За строкой приговора… - Безуглов Анатолий Алексеевич - Страница 30

• Предыдущая
• 30/52
• Следующая

— Разумеется. Вы его, кажется, рассматривали лет восемь назад?

— Да, ровно восемь лет назад, — подтвердила Степанова. — Все обвинение было построено на косвенных уликах. Шаблина защищал очень хороший адвокат. Он просил оправдать подсудимого за недоказанностью… Вы были на суде?

— Да, но в зале, а не в совещательной комнате…

Анна Ивановна улыбнулась.

— Ну, восемь лет спустя я вас могу пригласить и в совещательную комнату… Кстати, мы выносили приговор здесь, в этом кабинете. Народными заседателями тогда были, если помните, ныне покойный Борис Прокофьевич Сахнин, он работал, в механическом цехе на ремонтном заводе, и Нина Александровна Глоба, сейчас она заведует терапевтическим отделением в больнице…

Анна Ивановна вызвала секретаря и попросила принести из архива дело по обвинению Шаблина.

И вот уже на столе три толстых тома протоколов допросов свидетелей, осмотра места происшествия, следственных экспериментов, актов экспертиз, объяснений, писем, фотографий…

Степанова взяла в руки последний том, нашла приговор, надев очки, медленно про себя прочитала его.

— Итак, совещательная комната? Ну что ж… Кое-что я вам расскажу, а остальное вы домыслите. Но в меру, конечно…

«Суд удаляется на совещание для вынесения приговора». Эти слова судья произнесла своим обычным приглушённым голосом, но в напряжённой тишине зала они прозвучали резко и громко.

Присутствующие встали.

Стояли прокурор, адвокат, корреспонденты газет, родственники погибшей. Вытянулись как по команде конвойные.

Анна Ивановна мельком взглянула на подсудимого. Она видела, как побелели на сгибах его пальцы, сжимающие барьер, который отделял скамью подсудимых от зала. Он стоял, наклонив стриженную под машинку лобастую голову, подавшись вперёд всем корпусом. Судебное заседание продолжалось четыре дня. Вчера были прения сторон, сегодня — последнее слово подсудимого. «Прошу суд вынести оправдательный приговор…» — так закончил свою трехчасовую речь адвокат. И точно так же завершил своё выступление его подзащитный.

Суд удаляется на совещание…

Шорох шагов. И вот они уже в этом кабинете, который отныне именуется совещательной комнатой. Кроме судей, здесь теперь никто уже не может находиться: ни прокурор, ни адвокат, ни секретарь. Тайна совещательной комнаты охраняется законом, её нарушение — безусловный повод к отмене приговора.

Вошедшая последней Анна Ивановна плотно прикрыла за собой узкую дверь, задвинула защёлку, отключила телефон. Последнее было не обязательным, но она всегда считала, что судьи в эти минуты должны быть ограждены от любых помех, а что может быть хуже надоедливого телефона?

На столе не было ничего лишнего: бумага для приговора, чернильница, ручка, карандаши, маленькие книжечки кодексов. На тумбочке — тома дела.

— Садитесь, товарищи, — предложила Степанова заседателям.

Большой широкоплечий Сахнин в нерешительности взялся за спинку стула, но, видимо, стул ему показался ненадёжным, и он сел на диван. Сел осторожно, на самый краешек, и все же пружины жалобно взвизгнули под тяжестью его грузного тела. Сахнин поморщился, пошутил:

— Не подходит моя комплекция для заседателя, а? Боюсь — всю мебель вам перепорчу.

— Ничего, диван все равно пора менять.

— Разве что так… Когда я мальчишкой после ФЗУ на завод пришёл, то мастер сказал, что с такой комплекцией позор давать меньше ста двадцати процентов нормы. Вот и пришлось стараться…

Второй заседатель, Нина Александровна Глоба, сухощавая женщина средних лет с быстрыми и энергичными движениями, села за письменный стол и раскрыла Уголовно-процессуальный кодекс. У неё было строгое сосредоточенное лицо.

Анна Ивановна заглянула через её плечо. Глоба читала 309-ю статью. В этой статье перечислялись все основные вопросы, которые должен обсудить суд при вынесении приговора.

Имело ли место деяние, в совершении которого обвиняется подсудимый?

Содержит ли оно состав преступления?

Совершил ли это деяние подсудимый?

Виновен ли он?

Подлежит ли подсудимый наказанию, а если да, то какому?..

Глоба была заседательницей всего несколько месяцев, но за это время она неплохо освоила практику судебной работы. Единственным её недостатком была некоторая поспешность в выводах. Но это существенный недостаток для судьи, весьма существенный… А вот Сахнин не торопился. Он всегда действовал по пословице: семь раз отмерь — один раз отрежь. Ничего не скажешь, мудрая пословица…

Сахнин уже несколько минут мял в пальцах папиросу. Поймав его вопросительный взгляд, Степанова сказала:

— Если у Нины Александровны нет возражений, то, пожалуйста, курите. Как, Нина Александровна?

— У нас на работе почти все курящие, — сказала Глоба и закрыла Кодекс.

— Вот за это спасибо. А то без курева как-то несподручно. Мысли трудно в точку собрать. — Он закурил, с наслаждением затянулся дымом. Помолчал. — А дело путаное…

— Сложное дело, — согласилась Степанова.

— Вы находите? — удивилась Глоба. — Если разобраться…

— Вот давайте и будем разбираться, — предложила Степанова.

Лифт ночью не работал, и врачу скорой помощи пришлось пешком взбираться на пятый этаж. Когда он поднялся, сердце так сильно билось, будто пыталось вырваться из грудной клетки. Одышка. Она убедительней свидетельствовала о возрасте, чем запись в паспорте.

Шаблин встретил его на лестничной площадке. Он был в пиджаке и галстуке, но в домашних туфлях без задников. Бледный и странно торжественный.

— Проходите, коллега. Она во второй комнате.

— Сюда?

— Да, направо по коридору…

Удары сердца становились спокойней, ритмичней. Врач с облегчением вытер со лба пот, поставил на пол свою сумку, огляделся.

Шаблина лежала на застеленном диване. Постельное бельё было совершенно свежим: видимо, только вчера она его меняла. Белоснежные, отливающие синевой, туго накрахмаленные наволочка, пододеяльник, простыня. При свете настольной лампы под стеклянным абажуром казалось, что молодая женщина просто спокойно спит и этот ночной телефонный звонок — какая-то нелепая ошибка. И через несколько дней на допросе у следователя врач говорил: «Представляете себе? Естественная поза спящего человека. Совершенно естественная. Я бы даже выразился так: типичная. Она лежала на спине, чуточку набок… Да, вправо. Голова на подушке, тоже слегка повёрнута вправо, вполоборота. Руки под одеялом, правая параллельно туловищу, а левая немного согнута в локте… Рот? Закрыт. Нет, не сжат, а именно закрыт, как у человека с хорошей носоглоткой, который во сне дышит через нос. Никаких признаков агонии. Ну абсолютно никаких. Между тем смерть не вызывала сомнений: на локтевых сгибах ярко выраженные трупные пятна, окоченение конечностей… Так что применять какие-либо средства или приёмы оживления было бессмысленно. К жизни её уже ничто вернуть не могло…»

Осмотрев труп, врач развёл руками:

— Мне остаётся только выразить вам своё соболезнование… Мне пришлось некогда пережить подобное: моя супруга умерла от инфаркта. Она тоже была сердечницей? — он повернулся в сторону дивана.

— Ольга? Нет, она не была сердечницей…

— Мда… Судя по трупным пятнам и окоченению, смерть наступила часа четыре назад…

— Видимо. Я проснулся от плача ребёнка. Он просил Ольгу укрыть его. Я спал в другой комнате. Подошёл, а она холодная…

— У вас дочь?

— Сын. Четыре года… Он сейчас у соседей.

— Да, ему нечего здесь делать. Дети слишком восприимчивы… Но смерть матери от него все равно не скроешь…

— Да, конечно… Но пусть он узнает об этом позже.

— Разумеется, разумеется… Где у вас можно вымыть руки?

Шаблин проводил врача скорой помощи в ванную комнату. Врач с профессиональной тщательностью вы мыл руки. С той же тщательностью вытер полотенцем каждый палец.

— Что, по вашему мнению, явилось причиной смерти Ольги?

• Предыдущая
• 30/52
• Следующая