Небеса ликуют - Валентинов Андрей - Страница 18

– Я действительно опоздал, извините. Это первое. Теперь второе. Вы не забыли мое имя, я вам его просто не называл…

Он подался вперед, рискуя упасть с табурета, но я покачал головой. Рано! Даже имя мое называть рано. С именем я сразу стану для него человеком, а это лишнее. Я – Черный Херувим. «Как содрогнулся я, великий Боже, когда меня он ухватил…»

– Теперь третье, сьер де ла Риверо. Спать вам не дают по моему приказу. Для вас началась Вегилия.

В глазах – испуг, затем – отчаянная попытка понять, осмыслить. Да, он еще думает. Я пришел слишком рано.

– Вегилия? Это… бдение по-латыни? Но почему? Я же не смогу ничего соображать!

Да, не сможет. И не только соображать.

– Я хочу, чтобы вы попали в Рай, сьер Гарсиласио. Но для этого вам надо сперва увидеть Ад.

Тонкие губы дернулись, сжались.

– Кажется… Кажется, вы говорили об этом прошлый раз. Я подумал…

– Что это поэтический образ? Напрасно.

Я встал, зябко повел плечами. Черный плащ с капюшоном весь пропитался сыростью.

Февраль!

– Хотите узнать, что я имел в виду? Извольте!

Да, я пришел рано. Но время нашей встречи можно использовать с толком. Пусть подумает – пока еще способен.

– Начну издалека. В одной умной книге описан способ укрепления души, идущей по пути Просветления. Это, конечно, нелегко. Требуются две недели – в полной тишине, в темноте, в одиночестве…

Лет двадцать назад мне так же рассказывали о Просветлении. Только было это не в сырых подвалах Санта Мария сопра Минерва.

– Первые несколько дней ты вспоминаешь себя, свои дела и мысли: грешные, безгрешные – все. Это очень трудно – вспоминать все, не делая исключения. Затем ты начинаешь думать о тех, кто был праведнее тебя, кто страдал за Веру и Святую Церковь…

О тех, кто был праведнее. Как отец Пинто. Он умер, прибитый железными клиньями к стволу кебрачо, еще одно острие вошло в грудь, прижимая к его сердцу маленький томик Евангелия. Умер, а прочие живут. Такие, как маркиз Мисирилли. Как этот еретик. Как я…

– Затем ты вспоминаешь страдания Господа. Это тоже очень нелегко – вспомнить все, деталь за деталью: бич, бьющий по плечам, плевки в лицо, гвозди в запястьях. Вспоминаешь – и начинаешь Видеть…

…Поначалу это было просто невыносимо. Многие не выдерживали, стучались в закрытые двери, рвались туда, где ярко светило солнце…

– А потом ты начинаешь представлять себе Последнюю Битву: Божий Град Иерусалим, окруженный войском праведников в белых одеждах, – и Вавилон, оплот Сатаны, восседающего на пылающем темным огнем троне…

– Игнатий Лойола. – Голос сьера Гарсиласио звучал хрипло, тяжело. – Игнатий Лойола, «Exercitia spirituaia».

Я взглянул на него не без любопытства.

– Читали, сьер де Риверо?

– Читал…

Он вновь закрыл глаза – и новый толчок заставил парня очнуться. Человечек в капюшоне бесшумно опустился на табурет. Я вспомнил: таких, как он, называют Клепсидрами – Будильниками.

– Ну что ж, тогда нам будет легче разговаривать.

Негромкий смех был ответом. Сьер Гарсиласио закрыл глаза, откинулся назад.

– Так вы еще ко всему и иезуит! Странно, что я с самого начала не догадался, что вы из Общества.

Будильник был начеку. Парень застонал, открыл глаза.

– Компания Иисуса… Жаль, вашего Лойолу не сожгли еще тогда, в Толедо!

– В Саламанке, – тут же поправил я. – И разберемся с терминами. Слово «Общество» – «Compania», сьер еретик, как вы можете догадаться, испанское. Оно означает не кружок собутыльников, а военный отряд. Мы – Полк Иисусов, Его Войско. Но вернемся к «Духовным упражнениям»…

– Вы тоже видели все это, сьер иезуит? Иерусалим, Вавилон?

Неужели это ему интересно? Если так, то парень крепче, чем мне казалось.

– Видел. И, признаться, мои видения озадачили наставников нашего коллегиума. На Сатане был зеленый наряд с желтыми пятнами, на голове – берет, его войско сидело на железных повозках, которые двигались сами по себе, без лошадей и мулов, а в небе летали птицы – тоже стальные. Над Иерусалимом же реял стяг с шестиконечной звездой, а рядом с ним другой – полосатый, с маленькими звездочками в углу.

Я невольно улыбнулся. Тогда меня даже отправили к лекарю. Тот долго качал головой, после чего велел мне побольше спать. Но во сне я вновь видел все это: железные повозки, ревущие стальные птицы, острые носы крылатых стрел, направленных прямо в голубое безоблачное небо.

– И только потом ты начинаешь видеть Рай…

Я ждал нового вопроса, но его не последовало. Впрочем, я бы не стал отвечать. Про такое можно рассказать только на исповеди.

– Подобные духовные упражнения, сьер Гарсиласио, полезны всем добрым христианам. А тем, кто оступился, в особенности.

Он долго молчал. Мне даже показалось, что парень заснул – с открытыми глазами. Но вот кончики губ дрогнули.

– Я уже все рассказал. Все! Неужели вы думаете, что я стану читать…

– А это и ни к чему.

Еретик, посмевший поднять руку на Мать-Церковь, не станет умиляться при виде страданий Господа. Себя он любит больше. Что ж, пусть пожалеет о себе, любимом.

– Для этого и придумана Великая Вегилия, сьер Гарсиласио. Три-четыре ночи без сна – и Сатана, которому вы служите, сам придет к вам. Ваш Ад будет страшен. А вот увидите ли вы Рай, зависит уже от вас. Ну, и от меня в какой-то мере.

– Я все равно ничего вам не скажу!

В его голосе слышалось упрямство и одновременно – страх.

– «В боренье с плотью дух всегда сильней», – усмехнулся я, вставая. – Докажите! Я зайду к вам через пару деньков…

– Погодите! – Он попытался вскочить, но Будильник тут же оказался рядом. – Вы!.. Вы не имеете права! Пытайте меня! Пусть даже дыба, велья!.. Я уже все сказал! Все!

Велья? Лучше бы ему не поминать такое. Этот мальчишка – не Фома Колоколец. На велье он сказал бы все, оговорил бы родного отца, братьев, Господа Бога вкупе с Мартином Лютером. Но мне не нужна его боль.

– Вы, кажется, поклонник Ноланца, сьер Гарсиласио? Ну так докажите это. «Когда, судьба, я вознесусь туда, где мне блаженство дверь свою откроет…». Помните?

Он не помнил. Точнее, просто не знал. Наверно, из всего Бруно сьер еретик изволил прочитать только «Тайну Пегаса».

– У него превосходные стихи. Пусть они вас слегка подбодрят. Это вам понадобится.

Я прикрыл глаза, вспоминая. Много лет назад, когда я впервые ступил на неровный булыжник Campo di Fiori, эти строки не выходили из головы. Я словно слышал холодный, чуть презрительный голос Великого Еретика, говорящего со мной сквозь вечность. Голос из Ада, из его черных ледяных глубин.

Он ведал, для чего жил, Бруно Ноланец, сатанист и гений, умевший смотреть сквозь хрустальную сферу Небес. Но этот мальчишка – не ему чета. Ноланца не смирили ни годы, ни пытки. Этому же хватит трех дней в компании с Будильниками. И он забудет о гордыне.