Печать на сердце твоем - Валентинов Андрей - Страница 46

Страшила, стянутый веревками, стоял недвижно. По вздыбленной бороде текла кровь, лицо чернело ссадинами, но глаза горели огнем. «Чугастр» не смирился и был явно готов начать все сначала. Ноздри перебитого в давние годы носа возбужденно втягивали воздух. Згур представил, что они вновь остаются один на один – и вздрогнул.

– Видал, волотич? Каков красавчик, а? Смотри, смотри, такого только за серебро показывать, ну а тебе, так и быть, бесплатно!

– Погодите! – Згур досадливо махнул рукой и шагнул вперед, прямо к связанному «чугастру».

– Ты… Ты чего на меня напал?

Неизвестный ответил не сразу. Горящие гневом глаза впились в лицо Згуру, волосатые ноздри с шумом втянули воздух:

– Я… Я вольна людь! Не роб!

– Как? – в первый миг Згур подумал, что ослышался, но затем сообразил: «вольна людь» – свободный человек! Ах вот оно что!

– Холоп это! – тут же встрял кто-то. – Купили давеча, да видать, зря серебро извели! Дикун!

– Не роб я! – неизвестный рванулся, но тугие веревки держали прочно. – Вольна людь! Вольного роду!

– Я же тебя не ловил! – Згур даже растерялся, наконец, сообразив, что к чему. На душе стало мерзко. Этот страшный человек считает себя свободным. Как и он сам. Наверно, пленник…

– Я просто вышел воздухом подышать!.. Просто…

– Волотич это! – пояснил «дикуну» один из кметов. – В гости к нам. Да тебе-то что, тебе, лешаку, абы кулаками махать!

– Волотич…

Разбитые губы шевельнулись, повторяя незнакомое слово. Качнулась косматая голова:

– Звиняй, паря! Ошибся, выходит!

– Да ладно! Здорово дерешься!

– Ты тож. Тока подучиться б тебе чуток…

Згур усмехнулся – злость прошла, и он вдруг понял, что сочувствует «чугастру». «Вольна людь» не желает быть холопом. Надо будет поговорить с Ивором…

– Как звать-то?

Ответа долго не было. Взгляд «дикуна» вновь стал настороженным, словно в вопросе мог крыться неведомый подвох. Наконец, негромко прозвучало:

– Ярчук. Роду Бешеной Ласки. Венет я.

Договорить не дали. Дюжина рук вцепилась в «дикуна», оттаскивая назад, к черному зеву подвала. Згур отошел в сторону, повторяя про себя странное имя. «Ярчук» – это, кажется, пес. Да не простой, а тот, кого навы и прочая нежить боится. А вот кто такие венеты, слыхать не приходилось. Видать, издалека попал сюда этот косматый с перебитым носом…

Згур проснулся от скрипа двери, но глаз открывать не стал. Кто-то стоял на пороге. Стража? Но к гостям Палатина принято стучать, а ежели бы пришли в колодки забивать, то не стали б дожидаться.

– Не спишь?

Згур дернулся и открыл глаза. В маленькое окошко лился неяркий утренний свет. Ивор сын Ивора, Великий Палатин Валинский стоял на пороге, словно не решаясь войти.

Мгновения шли, и Згур наконец-то опомнился. Он ждал этой встречи. Не здесь и не сейчас, но ждал.

– Чолом, Палатин!

Згур вскочил, накинул плащ, руки привычно скользнули на бедра.

– Сотник Згур, Вейско Края…

Ивор усмехнулся, покачал русой с проседью головой:

– Эх, Згур, Згур… Вольно, сотник. Садись, говорить будем.

Садиться не хотелось – стоя разговаривать было легче. Но тяжелая рука Ивора легла на плечо, и Згур послушно опустился на ложе.

– Можешь не рассказывать, знаю. Но почему ты?

Хотелось ответить резко, с ухмылкой: «Не ожидал?» или даже «Не рад?», но Згур вдруг понял, что задираться совсем не хочется.

– Я оказался рядом, Палатин. Наверно, судьба. Или боги.

– И тебе ничего не приказали в Коростене?

Ах, вот оно что! Палатин не верит в судьбу. Впрочем, он прав.

– Мне ничего не приказали. Точнее, приказ был – держаться от всего подальше.

– Тогда я рад.

Ивор улыбнулся, рука вновь легко коснулась плеча:

– Я рад, что ты так решил. Потому, что это решил именно ты. Почему – не так важно. Приказы надо не только слушать, но и отдавать. В том числе и самому себе. Ты становишься свободным, и я рад.

– Свободным?

Перед глазами встал опутанный веревками бродяга. «Я вольна людь!» Наверно, для Ярчука из рода Бешеной Ласки свобода – это отсутствие веревок. Но Ивор говорит об ином.

– Свободен? – повторил Згур, чувствуя, как давняя злость вновь лижет сердце. – Ты тоже стал свободен, когда изменил Краю? И теперь хочешь, чтобы я…

Он не договорил, отвернулся. Злость куда-то пропала. Да и на кого злиться? На Ивора? На себя самого?

– Велга не считает меня изменником, Згур. Но дело даже не в этом. У каждого человека есть выбор – всегда, даже у плахи. У меня он тоже был тогда, двадцать лет назад. Я мог выполнить приказ – и бросить Алану в плену. Если ее свобода – цена моей измены, то я согласен. И ты тоже – цена моей измены. Я ни о чем не жалею, Згур. И, надеюсь, не пожалеешь и ты…

– Я!.. – Згур вскочил, слова мешались, путались. – Я согласился только потому, что меня попросил Кей! Он… Он мой командир! И еще… Я считаю… Я думаю, что Краю не нужен Огрин в Железном Венце. Правительница поймет…

Обо всем этом Згур думал уже много раз – по дороге в Валин. Велга поймет, поймет Барсак. Он – не изменник…

Ивор вновь усмехнулся, но ответил твердо, без улыбки:

– Может, ты и прав, Згур. Велегост нужен Краю, как нужен и мне. Но об этом ты подумал уже потом, правда? А тогда тебе просто захотелось согласиться, пусть даже нарушив волю самого Дия Громовика. Это и есть свобода…

Згур невольно кивнул. Убедили даже не слова, а голос – спокойный, рассудительный, с чуть приметной лукавинкой. Палатин, наверно, прав…

– Нельзя жить по чужой воле, Згур. Те, кто верит в Вознесенного, считают, что свобода выбора – это высший дар богов. Это самое дорогое, Згур. И за это дорогое приходится очень дорого платить. Но пренебрегать этим даром – худший из грехов…

Згур вновь кивнул, соглашаясь, но внезапно вспомнил. Тонкие руки в золотых кольцах, тихий, словно неживой голос. «Ему все верили, Згур! Ему нельзя не верить!» И – слезы матери…

Он словно очнулся. Сирин! Птица Мары-Смерти со сладким голосом. «С ним трудно спорить!» Да, спорить трудно. Но он и не станет.

Згур медленно встал, усмехнулся. Удивленный Ивор умолк.

– Я не верю в Вознесенного, сиятельный. Ты прав, все очень просто. Кею Велегосту грозит беда, и я захотел ему помочь. Вот и все. Если для этого нужна свадьба – то пусть будет свадьба. Даже если это выгодно тебе. Кстати, Улада согласна?

Последние слова он произнес легко, почти небрежно, но сердце замерло. Они говорят о свободе, о власти, но ведь речь идет о человеке – о нелепой, некрасивой девушке, которую он уже однажды предал.

– Улада? – Палатин явно удивился, пожал плечами. – Думаю, согласна. Черемоша словно боги послали. Теперь она уже не верит в эту дурь.

Дурь? Згур вздрогнул, как от удара. Вот, значит, как!

– Я должен поговорить с ней, Палатин. Сегодня.

Ивор, кажется, хотел возразить, но, подумав, кивнул. Згур вздохнул с облегчением. Если Улада не согласится, он пошлет всю эту затею прямиком к Косматому в берлогу.

– И еще. Ты вспомнил Черемоша. Где он?

Палатин, явно удивившись, недоуменно пожал плечами:

– Не знаю. Где-то у лехитов. Я выслал этого сопляка вместе с женой. Пусть охолонет слегка…

Згур облегченно вздохнул. Черемош жив и на свободе. И то хорошо!

– Пойду! – Ивор весело улыбнулся, словно разговор был о сущих пустяках. – Пора к свадьбе готовиться. Тебе, кстати, тоже. Поговори с дворцовым управителем, он расскажет, что надо будет сделать. К Уладе тебя позовут…

– Погоди! – Згур заспешил, видя, что Палатин уходит. – Вчера ночью я видел одного человека. Его зовут Ярчук. Твои люди схватили его. Он не холоп, он свободный человек…

– Как? – Палатин был, похоже, изумлен. – Згур! У меня во дворце не одна сотня таких Ярчуков! Почему ты вспомнил о нем?

Хриплый надсадный голос. «Я вольна людь! Не роб!» Сказать? Навко Волотич понял бы сразу…

– А он хорошо дерется. Меня с двух ударов уложил. Зачем тебе такой холоп?