Даймон - Валентинов Андрей - Страница 44

– Перемены – не только война… Но и она тоже – как некая гипотетическая вероятность. В Европе не воевали шесть десятков лет, забыли, поросли жирком… Если начнется, будет не трагедия – катастрофа. И внутренний фактор. Перевороты производит тот, у кого есть деньги и реальная вооруженная сила. Деньги есть у многих. А сила? Десант и "Опир" прошу не предлагать – это еще игрушки.

– Сила? Менты… То есть, МВД, госбезопасность, армия. Они подчиняются Президенту! А Президент не любит не восточных, ни западных…

– И ждет, подобно мудрой обезьяне из китайской притчи, пока тигры перегрызут друг другу глотки. Это один вариант. Но, представьте, Алексей, что рядом с обезьяной прячется еще один тигр. Представили?

«Он клялся и божился одну меня любить, на дальней, на сторонке одною мною жить».

По темному потолку – легкие зайчики – то ли от окон соседнего корпуса, то ли повыше, с самых небес. Эдем в чужом городе, маленький, за тонкой дверью из деревоплиты, с фикусами на окне и старым кассетным магнитофоном прямо на полу.

Варина рука на груди, теплые губы у самого уха.

– Ты где зараз, малюня? Ты ж не тут, нэ зи мною!.. Що с тобою, Алеша? Знов обиделся?

Пошевелил губами Алексей, вдохнул знакомый запах Вариной кожи. Не стал отвечать. Еще немного, минута, полминуты, несколько секунд! Так не хочется покидать невеликий островок между "еще" и "уже", между "пришел" и "ушел", между "с нею" и "без нее"…

Между «позвала» и «выгнала», между «с тобой» – и «с другими».

Алеша закрыл глаза, чтобы на зайчиков знакомых не смотреть. Поздно, остров уже позади, на Эдеме-острове не надо слова подбирать…

– Я не обиделся, Варя!

Правда – не обиделся. Просто вспомнил, что прежде, когда Варя защелкивала старенький американский замок, думалось только о ней. О том, что сейчас, прямо сейчас, уже… Теперь – иначе. Горячая вода в ведре, обязательное "я помоюсь", он не торопит, ждет терпеливо. Ничего плохого нет, что твоя девушка хочет быть чистой, без капельки грязи на коже, который ты сейчас губами касаться будешь. Только грязь – она разная. Бывает просто, бывает – чужая…

Варя словно испытывает, на прочность проверяет, на боль. "Не целуй пока, рот прополощу. Я сегодня хачу два раза минет робыла". Зачем так, за что?

А молчала бы? Мылась, слова не сказав, а он бы все равно знал, ждал терпеливо…

– Ты нэ зи мною, малюня. Нельзя так! Мучишь себя, меня мучишь. Навищо? Ты тут, я с тобой, нам добрэ. Я позвала, ты пришел…

Вновь беззвучно губы шевельнулись. Не хотелось уходить из Эдема, из нестойкого рая с небом в светлых зайчиках, с теплом Вариного тела – чистого, пахнущего счастьем, пахнущего тобой…

– Не вставай, Алеша. Полежи ще!

Поздно! Скользнули ее руки, опустились, не удержав. Алеша накинул майку, поднял с коврика плавки. На миг почувствовал стыд: голый, в чужой комнате, напротив – горящие окна…

Если бы хача – из пневмопистолета, в лоб? Если его мозги – по всему коридору? Лучше бы стало?

Уйти? Прямо сейчас?

– Ты… Может, чаю заваришь? Травяного, который ты из Тростянца привезла?

Иногда верные мысли в самый нужный момент посещают. Чувствовал Алеша, понимал – не может уже. Позвала его Варя, он и пришел, но чтобы прямо с порога: хватит, спасибо, у каждого свой путь… Не вышло – с порога. Посмотрел на девушку, представил, как она платье сбросит… А сейчас и вовсе не время. Получил свое, попользовался – и о полной отставке объявляет. Не устраиваешь ты меня, Варя Охрименко, потому как гордый я стал. Товарищу Северу такая любовница не нужна, он женщин ни с кем делит!

Причем здесь этот Север! Причем? А при том!..

Но и уходить не хотелось – ничего не сказав, не объяснившись толком. Почему бы чаю не выпить? Пока Варя кипяток принесет, пока трава настоится… Социальная пауза, эмоциональная перебивка. И чай удивительный, ни с чем не сравнимый, Варя травы летом сама собирает, ее бабушка учила, а бабушку – ее бабушка…

В большой стеклянной банке – коричневый настой. Теплый парок, легкий острый запах…

– Знаешь, що зробымо, Алеша? Ты про що хочешь сейчас говори, ладно? От що в голову придет, то и говори. Тэбэ потому и плохо бывает, что в себе держишь. Только не про то, яка я плохая, то сама знаю, и ты знаешь. Про щось другое, про историю свою, про книжки, про чего хочешь.

– Сеанс психоанализа устроим? Ты что, Варя, Фрейда начиталась?

– Дурный этот Фрейд, сам же рассказывал.

Рассказывал… Поднес Алеша горячую чашку к губам, отхлебнул осторожно. Если сейчас сказать, с чем пришел, станет эта чашка последней. Кому-то иному тростянецкий чай пить, не ему…

Ладно! "Про щось другое"?

– У меня однокурсник есть, Саша Лепко. Я тебе рассказывал – тот, что хакером себя воображает. Он, конечно, не хакер, но кое в чем разбирается. Говорит, историю можно понять только системно. Таблицы всякие составляет, графики…

Лепко случайно вспомнился. На последней паре, на практических, когда разговор в очередной раз на выборы свернул (а куда деваться?), Саша всех удивить попытался. Слово попросил, развернул таблицу, на принтере выкатанную, приклеил скотчем к доске …

– Он чего сделал? Собрал данные за этот февраль по чрезвычайным происшествиям. Взрывы, покушения, непонятные самоубийства – все, что можно террором посчитать. Цифра получилась страшная, словно война по стране катится. Для контроля привел цифры за февраль 1996 и 2000-го. В два раза выше, чем в 96-м, когда самые бандитские разборки шли.

Хлебнул Алеша чая, вдохнул травяной аромат. И не горячо! Кажется, в самом деле отвлекся. Есть на что. Не то странно, что под выборы, под очередной "великий передел", менты и бандиты косяками на погост спешат…

…В бетон, в бетон!

Почему не замечает никто? Сообщат, прокомментируют – и снова песня про белого бычка. Агитация, дискредитация, коалиция… Приказ сверху пришел – не реагировать? Пресса, даже купленная на корню, разных хозяев слушает. Или просто привыкли, надоело? Убийства и взрывы не волной идут – враздробь. Не всякий таблицу составить догадается, станет сводки происшествий шерстить. Особенно, когда вопрос о власти идет, о миллиардах, о заводах, газетах, пароходах? Старый цирковой прием, Кио об этом писал: если надо фокус незаметно подготовить, на манеж въезжает "Волга" с клоунами на крыше. Чтобы все на них пялились, на главное не глядели.

…Рядом с обезьяной прячется еще один тигр

Саше Лепко не слишком поверили. Доцент, что практические вел, таблицу сквозь очки изучил и приговор выдал: подбор данных субъективен, выводы некорректны. Сказал – и доволен остался. Сформулировал!

А если к таблице Лепко приложением письма от Юрия Владимировича добавить? К ним – отчет про опыты с бинауральными ритмами, про полет между облаками, про то, как Ева с духом умершего речи вела?

Помотал головой Алеша, мысли странные отгоняя. Не с мертвым Ева говорила, с живым! И какое отношение это имеет…

Профессор!

Дрогнула рука. Плеснул горячий чай на пальцы.

– Люди так живут, Алеша. Ты вже взрослый, ты понимаешь. Инакше не бывает. Хач мною пользуется, я – им. И остальными тоже. От устроюсь в кахве, стану больше заробляты, прописку одержу… Не хочу тебя втрачаты, малюня, и тебе бэз мэнэ плохо. Перетерпи – и я перетерплю!.. Что ты сделать можешь, Алеша? Вбьешь их всех? Ножом зарижешь? А что дальше? У банку сейф вскроешь, чтобы в твой "Черчилль" сходыты? Или просто бросишь меня, чтоб легче стало?

– Н-нет. Не брошу!