Исповедь грешницы, или Двое на краю бездны - Шилова Юлия Витальевна - Страница 20

• Предыдущая
• 20/66
• Следующая

– Да, – заметно засмущались те и, чтобы хоть как-то скрыть появившуюся неловкость, начали разговаривать на различные темы, перестав обращать на нас внимание.

– Так отдыхайте, ребята! Отдыхайте! И не суйте свой нос в чужие дела. – Как только Роман закончил свое обращение к народу, он вновь повернулся к барной стойке и закурил сигарету: – Ты что руки распускаешь? Совсем с катушек съехала!

– Благо что не ноги.

– Мне нравится, когда ты свои ноги распускаешь в постели. Это действительно высший пилотаж. Так я что-то не понял. Что же случилось такое ужасное, что ты стала меня хватать за ворот рубашки?

– А то, что ты мыслишь не в том направлении.

– А в каком направлении я должен мыслить?

– В том, что кто-то подкинул нам записку. И это действительно страшно. Ты меня понимаешь?! Страшно то, что этой ночью появилась эта записка, а не то, что ты пролил виски на свои новые шорты.

– Я все понимаю.

– И что ты понимаешь?

– То, что ты зачем-то показываешь мне записку, которую написала сама!

– Я??? – Мне катастрофически не хватало воздуха.

– Ты.

– Да зачем оно мне надо?! – с трудом выдавила я из себя.

– Это я хотел у тебя спросить. И не нужно кричать. На нас уже и так весь бар смотрит. Откуда я знаю, может, ты просто поприкалываться захотела.

– Да ты себе представить не можешь, что я почувствовала, когда ее прочитала! У меня все поплыло перед глазами, – зашипела я. – У меня вообще все слилось. Стены, коридор, лампы… Меня всю ночь кошмары мучили. Я не могла дождаться встречи с тобой, чтобы спросить, зачем ты это сделал!

– Я ничего не писал, – замотал головой Роман.

– Я тоже.

– Ты уверена?

Я покраснела как вареный рак и с ненавистью посмотрела на Романа. Казалось, что еще немного, и я буду его душить.

– Кретин! А я и не знала, что ты конченый кретин!

Не помня себя, я нагнулась для того, чтобы вцепиться в горло мужчине, которого, несмотря ни на что, я безумно люблю и который откровенно надо мной издевается, но Роман перехватил мои поднятые руки и совершенно спокойно поднес их к своим губам:

– Ева. Все хорошо. Успокойся.

– Послушай, но я действительно не писала эту записку. – В моих глазах появились слезы. – Я понимаю, что ты тоже ее не писал. Знаешь, мне страшно оттого, что мы ее не писали, но она все же откуда-то взялась.

– А может, ее написал твой муж?

Роман успокоился и решил рассуждать здраво. Видимо, эта записка привела его в шок, и все, что произошло в эти минуты, можно было списать на оголенные нервы. Нервы от нашего быстрого, неожиданного расставания и от того, что ему довелось еще раз услышать имя, которое он боялся услышать больше всего на свете, потому что этого человека уже нет и убил его он сам.

– А мужу-то зачем это надо? Муж тут вообще не при делах. Он про этого Икселя ни слухом ни духом.

– А кто тогда это написал? – В глазах Романа появились страх и беспомощность.

Я залпом выпила полкоктейля:

– Знаешь, когда ты оставил меня вчера одну на пляже, я заметила одного странного человека…

– Какого еще человека?

– Он был одет во все черное и стоял рядом с тем лежаком, где мы занимались любовью.

– А почему этот человек показался тебе странным?

– Не знаю. Мне что-то подсказало. Интуиция, что ли.

– Я считаю, что человек в черном – это плод твоей фантазии, – сказал как отрезал Роман.

– Но он помахал мне рукой.

– Немудрено. Ты очень красивая девушка. И если какой-то мужчина помахал красотке в махровом халате, которая одна прогуливалась у моря, то я не вижу в этом ничего страшного. Это нормально.

– Возможно, ты прав. Просто мне было как-то неприятно.

– Неприятно оттого, что незнакомые мужчины оказывают тебе знаки внимания?

– Неприятно оттого, что была глубокая ночь.

– Но ведь ты сама захотела, чтобы я ушел. Ты сама довела меня до этого. Ты говоришь мне о том, что остаешься со своим мужем и расстаешься со мной, а я должен стоять и улыбаться… Не забывай, что гордость бывает не только у тебя. Еще существует мужская гордость.

– Хорошо, если этот мужчина в черном плод моей фантазии, то откуда тогда записка? Рома, скажи, откуда она взялась, кто ее написал и какие могут быть последствия?

Совсем растерявшийся Роман почесал затылок и пожал плечами:

– Понятия не имею. Ты задаешь вопросы, на которые я не знаю ответов. Ева, я действительно этого не знаю.

Рома взял лежащую на столе записку и быстро ее разорвал.

– Зачем ты это сделал?

– Затем, чтобы, кроме нас с тобой, ее никто не читал.

Осторожно взяв меня за руку, он нравоучительно начал:

– Ева, успокойся. Давай не будем паниковать и сделаем вид, что никакой записки и не было вовсе. Не стоит заострять на этом внимание. Если кому-то хочется нас напугать, то пусть он знает, что у него ничего не вышло.

– А кому хочется нас напугать? – Я задала вопрос крайне взволнованным голосом и почувствовала, как у меня пересохло во рту.

– Не знаю. – Видимо, Роман только что осознал то, что сказал ранее.

– Нас и пугать-то некому. – Я говорила и пыталась осмыслить все, что произошло. – В лесу были только ты, я и Иксель. Турок умер, а уж если кто и может нас пугать, то только мы сами друг друга. Больше некому.

– Тоже верно. Иксель вряд ли сможет передать нам привет с того света и испугать нас, хотя бы по той причине, что он мертв, – с нажимом произнес Роман, не выпуская моей руки.

– Ром, мне страшно.

– Забудь о записке. Мы ее не писали и в глаза не видели. Не с ума же нам теперь сойти…

Роман тормознул проходящего мимо него официанта и заказал себе еще виски. Как только ему принесли новую порцию, я наклонилась как можно ближе и помешала трубочкой аккуратные кусочки льда, которые плавали на поверхности.

– Дашь глоток?

– Пожалуйста.

Сделав пару глотков, я отодвинула стакан, немного сморщилась и кашлянула.

– Если ты не можешь крепкие напитки пить, то какого черта берешься?

– Это нервное. Ром, ты можешь мне ответить на один вопрос, только при этом не кричать, что я сошла с ума, что мне нужно в психушку, а ответить совершенно спокойно? Скажи, можешь?

– Конечно, могу. – В голосе Романа читалось неподдельное напряжение. – А в чем дело?

Я глубоко вздохнула и осторожно спросила:

– Ром, а ты уверен, что ты тогда этого турка убил? – Я была близка к состоянию, которое так и называется – «истерический припадок».

Роман усмехнулся, но заметно побледнел. Я сразу обратила внимание, как у него задрожала венка на шее. И все же ему нужно отдать должное. Он как мог старался сохранить остатки самообладания.

Роман вытер вспотевший лоб и залпом допил виски. Он наклонился ко мне и зашептал на ухо:

– Тогда какого черта мы его ветками и травой засыпали? Ты хочешь сказать, что мы живого человека похоронили?

– Мы его в землю не закапывали. Мы его всего лишь ветками закидали. – Неизвестно откуда во мне взялась рассудительность.

– Но я щупал у него пульс. Его не было. Сама подумай, если бы я обнаружил у него пульс, зачем бы тогда мы отнесли его в яму и засыпали ветками?! Камень, который я в него кинул, попал ему в висок. Ты хоть представляешь, что такое удар в висок? Это мгновенная смерть. – Немного помолчав, Роман все же не выдержал и покрутил пальцем у виска. – Ева, я тебя не узнаю. Несешь полный бред. Ты хочешь сказать, что этот турок очнулся от глубокого сна, перевязал свою голову бинтами, вышел из леса и отправился на наши поиски?! А когда он нас нашел, то решил немного поиграть с нами в прятки и попугать. Написал записочку и подсунул ее нам в дверь.

– Мне в дверь, – поправила я Романа.

– Ну конечно, в твою дверь и дверь твоего мужа. В дверь вашего супружеского ложа. Извини. Я просто неправильно выразился. Я не подумал о том, что я живу с тобой не в одном номере.

– Ничего страшного.

– В общем, я все это к тому говорю, что все твои подозрения необоснованны. Записка еще ни о чем не говорит. Я действительно убил турка. Я трогал пульс. Его не было. Я полностью отвечаю за свои слова. Когда мы засыпали турка ветками, он был мертв. Удар в висок – страшная штука. Ты лучше скажи мне… Я хочу знать, ты действительно решила со мной расстаться?

• Предыдущая
• 20/66
• Следующая