Женщина в клетке, или Так продолжаться не может - Шилова Юлия Витальевна - Страница 33

• Предыдущая
• 33/67
• Следующая

– Потому, что если бы убийца позвонил в квартиру, то ему бы никто не открыл, – все так же спокойно ответил на заданный ему вопрос Марат. – Он ждал, пока вы сами выйдете из квартиры. Их было двое. Один сидел в «Москвиче», а другой прятался где-то в подъезде. И как я не обратил внимания на этот «Москвич», когда к вам приехал?! У меня и мыслей таких не было. Стоит себе «Москвич» и стоит. Я ни на него не обратил внимания, ни на то, что он без номеров. Это мое упущение, потому что обычно я очень даже наблюдательный. Видимо, убийца побоялся стрелять в тот момент, когда я заходил в квартиру. Да и что стрелять-то? По мне, что ли? Вот он и исправно ждал. Девчонки, а все это в прошлом. Вы в голову не берите. Меня, самое главное, знаете что в этой ситуации поразило?

– Что?

– А то, что в какое же страшное время мы с вами живем и как страшно мы живем.

– Ты о чем?

– О том, что в обычном подъезде обычного дома стреляли, и никто из соседей не пришел на помощь, не открыл дверь и не поинтересовался, что же там происходит. Я понимаю, что в такие моменты открывать дверь страшно, но хотя бы сообщить в милицию было можно. Народ у нас такой странный. В подъезде хоть расчленять будут – и никому нет до этого дела. Все живут по принципу: моя хата с краю, ничего не знаю. Даже звери друг другу на помощь бросаются, а люди нет.

– Действительно. Лейсан, что у вас, весь подъезд на работе, что ли, был? Никого не было? – Я и сама задумалась над тем, что сказал Марат.

– Да нет. У нас бабушек много. Да и не только бабушек, но и тех, кому утром никуда не надо. Просто все боятся и предпочитают никуда не лезть. Кому нужны чужие проблемы, кроме тех, кто их нажил? Да и в милицию звонить боятся. Вдруг узнают, из какой квартиры. Тогда жди плохого.

Лейсан зевнула и побледнела еще больше. Марат взял ее за руку и заботливо произнес:

– Пошли, я тебя спать уложу. Ты совсем слабая.

– А я как же? – Я напомнила о себе и, искусственно зевнув, показала, что я тоже хочу спать.

– Ты тоже ляжешь, но чуть позже.

– Почему?

– Потому что у меня к тебе разговор. Ты должна мне довериться и все рассказать.

– О чем?

– Ты знаешь о чем.

– О том, что со мной произошло?

– Конечно. О том, кто за тобой охотится и чего ты боишься. Хочется тебе или нет, но ты обязана это сделать. Я не могу общаться с человеком вслепую. Я должен знать, каковы могут быть последствия от этого общения.

Пока Марат отводил Лейсан в дом, я смотрела на искусственных уток, плавающих в пруду, и думала о том, почему первый встречный человек играет в моей судьбе столь важную роль. Ведь если бы не он, то ни меня и ни моей подруги уже не было бы. А по поводу того, могу ли я ему довериться? Мне кажется, что тут не может быть двух мнений: у меня нет другого выбора.

Марат вернулся минут через десять и сел рядом со мной. Заглянув мне в глаза, он осторожно взял меня за руку и спросил:

– Тома, что же произошло?

Я говорила долго. Я говорила так много, словно не могла выговориться долгие годы. Я рассказала про Тунис. Про встречу, которой уже не ждала, и про мужчину, в существование которого уже не верила. Я рассказала ему о том, что у меня было слишком много разочарований и мне катастрофически не везло с мужчинами. А быть может, и не только мне, но и им со мной. Я рассказала ему о том, что я всегда слишком много работала, потому что хотела быть на уровне и доказать всем, что я что-то могу. И вот, эта встреча в Тунисе. Я встретила человека, который взял меня за руку и сказал мне, что успех и деньги – это хорошо, несмотря на то что в России не любят успешных и красивых женщин. Наша ментальность такова, что их не только не любят. Они очень сильно раздражают. Он сказал, что так, как живу я, жить нельзя. Эта жизнь слишком искусственная, механическая и заранее просчитанная. Я сдаю на работе один проект, а затем приступаю к следующему. И вся моя жизнь протекает от проекта к проекту. Мы познакомились почти сразу, как только оба приехали на курорт. Я была слишком усталой, измотанной, изнеможенной и даже опустошенной. У меня сильно слезились и резало глаза. Я прятала их под темными и объемными черными очками. Когда француз спросил меня, о чем я мечтаю, мне было стыдно говорить ему свою такую простенькую мечту. И я сказала, что я хочу выспаться. И я выспалась, но уже не одна. Мы выспались вместе. Я рассказала Марату о бурных ночах, о страсти и о том, как я была нереально счастлива. Я рассказала ему о том, что меня никогда и никто не любил. Вернее, никто никогда не любил меня так, как я хотела. Я рассказала, что в институте у меня был молодой человек, что потом он ушел к другой, что я плакала, убивалась, сходила с ума, но прошло время – и от тех отношений не осталось даже следа. Кроме того, я смогла посмеяться над своими чувствами. С тех пор во мне что-то умерло, и я не могла дать мужчинам того, что они от меня хотят. А с Жаном… С Жаном я почувствовала себя счастливой. Он понимал, что я сильная, и он смог принять мою силу. А иногда… Иногда я чувствовала себя слабой. Я рассказала о том, как ездила в Париж, как мы сидели в различных кафе, пили потрясающий кофе и просто держались за руки. С Жаном у меня не было необходимости думать о деньгах. После Парижа был Милан, где он просто задарил меня различными подарками. А ведь я и не знала, что это такое. Несмотря на то, что мне было стыдно, я все же призналась Марату в том, что я не имела понятия, что значит не думать о деньгах и что мужчина может купить любую понравившуюся вещь. Я всегда слышала, что это бывает, очень много про это читала, но никогда не испытывала это на себе. Мне никогда никто и ничего не дарил. Я всегда все покупала себе сама. Даже Цветочный Барон, который держит цветы всего города, подарил мне неликвидные розочки. И подарил их так, словно они сделаны из золота и я должна быть благодарна ему до самых последних дней своей жизни. А с Жаном… С Жаном все было совсем по-другому. Он смог дать мне редкий дар. Он дал мне ту способность, которую не давал почувствовать ни один мужчина. Он смог сделать так, чтобы я почувствовала себя женщиной. Красивой, желанной, любимой, неповторимой.

А еще я рассказала Марату о том, что мне много раз признавались в любви, несмотря на то что по-настоящему меня никто не любил. А Жан полюбил меня так, как никто никогда не любил и уже никогда не полюбит.

Я рассказала ему о том, что Жан создан для того, чтобы меня любить и приносить счастье. Я не скрывала того, что от этой любви я просто сходила с ума и возлагала на нее слишком большие надежды. Я рассказала о том, что только с Жаном я могла быть доверчивой и покорной, что я полюбила и только один господь бог знает о том, как я полюбила. А затем… Затем я рассказала о том, как я не хотела, чтобы Жан приезжал в Казань. Вернее, я этого хотела, но только не сейчас, а позже, после того, как отпразднуют тысячелетие. Сейчас слишком много строительной техники, реконструкции, нового строительства домов, строительной грязи, пыли и шума. Я хотела показать ему красивый и чистый город. Город, которому уже тысяча лет, а он по-прежнему молод как душой, так и сердцем. Город, в котором все чисто, празднично и красиво. Но Жан не послушал, он сказал, что несколько месяцев – это слишком большой срок для тех, кто не может друг без друга. Я рассказала ему о том, как приехала на вокзал за час до поезда, как перед этим не спала всю ночь и пила сердечные капли, как шла к только что пришедшему поезду «Татарстан» на ватных нога и молила бога только об одном: чтобы он дал мне силы встретить любимого и не свалиться от нахлынувшего на меня волнения без сознания.

Я рассказала о проведенных часах в номере отеля «Мираж». А еще… Еще я почему-то заострила свое внимание на названии отеля. А ведь он называется «Мираж». Как же в точку-то. Все, что произошло, действительно был какой-то мираж. Приезд Жана, наша любовь, наши отношения, его внезапное исчезновение. Все это – мираж… А затем я рассказала ему о том, как сошла с ума от любви. Просто сошла с ума, и все. Я стала качать Жану свои права, умолять его, чтобы он развелся. Я говорила ему о том, что мне очень мало наших встреч и наших расставаний, что я больше не могу встречать поезда и самолеты, бежать за ним на край света и ждать его телефонных звонков. Я хотела только одного: чтобы он был рядом. Я и сама не знаю зачем, но я рассказала Марату о том, что, когда мы с Жаном занимались любовью, я иногда плакала. От восторга. Для него я всегда была самой доступной, независимо, день сейчас или ночь и какое у меня настроение. Я любила впитывать в себя всю его силу, его нежность, вбирать в себя его скупые, но неимоверно ласковые слова. Я и сама не знаю, как можно было рассказывать подобные вещи почти незнакомому человеку, но я рассказала ему о том, что больше всего мне нравилось, когда Жан входил в меня сбоку. Мне казалось, что именно в этой позе он как-то ближе, роднее и даже нежнее.

• Предыдущая
• 33/67
• Следующая