Утомленные счастьем, или Моя случайная любовь - Шилова Юлия Витальевна - Страница 50

• Предыдущая
• 50/56
• Следующая

«Милейший, мы торопимся», – вежливо сказал папа. «Откуда был произведен выстрел?» – «Не знаю, из леса, кажется. Простите меня, я ничего не помню. У меня... у меня голова болит!» Папа достал из бумажника пачку долларов и, не пересчитывая, положил ее на край стола: «Надеюсь, вам этого хватит?» Следователь молча кивнул и, суетливым движением спрятав деньги в карман, вышел из номера.

После недолгих сборов мы сели в бронированный «Мерседес» и поехали домой, в Питер. Толик поехал с нами – отмывать залитую кровью машину Вадима он не захотел. Папа спрашивал его по дороге о чем-то, Толик отвечал коротко, иногда – пространно, и я, убаюканная его речью, заснула.

«Леночка, дочка, проснись, пора вставать», – позвал меня издалека ласковый голос мамы. МОЕЙ мамы. «Сейчас, мамочка», – сквозь сон пробормотала я, приваливаясь к плечу Виталия Ивановича.

«А задница у тебя ничего, соблазнительная». – Это уже тот, из иномарки, что обесчестил меня в день маминых похорон. «Ленка, я, кажется, влюбилась!» – Танечка... «А ну сделай мне минет, сука!» – Клиенты чертовы, хором. «Семьдесят процентов мне, тридцать – тебе. И без глупостей!» – Зак, конечно. «Русский девка, проститутка...» – Ненавижу, грек... «Машенька, солнышко...» – А это Вадик, Вадим... Макс, а ты что же молчишь?

Ты-то, надеюсь, жив? Я люблю тебя, Макс, я не могу без тебя...

Застонав негромко, я открыла глаза.

– Машенька, тебе приснился дурной сон? – спросил отец.

– Да, папа, поскорей бы его забыть!

– Это нервы, Машенька. Это пройдет. Дома ты выпьешь успокоительное и придешь в норму.

Я прижалась к отцу, как маленькая девочка, и, вздохнув, спросила:

– Папа, а почему снятся сны?

– Сны? Не знаю, Машенька. Подсознание, наверное, работает, когда ты отдыхаешь.

– А если мне снится прошлое?

– Это говорит о том, доченька, что ты пытаешься его вспомнить.

– Я не пытаюсь его вспомнить. Я хочу его забыть, но у меня ничего не получается.

Дома заплаканная мама бросилась мне на шею и громко заголосила. Она постарела за эти дни.

Несчастная женщина, готовая боготворить собственную дочь... Но я-то не являюсь таковой. Я не Маша, я – Лена, я самозванка, хотя и стала ею не по своей воле.

Взяв маму за руку, я привела ее в свою комнату и усадила на кровать.

– Мама, я должна тебе кое-что сказать. Я больше не могу обманывать ни себя, ни тебя, ни папу. Это очень тяжело – жить чужой жизнью, пойми меня...

– Машенька, ты слишком много пережила. Тебе нужно отдохнуть.

– Дело в том, мама... Дело в том, что я не Маша.

Из груди вырвался громкий стон.

– Машенька, ну что ты такое говоришь, родная? Может, позвать тебе врача?

– Врач мне не нужен. Я не находила в себе сил сказать правду. Но, вы с отцом стали для меня настоящими родителями. Ближе вас у меня никого нет.

Я перевела дух и продолжила:

– Меня зовут Лена. Я была проституткой. Теперь мне стыдно за свое прошлое. Я хочу забыть его, но у меня ничего не получается, ничего.

Закрыв лицо руками, я заплакала.

– Мамочка, прости меня, если сможешь, прости, – вырвался из горла беспомощный крик. – Ты представить себе не можешь, как я хотела быть Машей! Но я Лена, Лена! – Я упала на колени и прижалась к маминым ногам. Рыдала я так сильно, что в комнату вошел отец. Оторвав меня от матери, он уложил меня на кровать и заботливо укрыл теплым верблюжьим пледом.

– Машенька не в себе, – объяснила мама. – Смерть Вадима выбила ее из колеи. Надо бы пригласить к ней психоаналитика.

– Клава, в Москве она нашла человека, который посадил ее на иглу.

– Что?! – Мама испуганно зажала рот ладонью. – Виталик, ты должен с ним разобраться! – сказала она чуть позже. – Этого выродка надо... убить.

– Он мертв, Клава. С ним разобрался Вадим.

– Я не Маша, не Маша, – опять затвердила я на одной ноте.

Мама вызвала врача, и тот, не мешкая, ввел мне успокоительное. Я почувствовала, как закружилась голова, и провалилась в сон.

Проснулась я рано утром. Стрелки будильника, вытянувшись в одну линию, показывали шесть. Мама дремала в кресле у окна. Бедная, как она устала... И зачем только я мучила ее своими откровениями? Кому они нужны? Ради этих милейших людей, вытащивших меня с того света, я должна стать Машей и стану ей. А Лена? А что Лена? Лены больше нет. Подумаешь, невелика потеря!

– Машенька, как ты себя чувствуешь? – спросила мама, едва открыв глаза.

Я приподнялась на локте и с грустью посмотрела на нее:

– Я-то хорошо, мамочка, а вот ты всю ночь не спала.

– Солнышко мое, как я могла спать, если ты находилась в таком состоянии?

– Ты просидела рядом со мной целую ночь?

– Конечно, дочка. А разве могло быть по-другому?

– Но ведь ты устала! Мамочка, тебе нужно отдохнуть.

– Доченька, я совсем не устала! Я рада слышать твой звонкий голосок!

Я бросилась к матери на шею и осыпала ее поцелуями.

– Мамочка, я в полном порядке. Я чувствую себя великолепно!

– Ну вот и хорошо.

– Я больше никогда не пойду против воли отца, мама. Мне так жалко Вадима. Мне кажется, он меня все-таки любил...

– Конечно, моя девочка. Ты такая красивая, тебя невозможно не любить.

– Я привыкла к нему за эти дни...

– Мы с папой не были в восторге от него, но... он по-настоящему о тебе заботился, Маша, надо отдать ему должное, когда ты уехала в Грецию, он места себе не находил.

– Если бы Вадим остался жив, я бы обязательно нашла для него добрые слова. – Я подняла голову и, вздрогнув, спросила:

– Мамочка, а почему мы скупимся на любовь?

– Не знаю, доченька. Наверное, человек так уж устроен. Помнишь сказку о синей птице? Дети пошли искать ее за тридевять земель, а она оказалась дома – только руку протяни.

– А почему люди боятся настоящей любви?

– Боятся? Вот уж не знаю. Наверное, не хотят попадать в зависимость.

– Разве это так страшно – попасть в зависимость от любимого человека?

– Да, доченька. Я люблю отца, но я... Я не состоялась как личность.

Мама достала платок и вытерла глаза.

– Мамочка, а если ты зависишь от любви, это тоже страшно? – растерянно спросила я.

– Конечно, Маша, – немного подумав, ответила она.

– Но почему?

– Потому что ничего вечного не бывает.

У любви тоже бывает начало и конец.

– Даже у самой большой любви?

– Даже у самой большой.

Мы с мамой спустились в столовую и сели завтракать.

– А что папа? Уже уехал? – намазывая хлеб джемом, спросила я.

– Доченька, ты, наверное, забыла, но сегодня наш папа именинник.

– У него день рождения?

– Да.

– А когда мы будем его поздравлять?

– Вечером, дочка.

– Сегодня вечером?

– Ну конечно! Часам к семи приедут гости. Будет шумно, весело. Правда, папа хотел все отменить...

– Отменить? Почему?

– Потому что ты еще слишком слаба, моя деточка.

– Мамочка, не надо ничего отменять! Я прекрасно себя чувствую!

– Я сказала отцу то же самое. Да и развеяться тебе нужно. Так что торжество обязательно состоится.

– Доченька, доброе утро, – раздался за спиной голос отца. Он поцеловал меня в щеку и сел рядом.

– Пап, так ты сегодня у нас именинник?

– Да, Машенька.

– Тогда я поздравляю тебя!

Похлопав меня по руке, отец виновато сказал:

– Я не хотел ничего отмечать, дочка, но... Как-то неудобно перед людьми, понимаешь?

– Понимаю, папка! Обязательно будем отмечать! – закричала я и захлопала в ладоши.

После завтрака я выбежала на улицу и увидела Толика.

– Здравствуй, Маша, – явно не собираясь уходить, поздоровался он.

– Привет, а ты кого-то ждешь? Отца?

– Нет, Маша. Я это... Я к тебе приехал.

– Ко мне?

– Ну да. Может, куда съездим?

– С чего бы это?

Вместо ответа Толик стал топтаться на месте.

Выглядел он до смешного глупо.

• Предыдущая
• 50/56
• Следующая