Зеленый омут - Солнцева Наталья - Страница 29

• Предыдущая
• 29/101
• Следующая

«Халдейская [34] трава», как назвала ее Марфа. Лунное растение. Сила его уменьшается и вырастает согласно фазам Луны. Корни лилии и белоснежные листья ее собраны были, когда Марс, Венера и Луна находились в знаке Весов, времени, возбуждающем любовную тягу. Сок лилии наливался в хрустальную чашу, читался нужный псалом, после чего надобно было произнести имя Анаэля и любимой особы.

– Имя ангела напиши на кипарисовой щепочке, опусти ее в летучий лилейный сок, помажь себе тем брови, а кипарисовую щепочку привяжи к правой руке и в благоприятный момент коснись ею к правой же руке того, кого желаешь всем сердцем иметь своим возлюбленным… Соверши это в пятницу, при новой луне, при восходе солнца…

Шепот Марфы растаял под сводами нагретой за день крыши. Баба Надя вздрогнула. Показалось ей, что ли? Глаза матери возникли перед нею, мерцающие и томные, полуприкрытые нежными веками. Какая же она все-таки красавица! Возраст ничуть не повлиял на то ошеломляющее впечатление, которое она производила на людей. И мужчин, и женщин.

Кипарисовые щепочки были завернуты в белый платок. Баба Надя достала и их тоже, сложила все в наволочку от маленькой подушки, которую вытащила из того же сундука, закрыла крышку, села и задумалась. Она забыла о том, что сундук пыльный, а у нее новая юбка. Сегодняшние события выбили ее из привычной колеи.

Богоугодное ли дело они с Аленкой затеяли? Марфу такие вопросы никогда не волновали. Она жила по своим собственным законам, и подобные вещи даже не приходили ей в голову. Баба Надя же, предпринимая какие-нибудь необычные шаги, как, например, в случае со своим собственным замужеством, а теперь с Алениным, не хотела брать на себя ответственность. Она подходила к иконам, которых имела великое множество, молилась, испрашивала одобрения и благоволения Господа и Божией Матери на то, что собиралась содеять. Если задуманное Богу угодно, то пусть оно свершится, а ежели не угодно, то оно, по мнению бабы Нади, никак произойти не сможет, ибо на то не будет воли Божией. Помолившись и вздохнув с облегчением, она перекладывала всю ответственность на Высшие Силы и чувствовала себя легко и свободно, не отягчая более свою совесть размышлениями о праведности или неправедности того, что должно было произойти.

Так и сейчас, помолившись и испросив «помощи свыше», она пришла к убеждению, что ничего злого они с внучкой не делают, и на том успокоилась. На следующий день, дав Алене необходимые наставления, баба Надя велела ей непременно прочитать псалом, записанный на отдельном листочке, когда та будет свершать задуманное, и благословила внучку с Богом.

Сергей, проснувшись, немало удивился. Алена ничуть не напоминала ту деревенскую девчонку, пусть и очень красивую, которую он впервые увидел на выставке Артура Корнилина и с которой провел хмельную купальскую ночь. Перед ним сидела холеная и уверенная в себе, со вкусом одетая и причесанная городская девица.

Он неважно себя чувствовал после выпитого, что было ему не свойственно. Спиртное он переносил хорошо, а в таких мизерных дозах оно и вовсе на его могучий организм не действовало. Недомогание и туман в голове он списал на усталость с дороги, напряжение последних дней. Неудача с книгой здорово задевала его самолюбие, больше, чем он мог себе в том признаться.

Он смотрел на Аленины ноги, гладкие и соблазнительно высоко открытые, ощущая, как стремительно нарастает тяжелая, непереносимая волна желания. Забыться, потерять себя в объятиях женщины, сжечь в огне страсти навалившуюся невесть откуда тоску – все это заволокло сознание, помутило рассудок. Он овладел ею с яростью, которая ошеломила его. Дикие, необузданные ласки, которым он ужасался и которые не мог и не хотел останавливать, затопили его и понесли, как несет бурная стремнина потерявшего силы пловца, чтобы сомкнуть над ним удушливые бездны зеленой воды.

Придя в себя, Сергей долго не мог понять, что привело его в такое исступление. Лежащее рядом красивое тело Алены вызвало у него приступ тошноты. Горький, вызывающий головокружение, запах трав напомнил ему увядшие, смятые венки, среди которых он пытался выловить Аленин, надоедливый ритм, доносящийся от высоко разгоревшихся костров, смоляной дым тлеющего чучела… Что с ним? Вялая мысль о колдовстве промелькнула и исчезла, уступив место резкому спазму в желудке.

Алена уже несколько минут что-то говорила ему, с беспокойством заглядывая в лицо. Она сбегала на кухню, не одеваясь, и эта фамильярность неприятно поразила его. Она уже считает его своим? Ну, нет! Это, мадам, у вас так просто не получится. Что это вообще на него нашло? Как будто он сто лет баб не видел! Набросился на девчонку, как маньяк, порвал белье. Кажется, у нее на теле ссадины… Господи, этого только не хватало! Придется заглаживать вину.

Девушка восприняла перемену в настроении Сергея по-своему. Наконец, подействовало зелье, которое она предусмотрительно добавила в коньяк. Теперь можно заводить разговор о женитьбе.

– У нас будет ребенок…

– В самом деле? – Сергей уже ничему не удивлялся. На этот крючок она его не поймает.

– Ты…

– Вот деньги, – он потянулся к стулу, на котором висел модный пиджак, достал несколько купюр. – Сделай все, что нужно, и больше не говори мне такого.

У Алены пропал дар речи. Из глаз горячими ручьями хлынули слезы. Он равнодушно слушал ее истерические вопли, просьбы и проклятия, потом повернулся на бок и заснул. – Никакого покоя в собственной квартире, – подумал он, уже в полудреме, проваливаясь в неспокойный, удушливый сон.

Ему снился Артур Корнилин, небритый, с мутными глазами, который уговаривал не бороться больше.

– Я пытался, и видишь, чем все закончилось? – Артур заплакал, размазывая слезы испачканными в краске руками. – Теперь твоя очередь. Но ты будь умнее, отдай им все, что они просят.

Сергей не понимал, что он должен отдать. Амулет из старинного золота качался перед глазами, как маятник. Какая-то женщина с глазами Царицы Змей наливала желтоватый напиток в два кубка. Напиток пах лилиями, или это через раскрытые настежь окна ветер приносил аромат нежного мирта и гранатовых деревьев?.. За окнами стояла густая чернота ночи, доносился затихающий грохот колес по вымощенным камнями мостовым, крики сторожей…

– Пей, не бойся, – шелестел шепот. Или это шелестели листья в оливковой роще? Или шелестело по плитам мраморного пола платье из золотой парчи, с корсажем из зеленого бархата, в которое одета стоящая рядом с ним женщина, испуганная и печальная?..

Она говорит ему что-то о ребенке. В светло-бездонных глазах отчаяние и решимость. Под мрачными сводами гулкого зала стоит шелест и запах смерти. Он берет бледную женщину за руку, и его сердце сладко замирает, как будто свершается магическое и интимное таинство, суть которого непостижима.

И вот он уже стоит между двумя женщинами, у одной из которых в волосах цветы, а у другой – змеи. Он должен сделать свой выбор. Невидимый наблюдатель следит за ним. Колеблющиеся темные контуры фигуры в плаще сменяются могучей статью Архангела, который целится из своего огромного лука в пространство между мужчиной и женщиной, у которой белые цветы в волосах. Ее тонкая текучая фигура, нежная и изящная, теряется в зеленоватой дымке…

Царица Змей протягивает мужчине золотой флорентийский амулет.

– Вы узнаете друг друга по нему…

– Кто кого должен узнать? О чем говорит эта женщина? – спрашивает Сергей у Артура Корнилина. – Ты же знаешь Царицу, объясни мне, что происходит?

Корнилин пьяно качает головой, отмахивается дрожащими руками. Не то, мол, спрашиваешь, не то…

Сергей просыпается с привкусом лилий во рту, с тяжелой головой и страхом смерти в сердце. Может быть, у него развивается сердечная болезнь? Где-то он читал, что все начинается с «черной меланхолии», с грызущей душу необъяснимой тоски.

«…аще пойду посреде скорби, живиши мя, на гнев враг моих простеря еси руку Твою и спасет мя десница Твоя! Господь воздаст за мя. Господи, милость Твоя во век, дел руку Твоею не презри…»

• Предыдущая
• 29/101
• Следующая