Яд древней богини - Солнцева Наталья - Страница 6
- Предыдущая
- 6/74
- Следующая
– Ага.
«О чем мы говорим?! – хотелось крикнуть Рудольфу. – Опомнись! Еще не поздно все отменить. Скажи только одно слово, и я у твоих ног!»
– Правильно делаешь, – сказала Карина, вопреки его ожиданиям. – Она будет тебе хорошей женой! Ладно, пока…
Тарелка с жареной картошкой вернула Межинова из прошлого. Светлана со стуком поставила ее перед мужем, села напротив.
– Ешь.
– Не хочется…
– Ты не голоден?
– Просто устал.
Из таких коротких, пустых фраз состояло их общение.
– А Витька где? – спросил он, пытаясь заполнить эту зияющую пустоту.
– Спит.
Больше спрашивать было не о чем. Хотя… как же! А работа? Благодатная тема для задушевной беседы.
– Как дела на работе? – спросил Рудольф Петрович, понимая, что его тошнит от самого себя.
– Нормально.
Все. Между ними опять повисла пауза. Не в силах выносить этого, Межинов шумно встал, отправился в ванную. Стоя под горячим душем, он предался мыслям о Карине. Так бы и стоял здесь целую вечность, думал о ней…
– Затмение мое! – прошептал Межинов, закрыв глаза. – Болезнь моя! Горькая моя отрада!
Когда бы он ни опустил веки, перед внутренним взором неизменно появлялась она.
– Ты скоро? – постучала в дверь Светлана. – Я стирку запустить хочу.
Глухое раздражение волной поднялось в Межинове. Он глубоко вдохнул, медленно выдыхал, считая, – десять, девять, восемь…
– Сериал скоро начнется! – повысила голос за дверью жена. – Мне нужно успеть.
Рудольф Петрович ненавидел «мыльные оперы».
– Семь… шесть…
– С тобой все в порядке? – крикнула Светлана.
Если бы в руках у Межинова оказался тяжелый предмет, он бы запустил его в дверь с силой, равной его бешенству.
– Пять… четыре… Какая пытка жить с нелюбимой женщиной! – заскрипел он зубами. – Какая бессмыслица! Три… два…
– Ты жив? – испугалась жена. – Эй! Что с тобой?
«Она не виновата в моей любви к Карине, – твердил Рудольф Петрович. – Не виновата!»
– Сейчас выхожу, – громко произнес он и выключил воду. – Одну секунду.
Взглянул на себя в зеркало – и ужаснулся. С таким лицом выходить не стоит. Он с трудом выдавил вялую улыбку, открыл дверь.
Светлана принялась объяснять, что хочет включить стиральную машину до того, как начнется очередная серия очередной «любви по-итальянски». Межинов, не слушая, прошел в спальню, лег и уставился в потолок. Перед ним возник образ Карины – такой, как сегодня, во время их встречи. У нее был дар причесаться, подкраситься и одеться так, что… это не поддавалось описанию. Волосы, слегка вьющиеся от природы, Карина почти не укладывала – они были ровно подстрижены и рассыпались естественно, пышными локонами с оттенком серебра; одежду носила облегающую, элегантную, пастельных тонов; обувь – изысканную, на среднем каблуке, подчеркивающую стройность ее ног. Сколько все это стоило, оставалось только догадываться. Межинов примерно прикидывал – на его зарплату подобных шмоток не купишь. Он знал, где и кем работает Карина: там столько не платят. У родителей Карина принципиально денег не брала. Выходит… ей, не скупясь, подбрасывает любовник? Когда же он появился? Когда Карина начала тратить больше, чем зарабатывала? Примерно… лет шесть назад. Дьявольщина! Он отменно маскируется, этот тип. Когда, где он встречается с Кариной? Куда она ходит к нему на свидания? Или это он приходит к ней под покровом ночи?
Несколько раз Межинов, не решаясь обратиться к подчиненным с щекотливой просьбой, самолично следил ночью за домом, где жила Карина. Ему не повезло – она не выходила, и в ее подъезд никто подходящий на роль богатенького кавалера не входил. В сущности, «неуловимый возлюбленный» мог подстраховаться: переодеться, изменить внешность. Но зачем такие сложности? Можно подумать, Карина – резидент иностранной разведки. Или как раз ее мужчина – резидент?
У Рудольфа Петровича кружилась голова, когда он думал об этом. Окольными путями он расспрашивал коллег Карины – женщин, работающих вместе с ней в фитоцентре «Анастазиум». Они подтверждали, что у Карины Серебровой, судя по ее высказываниям и поведению, есть мужчина, причем связь эта давняя, крепкая. К сожалению, в «Анастазиум» он не приезжал, они его не видели. Им самим интересно.
– Сколько стоят твои часики? – однажды спросил Рудольф, глядя на циферблат, украшенный бриллиантовой россыпью.
– Это подарок, – без улыбки сказала она. – Тебе не по карману.
Он насупился, промолчал. Что говорить? Она права – на такие часики ему пришлось бы копить несколько лет.
– Ты принимаешь столь дорогие презенты? От кого?
– От возлюбленного.
Карина резала по живому. Но разве он не сам спросил ее? Платонической, судя по всему, их любовь не назовешь: большие деньги мужчина готов тратить на любовницу, с которой ему хорошо в постели, а не на приятельницу, с которой ему приятно поговорить. Межинов гнал от себя эти догадки, избегал их – слишком сильную боль причиняли они ему. Не совместимую с жизнью.
Он вернулся мыслями в свои молодые годы, в мучительные и прекрасные весны, где таянье снегов, холодный, обжигающий губы березовый сок, запах черемухи, колдовские лунные ночи – все было полно Кариной. Они целовались, но даже в моменты самых жарких ласк Рудольф ощущал незримое присутствие третьего.
Значит, он был уже тогда? Кто? Как? Денег у парня, видать, еще не было. Во всяком случае, Карина если и выделялась среди своих сверстниц одеждой, другими признаками достатка, то не столь разительно. Межинов не раз и не два перебирал, пересчитывал по пальцам все окружение девушки в те годы… претендента на роль «неуловимого возлюбленного» не находилось. Кем стали их общие знакомые, он знал. Купить такие часики Карине ни один из друзей их юности был не в состоянии.
– Подвинься…
Наверное, Рудольф задремал, потому что не заметил, как пришла Светлана. После «итальянской любви» по телевизору ей захотелось чего-то подобного от мужа. Она принялась ласкаться. Супруг сжал зубы, чтобы не сказать резкость. Постепенно в нем проснулось желание, и он удовлетворил свою и ее потребность в сексе.
С Кариной все было не так. Она занималась с Рудольфом любовью, словно мстила кому-то – неистово, жарко, с отчаянием смертника. Такое сравнение пугало его, но и заводило. Эти редкие мгновения страсти горели нестерпимо яркими огнями, освещая его тусклое, унылое существование. Иногда Межинов с ужасом ловил себя на мысли, что если бы он выследил, узнал ее любовника… то убил бы его, чтобы всецело завладеть Кариной, ни с кем более не делить эту женщину. Многолетний милицейский опыт позволил бы ему замести следы и остаться безнаказанным. Опомнившись, подполковник стряхивал опасное наваждение, восстанавливал равновесие водкой, физическими нагрузками, с головой погружался в работу. В такие дни он охотно брал сына на прогулки, водил мальчика в зоопарк, в цирк, в теплое время года катал на катере по Москве-реке, покупал жене подарки. Он цеплялся за Светлану и Витьку как за спасательный круг, боясь утонуть в омуте своей гибельной любви.
После секса обе его женщины вели себя по-разному. Жена сразу засыпала, довольная, а Карина часами напролет лежала без сна, говорила странные, непонятные слова… задавала дикие вопросы.
– Ты мог бы застрелить меня и себя? Ты чувствуешь во время оргазма, как сливаешься со звездами? А после? Что ты ощущаешь, опустошение или… бессмертие?
Однажды она спросила Межинова:
– Где твоя любовь, в сердце или в космосе?
Он удивленно поднял на нее глаза, засмеялся.
– Люди любят сердцем, это всем известно.
– У меня не так, – серьезно произнесла Карина. – «Часы любви бессмертие в себе таят и песню звезд, дыхание небес… они питают пульс Вселенной».
– Чьи это стихи? – поинтересовался Рудольф.
– Ничьи. Древние…
Ева решила действовать самостоятельно, раз Смирнов не желает брать ее с собой. Она не станет его слушаться. Еще чего не хватало! Ограничить свою жизнь преподаванием испанского языка и домашним хозяйством? Ни за что! Она уже узнала вкус частного сыска, приключений, опасных тайн – и не собирается отказываться от этого блюда.
- Предыдущая
- 6/74
- Следующая