Третье рождение Феникса - Солнцева Наталья - Страница 22

• Предыдущая
• 22/76
• Следующая

– Может, все-таки позвоним в милицию? – предложил Талеев.

Симанская упрямо покачала головой.

– Нет. Они такую ерунду искать не станут, только рассердятся, что их по пустякам отвлекают. Давай лучше наводить порядок. А то мама завтра придет, инфаркт получит.

До пяти утра они провозились, раскладывая по местам вещи, подметая битые стекла. Руслан нашел на веранде кусок пластика, забил дыру в окне, растопил печь, поставил чайник, пожарил отбивные.

– Надо поесть, – уговаривал он Марию Варламовну. – На тебе лица нет. Стоит ли так убиваться из-за двух бутылок спиртного и десятка старых ложек? Портсигар жаль, конечно. Но и это не смертельно.

– Ты не понимаешь… Кто-то осквернил наш дом! А надпись на зеркале?! Хотели оскорбить именно меня!

– Перерыли все вещи, – задумчиво сказал Талеев. – Чтобы обидеть женщину, такие сложности ни к чему. Может, пропали не только бутылки и ложки?

– У нас ничего ценного больше нет. Мои украшения, кое-какая посуда и немного денег. Все! Мама – пенсионерка, я – учительница. Нас грабить нет смысла. Вот если бы залезли к Герцу…

– То-то и странно, – перебил ее Руслан. – Честно говоря, на глупую выходку пьяных подростков это не похоже. Костров – городок маленький, здесь все друг друга знают… у кого какой достаток, где есть чем поживиться. Нет, это не простое ограбление. Может, Андрей Чернышев решил тебе отомстить?

– Андрей?

Мария Варламовна опешила. Сразу в памяти всплыли белые от бешенства глаза майора, дергающиеся губы, выплюнувшие ей в лицо слово… сука! А что, если Руслан прав?

– Он не мог… – пробормотала Симанская. – Все-таки – офицер, мы в юности дружили… роман у нас был. Нежный, как дыхание весны. Чернышев не мог!

– Ты не знаешь, что с мужчинами делает ревность, – возразил Руслан.

Повисло тяжелое молчание. Мария Варламовна плакала, а Талеев обдумывал следующий вопрос.

– Маша, – серьезно сказал он, глядя в ее красные от слез, опухшие глаза. – Мой ум ученого привык тщательно анализировать ситуацию. Сначала я принял происшедшее за обыкновенную хулиганскую выходку. Но чем больше я думаю, тем меньше мне нравится это странное ограбление. Я уверен – не все так просто. Пугаться не следует, но… Подумай, на какую тайну намекал Вершинин?

– Когда?

– На вечеринке. Помнишь, он говорил о сфинксе, о загадке, которую якобы разгадал?

– Да он пустое болтал! – отвела глаза Мария Варламовна. – Пьяный, ревнивый мальчишка… нес сущую чепуху. При чем здесь Вершинин? Думаешь, он мог залезть в дом? Зачем?

– Маша, – повторил Руслан. – Я люблю тебя. Признаюсь, не ожидал от себя такого. Надеюсь, и ты испытываешь ко мне теплые чувства. Мы не должны ничего скрывать друг от друга. Как я смогу тебе помочь, если ты неискренна со мной? Сегодня кто-то проник в твой дом, а что будет завтра? Я хочу знать, какая опасность тебе угрожает.

Госпожа Симанская молча смотрела куда-то вдаль, размышляла. На ее лице отражались сильные внутренние колебания.

– Хорошо, – наконец сказала она. – Раз ты настаиваешь… Да, у меня есть глубоко личная сторона жизни. Но она никак не связана с ограблением, поверь мне. Это не то, что ты думаешь. Совсем не то…

Нина Петровна Жукова проживала в Свиблове. Она оказалась миловидной дамой средних лет, с высоко причесанными светлыми волосами, с бледным лицом, острым носиком и живым, любознательным взглядом.

Господину Смирнову пришлось долго объяснять ей через дверь, кто он такой и почему она должна впустить его в квартиру. Его располагающая внешность, приятная улыбка и вежливая манера общения сыграли свою роль – дверь распахнулась, и Жукова пригласила сыщика в пропахшую нафталином тесную прихожую.

– Извините, – смутилась хозяйка. – Я вещи перебираю. Моли развелось, спасу нет! Проходите в гостиную…

Всеслав сел на диван и принялся изучать рисунок пестрых обоев. Нина Петровна не заставила себя ждать – через минуту она вошла, уже без фартука, и села напротив гостя в кресло.

– Вы частный детектив? – с интересом разглядывая Всеслава, спросила она и хихикнула. – Никогда не видела настоящего сыщика, только в кино!

– Я расследую обстоятельства смерти господина Мартова.

– Ч-что? Как вы сказали? – Ее глаза округлились, наполнились слезами. – Феликс Лаврентьевич умер?

– Его убили.

– Господи! – Жукова перекрестилась, почему-то подняв голову к потолку. – Упокой его душу! Хороший был человек. Как же это случилось?

– Пока не совсем понятно, – сказал сыщик. – Надеюсь на вашу помощь, Нина Петровна.

– На мою? Но… я ничего не знаю. Я впервые услышала о его смерти от вас. Кстати, как вы меня нашли? Впрочем… можете не отвечать, и так ясно. Вам дали мой адрес на фирме «Уют».

– Не буду отрицать, – уклончиво ответил Всеслав.

– Видите ли, я пять лет проработала в «Уюте», из них три года вела домашнее хозяйство Феликса Лаврентьевича – мы привыкли друг к другу, прекрасно ладили. Он был доволен мной, я – им. А потом… произошел несчастный случай, как это принято говорить: я упала и сломала руку. Сложный перелом… в общем, я попала в больницу, мне предстояла операция, долгий восстановительный период. Фирма частично оплатила мне больничный, но в дальнейшей материальной помощи отказала. А спустя месяц директор предложил мне уволиться по собственному желанию. Он сказал, что когда я поправлюсь, то смогу снова устроиться на работу в «Уют», а до тех пор… словом, вы понимаете. Больная, немощная сотрудница никому не нужна. Ну… я по судам ходить не стала, не до того было – лечилась, разрабатывала руку: она у меня плохо сгибается.

Нина Петровна закатала рукав и показала, насколько ограничена подвижность травмированного сустава.

– Видите? Какой из меня теперь работник?

Смирнов сочувственно кивнул.

– Феликс Лаврентьевич – царствие ему небесное! – имел доброе сердце, помог мне деньгами, – продолжала она. – Я заплатила за операцию, за лекарства… потом, когда сняли гипс, поехала в подмосковный санаторий. Но рука все еще работает плохо. Впрочем… по сравнению со смертью мои проблемы так… ерунда. Бедный господин Мартов! Я даже не смогла попрощаться с ним. А… когда он… когда его… похоронили?

– Две недели назад, – ответил сыщик.

Жукова пошмыгала носом, пытаясь удержать слезы. Ей действительно было жаль Мартова.

– Я ничего не слышала о его смерти, – судорожно вздохнула она. – Была на даче у сестры. У нее хороший дом за городом, в Ивантеевке, сосны, свежий воздух… позавчера только приехала. А то бы вы меня не застали.

Ее гостиная представляла собой четырехугольную комнату, где вся мебель – шкаф, сервант, стол со стульями, диван и два кресла – была расставлена вдоль стен. Повсюду, распространяя запах средства против моли, лежали какие-то одеяла, пледы, старые пальто, шерстяные кофты. Всеслав с трудом сдерживал позывы чихнуть.

– Вы ничего подозрительного не замечали, когда делали уборку в квартире Феликса Лаврентьевича? – спросил он. – Может быть, кто-то звонил ему по телефону, угрожал? Он ничего такого вам не говорил?

– Нет… Господин Мартов не отличался разговорчивостью, все носил в себе. А звонков с угрозами не было, во всяком случае, при мне. Я приходила по утрам во вторник, когда он собирался на работу, наводила порядок, стирала белье… вот и все. Мы почти не разговаривали.

– То есть у вас были ключи от его квартиры?

– Нет. Феликс Лаврентьевич утром впускал меня, а вечером выпускал. Не то чтобы он мне не доверял, просто… ему не хотелось никому давать ключи. Такой он был человек. Когда я сломала руку, он приехал, привез деньги, продукты… Не могу поверить, что его больше нет. – Жукова не удержалась и заплакала.

– Вы никого не впускали в квартиру в его отсутствие?

– Нет! Как можно?! – испугалась она. – Об этом и не думайте! Я порядочный человек… у меня высшее образование! Удивляетесь, что пошла в домработницы? Так уж судьба сложилась. Я раньше на заводе работала, заведовала лабораторией, попала под сокращение… А потом пошло-поехало. Да и возраст подоспел. Сейчас везде молодых берут, длинноногих, со знанием компьютера и английского языка. Пришлось мне в «Уют» устраиваться.

• Предыдущая
• 22/76
• Следующая