Последние и первые люди: История близлежащего и далекого будущего - Стэплдон Олаф - Страница 89
- Предыдущая
- 89/91
- Следующая
Но могут спросить, а что, если по отношению к определенной «сингулярности» в некотором разуме прошлого мы все же не желаем оказывать неизбежное влияние, чтобы не нести ответственность за него? Вопрос бессмысленный. Нет никакой возможности избежать влияния на те разумы прошлого, которые на самом деле зависимы от нашего влияния. Потому что именно в области вечного (как единственном месте, где мы встречаем разумы прошлого) мы реально делаем этот выбор свободно. А в области времени, хотя выбор и имеет связи с нашим современным веком, и поэтому можно сказать что делается в нем, он также имеет связь с прошлым разумом, и можно сказать, что этот выбор был сделан очень давно.
В некоторых разумах прошлого имеют место сингулярности, не являющиеся продуктом какого-то влияния, которое мы приложили именно сегодня. Некоторые из этих своеобразий, без всякого сомнения, должно быть произведем мы сами – по какой-то случайности – до нашей гибели. Но может быть и так, что некоторые из них появились благодаря влиянию других разумов, а никак не нашего, быть может влиянию тех существ, которые, при благоприятном стечении обстоятельств, могут появиться много позже этого времени из нашего отчаянного зародышевого предприятия; или, возможно, они могли появиться благодаря космическому разуму, чьего будущего появления и вечного существования мы желаем со всей серьезностью. Однако что еще могло быть, так это несколько удивительно развитых разумов, разбросанных в разных периодах прошлых эпох среди самих более ранних человеческих рас, которые оказывали влияние, отличное от нашего собственного. Они оказались настолько «сингулярными» в каком-то отношении, что мы не можем дать совершенно точный их психологический анализ только лишь в терминах одного прошлого; и, тем не менее, сами не являемся причиной этой сингулярности. Ваш Христос, ваш Сократ, ваш Готама показали след этой уникальности. Но самые заметные для нас сингулярности оказывались слишком эксцентричными, чтобы иметь какое-нибудь влияние на своих современников. И вполне возможно, что и в нас самих также есть «сингулярности», которые не могут быть объяснены в рамках понятий обычных биологических и психологических законов. Если бы удалось доказать, что такое действительно имеет место, мы имели бы точное доказательство существования интеллекта высшего порядка где-то в будущем, а значит – свидетельство вечного существования разума. Но в настоящий момент эта проблема еще весьма слабо изучена нами, даже с помощью расового разума. И может быть, что даже сам факт наших успехов в достижении расового разума включает некоторое влияние будущего. И даже возможно, что каждый созидательный шаг вперед, когда-либо предпринятый каким-либо из умов, включает невольное сотрудничество с космическим разумом, который, вполне возможно, и должен пробудиться в какой-то момент перед Концом.
У нас есть два метода влияния на прошедшие эпохи через индивидуумов прошлого; потому что мы можем воздействовать либо на разумы необычайно самобытных людей и на их способность, либо на какого-то среднего индивидуума, который волей обстоятельств случайно подходит для этого. Самобытным разумам мы можем лишь внушить некую смутную интуитивную идею, которая затем «шлифуется» самим индивидуумом в некую форму, весьма отличную от той, что мы подразумевали, но для него гораздо более убедительную, соответствующую культуре его эпохи. С другой стороны, средние разумы мы можем использовать как пассивные инструменты для передачи детализированных идей. Но в таких случаях индивидуум не способен доводить материал до совершенства, облачая его в убедительную форму, подходящую для его века.
Но что в том, можете спросить вы, что мы пытаемся привнести что-то в прошлое? Мы пытаемся предоставить интуиции те истины и ценности, которые, хотя и примитивны для нас при нашем преимуществе в развитии, были бы недоступны невооруженному опытом прошлому. Мы пытаемся помочь прошлому сделать самое лучшее, на что оно способно, так же, как один человек может помочь другому. Мы пытаемся направить внимание индивидуумов прошлого и прошлых рас к тем красотам и истинам, которые, хотя и неявно выражены в их опыте, при другом подходе были бы просто упущены.
Мы пытаемся сделать это по двум причинам. Входя в прошлые разумы, мы становимся полностью информированы и не можем не любить их, и потому мы пытаемся помочь им. Влияя на выбранных индивидуумов, мы пытаемся косвенно влиять глобально. Но второй наш мотив – совершенно иной. Мы рассматриваем жизненный путь Человека в его последовательных планетарных домах как процесс величайшей красоты. Разумеется, он далек от совершенства, но он прекрасен – прекрасен своей трагичностью. И вот оказалось, что мы способны ограниченно, лишь на некоторые моменты в прошлом, воздействовать на это. Поэтому нам следует действовать.
К несчастью, наши первые неопытные действия имели почти катастрофические последствия. Многие из бессмысленностей, перед которыми отступали разумы первобытных людей во многие эпохи, объясняя их влиянием бесплотных духов, божеств, дьяволов или мертвых – вся эта чистая тарабарщина появилась в результате наших самых ранних экспериментов. И даже эта книга, столь восхитительная в нашем понимании, выйдет из мозга писателя, вашего современника, столь же сумбурной, как обычно выглядит бред.
Прошлое интересует нас не только в том плане, что мы изредка имеем возможность делать для него пожертвования, но главным образом по двум другим причинам.
Прежде всего, мы заняты великим предприятием нежного знакомства с прошлым, человеческим прошлым, во всех его деталях. В этом, так сказать, заключается наш высший акт сыновнего почитания. Когда одно из существ узнает и начинает любить другое существо, то образуется новое прекрасное явление – любовь. Космос на сегодняшний день слишком велик и слишком недоступен. Поэтому мы пытаемся познать и полюбить всякий разум прошлого, в который можем войти. В большинстве случаев мы можем познать этих людей с гораздо большим пониманием, чем они могут это сделать сами. И ни какая-то меньшая их часть, и ни какая-то самая плохая не должны быть оставлены за пределами этой нашей огромной работы понимания и восхищения.
Есть и другой повод для нас обратиться к человеческому прошлому. Нам требуется помощь. Потому что мы, так триумфально примирившиеся со своей судьбой, чувствуем обязанность посвятить свои последние силы не экстатическому созерцанию, а отчаянной и весьма неприятной задаче: рассеиванию семян. Эта задача почти нетерпимо противоречит нашему духу. Мы с удовольствием бы потратили наши последние дни в украшении нашего общества и нашей культуры и в добродетельном исследовании прошлого. Но это возложено на нас – тех, кто от природы художники и философы: направить все усилия нашего мира на скучный бесплодный труд по созданию искусственных семян человечества, производству их в невероятных количествах и разбрасыванию их среди звезд. И если есть хоть какая-то вероятность успеха, нам следует предпринять очень долгую программу физических исследований и в конце концов организовать общемировую систему производства. Эта работа не прекратится, пока наше физическое состояние не будет наконец подорвано и начнется разложение нашего общества. Но мы никак не сможем справиться с этим начинанием без ревностной убежденности в его важности. Вот здесь нам и может помочь прошлое. Мы, теперь так тщательно изучившие высшее искусство фатализма экстаза, смиренно отправляемся в прошлое, чтобы в очередной раз выучиться тому, совершенно иному, высшему достижению духа, преданности силам жизни, восстающих против сил смерти. Странствуя среди героических и зачастую отчаянных предприятий прошлого, мы в очередной раз загораемся первобытным энтузиазмом. Поэтому, возвращаясь в свой собственный мир, мы способны, даже пока сохраняя в наших душах умиротворенность, затрудняющую понимание, бороться так, будто нас может устроить только победа.
- Предыдущая
- 89/91
- Следующая
