За строкой приговора… - Безуглов Анатолий Алексеевич - Страница 11

• Предыдущая
• 11/52
• Следующая

— Вообще-то говоря, я сомневался во всем, — сказал Вилутис. — Но версия моего предшественника представлялась мне вначале наиболее убедительной.

— А отказ Ракитина от сделанного им признания?

— Это произошло после того, как обвиняемого перевели в тюрьму. Такие отказы — явление обычное: в общей камере всегда найдутся «тюремные юристы», которые убедят новичка ничего не признавать, даже очевидное. А признание Ракитиным, как я убедился, было сделано без какого-либо давления со стороны следователя или милиции. Кроме того, учтите, что свой отказ он ничем не мотивировал; отказался, и все. И хотя признание не является царицей доказательств, как указывается в учебниках по уголовному процессу, сбрасывать со счётов его никак нельзя. А признание Ракитина не было «голым», оно подтверждалось другими объективными данными.

— Значит, вначале вы все-таки исходили из того, что ваш предшественник прав?

— Опять нет, — покачал головой Вилутис. — И вначале, и потом я старался исходить только из того, что у меня не было предшественника. Убедить себя в этом, конечно, было сложно, но зато меня ничто потом не связывало: ни прогнозы, ни тенденции, ни гипотезы. Я был во всем первооткрывателем. Я вернулся к исходной точке и от неё начал прокладывать свой путь. При этом, разумеется, совершенно не исключалось, что моя дорога полностью совпадёт с дорогой, проложенной моим предшественником. Но это будет моя дорога к истине, а не его.

— И вы отступили к исходной точке?

— Можно сформулировать и так…

«Исходная точка» — это не признание Ракитина и даже не убийство Коликова. Исходная точка — это обнаруженный в реке труп неизвестного и его опознание. Затем идут обстоятельства, предшествовавшие исчезновению убитого, и, само собой разумеется, версии, множество версий — более или менее правдоподобных, возможных, проблематичных, реальных и сомнительных. Среди них и версия об убийстве Коликова Ракитиным. Вилутис не исключает её, но зато она не имеет у него и никаких преимуществ перед другими. Равная среди равных. На таком же положении находилась и другая версия, которая возникла из одного несоответствия. На него Вилутис обратил внимание, изучая обстоятельства опознания трупа. Как известно, труп, пробывший в воде восемь дней, изменяется до неузнаваемости. Между тем, Коликова опознала мужа, едва взглянув на его лицо («туалет» лица не производился, а тело было прикрыто простыней). Странно. Весьма странно. Могло создаться впечатление, что… не опознала ли она мужа по характеру ранений?

Только предположение? Да. Шаткое? Безусловно. Но отбрасывать его нельзя. В конце концов, сделать это никогда не поздно. И Вилутис наряду с остальными версиями разрабатывает и эту, может быть, самую сомнительную. Но так ли уж она сомнительна? Конечно, скорей всего, Коликова убил Ракитин. Но, во-первых, очень странное опознание. Во-вторых, соседи утверждают, что Коликовы жили плохо, часто ссорились и дрались. А в-третьих… Впрочем, «в-третьих» появилось не сразу. Но появилось… Приблизительно через неделю Вилутис отметил весьма многозначительную деталь с прививкой сирени. На допросе Коликова сказала, что муж второго июня должен был прививать сирень. Об этом же говорил и лесничий. Но он утверждал, что Коликов узнал о задании первого июня. Ту же дату называли и рабочие…

Откуда же Ванда Коликова, видевшая мужа в тот день, по её заявлению, лишь утром, до работы, узнала об этом? Чудес не бывает, всему есть своё объяснение. И самым естественным объяснением является здесь то, что Коликова говорит неправду: в день убийства она видела мужа не только утром, но и днём, в обеденное время, а может быть, и вечером.

Из каких же соображений она отрицает это? Боится бросить на себя тень? Возможно. Но как тогда объяснить, что сразу после исчезновения мужа она интересовалась у лесничего, застраховал ли Коликов свою жизнь? Муж и прежде, бывало, не ночевал дома, а то и пропадал у приятелей день или два, никого дома об этом не предупреждая. Какие же у неё были основания предполагать, что он погиб, и спрашивать о страховке?

И в завершение — история с фанерным ящиком. Как выяснилось, покойный увлекался пчеловодством, из ящиков он делал ульи. Если он просил у продавщицы ящик, следовательно, он собирался ехать из магазина домой, а не пьянствовать на берегу реки…

И все же это не улики, а тени улик, которые, легко появившись, могут точно так же легко и исчезнуть, не оставив после себя никакого следа ни в деле, ни в памяти. И действительно, по мере работы Вилутиса над делом «тени» исчезали. Но не бесследно… Их заменяли улики, вначале разрозненные, затем спаянные в неразрывную цепь. «Сомнительная версия», обрастая доказательствами, становилась все менее и менее сомнительной…

Во время обыска в доме Коликовых Вилутис нашёл железнодорожную фуражку убитого и ремень от его полевой сумки. Обыск и допрос Коликовой после него свидетельствуют о том, что цель, казавшаяся ещё десять дней назад очень далёкой, теперь, видимо, близка…

Вилутис. Что было на голове у вашего мужа, когда он первого июня утром уехал на работу?

Коликова. Синяя шапка.

Вилутис. Вы в этом уверены?

Коликова. Конечно. Я это точно помню.

Вилутис. Но ведь эту шапку, как свидетельствуют все родственники и все ваши знакомые, он никогда на работу не надевал, а носил только с выходным костюмом. Почему же в тот день он поехал на работу в шапке, а не в фуражке?

Коликова. Не знаю. Взбрело в голову, и все.

Вилутис. Но лесничий, как вы знаете, говорит, что первого июня ваш муж приехал в лесничество не в шапке, а в своей фуражке.

Коликова. Он ошибся.

Вилутис. Но то же самое утверждают и восемь других работников лесничества.

Коликова. Они тоже ошиблись.

Вилутис. Продавец магазина, в котором покойный покупал днём продукты и водку, показала, что он был тогда в своей железнодорожной фуражке.

Коликова. Она ошиблась.

Вилутис. Так же, как и люди, которые видели его с Ракитиным у магазина?

Коликова. Да…

Вилутис. Ладно, оставим пока фуражку. На допросе вы показали, что ваш муж, когда уехал первого июня на работу, повёз с собой приготовленный вами обед в своей полевой сумке. Так?

Коликова. Кажется…

Вилутис. Так или не так?

Коликова. Так.

Вилутис. Этот ремень от его сумки?

Коликова. Не знаю.

Вилутис. Вот написанная чернилами его фамилия. Это его почерк?

Коликова. Не знаю.

Вилутис. Когда он уезжал, сумка его была прикреплена на ремне?

Коликова. Нет.

Вилутис. А как же он её вёз на велосипеде?

Коликова. Не знаю…

Вопросы и ответы. Очень неубедительные ответы. В них явно чувствовались растерянность, желание скрыть правду…

То, что произошло в действительности и было в конце концов установлено Вилутисом, подробно изложено в обвинительном заключении и приговоре суда.

Коликов, встретившись в магазине с Ракитиным, не отправился с ним на берег реки Нерис. Он, как совершенно правильно утверждал на первых допросах Ракитин, поехал к себе домой. И пьянствовал он здесь, дома. Затем произошла ссора с женой, закончившаяся дракой. Вмешался тесть. Он первый и ударил Коликова топором. Затем тот же топор схватила жена покойного. Она довершила начатое отцом… После убийства все следы крови были тщательно замыты, а ночью труп отвезли на велосипеде к реке и сбросили его в воду. Велосипед оставили в кустах, где его и нашла милиция. Шины изрубили для того, «чтобы подумали на бандитов», как объяснила следователю Коликова…

Все это было подтверждено многочисленными бесспорными доказательствами, в том числе и признанием обвиняемых, убедившихся в том, что дальнейшее запирательство бесполезно. Что же касается Ракитина, то уже в день обыска у Коликовых Вилутис установил его алиби. Первого июня Коликов и Ракитин действительно встретились в магазине лишь один раз, около часа дня, затем разъехались в разные стороны и больше не виделись.

• Предыдущая
• 11/52
• Следующая