай, если придется дать официальное сообщение. Постараемся не предавать дело особой огласке. В дальнейшем можно будет этого… станем называть его по-прежнему, Латунина, снабдить документами и отправить на жительство… ну, хотя бы на его родину, в Южную республику. А до этого будем держать его в изоляции. Кто за это предложение?

Все были, естественно, «за», только товарищ Антипов не преминул присовокупить обычное: «Ох, не знаете вы его!»

Заседание завершилось, все разъехались по своим делам, а чрезвычайная тройка – Мишутин, Антипов и Возгривин – занялись подготовкой к ожидаемому пробуждению бывшего вождя и учителя.

– Ну-с, обмозгуем возможные варианты, – начал Сергей Михайлович. – Андрей Гаврилович, ведь вы немного знали его. Как Латунин вел себя в чрезвычайных обстоятельствах?

– Звал Лаврентьева, – не задумываясь, отвечал товарищ Антипов.

При упоминании этой фамилии все вздрогнули. Лаврентьев, бывший министр внутренних дел, слыл одним из наиболее жестоких подручных Латунина. Впоследствии он был с общего одобрения отдан под трибунал и расстрелян.

– Да, – молвил товарищ Возгривин, – хорошо хоть этого не стали оживлять.

Тем же вечером из института сообщили, что воскрешенный, по словам академика Рипкина, вот-вот придет в сознание. Через час члены тройки уже были в лаборатории академика, где под стеклянным колпаком, укрытый простынями и обвешанный датчиками, покоился товарищ Латунин. Казалось, он мирно дремал и даже улыбался во сне.

– Прошу, хе-хе, прошу, – встретил высоких гостей неунывающий Илларион Рипкин. – Рад, хе-хе, рад. Давно вас не лицезрел, Андрей Гаврилович! Кажется, мы с вами изволили видеться, хе-хе, аккурат сорок два года тому назад, не припомните, хе-хе?

– Да-да, – пробормотал Андрей Гаврилович, не отрывая глаз от спокойного лица Латунина. – Он… скоро?

– Скоро, хе-хе, скоро, – пообещал академик. – Поздороваетесь, хе-хе.

И вот через несколько минут веки Латунина дрогнули.

– Спокойно, товарищи! – как можно внушительнее произнес Мишутин, но не выдержал и присел на стул – ноги не держали.

Латунин медленно открыл глаза.

– Ох! – Андрей Гаврилович на мгновение зажмурился.

Взгляд Латунина, вначале безразличный, а затем удивленный, скользнул по сторонам, после чего обратился на присутствующих. Все молчали.

– Здравствуйте, товарищ Латунин, – нетвердым голосом произнес, наконец, Андрей Гаврилович. – Как вы себя чувствуете? Как здоровье?

Латунин смерил Андрея Гавриловича странным взглядом, затем губы его разлепились, и в мертвой тишине великий вождь произнес первую в своей новой жизни фразу:

– Лаврентьева сюда! Почему его здесь нет?

Собственно, удивляться было нечему. Андрей Гаврилович довольно точно предсказал первую фразу Никодима Кесарионовича, обращавшегося к незаменимому Лаврентьеву в любых сложных обстоятельствах. Товарищ Мишутин вспомнил, как он, будучи на первом курсе университета, вместе со всеми бурно радовался расстрелу ненавистного временщика. Товарищ Антипов, в свою очередь, живо припомнил страх, который он испытывал, встречая в те давние времена Лаврентьева то на заседаниях, то на приемах у Латунина. Товарищ Возгривин же озабоченно подумал о том, что внезапное воскрешение диктатора может вызвать даже большие неприятности, чем он предполагал вначале.

– Лаврентьева ко мне! – вновь потребовал великий вождь, и глаза его загорелись столь памятным современникам желтоватым огнем. Надо было отвечать.

– Лаврентьева нет, – заявил, вставая, Сергей Михайлович. Он хотел добавить все, что думает о Лаврентьеве, но взглянул в глаза Латунина и почему-то смолчал. Ему стало не по себе.

– Не волнуйтесь, товарищ Латунин, хе-хе, не надо нервничать, – вступил в беседу академик Рипкин. – Вы, хе-хе, слегка, так сказать, приболели, так что вам, хе-хе, лучше пока не волноваться.

– Вы кто? – обратил к нему желтоватые глаза Латунин.

– Не узнаете, товарищ Латунин? – удивился академик. – А ведь мы с вами чаек, помнится, хе-хе, попивали. С вашим любимым вареньем, хе-хе, ореховым.

– Я вас помню, товарищ Рипкин, – всмотревшись, ответил немного успокоенный диктатор. – Только что это с вами, профессор? Вы что-то сильно постарели.

– Есть немного, хе-хе, – отвечал Рипкин, довольно улыбаясь. – Слегка, хе-хе, постарел.

– А эти кто? – вдруг спросил Латунин, указывая на членов тройки.

– Я – Мишутин, – вмешался Сергей Михайлович, – Председатель Главного Совета партии. Это…, – продолжал он, указывая на Андрея Гавриловича.

– Я помню товарища Антипова, – перебил его Латунин.

Андрей Гаврилович вздрогнул и попытался спрятаться за мощную спину товарища Возгривина.

– Если вы, товарищ Мишутин, – продолжал Латунин, – Председатель Главного Совета, то кто же я? Или, пока я болел, меня уволили?

При этих словах он улыбнулся известной когда-то всему миру улыбкой, но глаза его оставались напряженными.

– Вы долго болели, Никодим Кесарионович, – вступил в разговор товарищ Возгривин.

– Вы что, из министерства внутренних дел? – прищурился Латунин. – Заместитель Лаврентьева, да?

– Я не заместитель Лаврентьева, – обиделся товарищ Возгривин. – Ваш Лаврентьев – враг народа и предатель!

– Тише! – дернул его за рукав Андрей Гаврилович, но Латунин уже услышал.

– Мой Лаврентьев, – произнес он с некоторым удовольствием и причмокнул. – Мой Лаврентьев, – повторил он и на минуту задумался. – Так вы его расстреляли? – И, не ожидая ответа, добавил: – Это хорошо. Его давно следовало расстрелять. В сторону смотрел. Шуршал… Садитесь, товарищи. Русская пословица гласит: в ногах правды нет.

Товарищ Мишутин хотел было заметить, что не нуждается в подобных приглашениях, но неожиданно для себя послушно сел. Все последовали его примеру.

– Товарищ Мишутин, – продолжал Латунин. – Раз вы исполняете обязанности Председателя…

– Я не исполняю обязанности, – возмутился Сергей Михайлович. – Я избран на Пленуме.

– Ну, хорошо, – великий вождь вновь улыбнулся. – Я вижу, товарищ Мишутин любит цепляться к словам и поправлять товарища Латунина. Попросим прощения у товарища Мишутина. Но, все-таки, введите меня в курс дела. Сколько я болел?

Сергей Михайлович взглянул на своих коллег. Те молчали.

– Долго, – наконец ответил он. – Очень долго, товарищ Латунин.

– Долго…, – повторил Латунин и, немного подумав, уточнил. – Долго – это год или двадцать лет? А может быть, тридцать лет?

Все переглянулись. Со дня смерти Латунина прошло больше тридцати пяти лет.

– Значит, тридцать лет, – задумчиво проговорил Латунин. – Или, может быть, даже больше, а?

– Больше, товарищ Латунин, – заметил Андрей Гаврилович. – Скоро тридцать шесть будет.

– То-то я гляжу, товарищ Антипов, вы тоже постарели, – внезапно улыбнулся диктатор. – Как ваши дела? Вы, наверно, уже Глава Государства, а?

– Так точно, товарищ Латунин, – внезапно отчеканил Антипов, с молодой резвостью вскочив и вытянувшись по стойке смирно. – Почтен доверием. Я отказывался, но коллектив…

– Сядьте, ради бога, – шепнул Мишутин и дернул старика за пиджак. Антипов послушно присел, не отводя взгляда от Латунина.

– Ну, хорошо, – продолжал тот. – Я вижу, товарищи, что-то скрывают от меня. Не пользуется уже товарищ Латунин доверием молодых кадров. Стар стал, да?

И он, улыбаясь, посмотрел на присутствующих. От этой улыбки всем стало как-то совсем невесело. Товарищ Мишутин на мгновение потерял чувство реальности. Ему показалось, что он смотрит очередной фильм о культе личности, которых в последние годы немало было снято флюгерами-кинематографистами.