Смертоносная чаша [Все дурное ночи] - Сазанович Елена Ивановна - Страница 64

• Предыдущая
• 64/83
• Следующая

Было раннее утро, и я знал, что любого из своих бывших коллег запросто застану дома: работать с утра они не спешили, поскольку, как и подобает великим, творили исключительно по ночам. Правда, что они на самом деле делали ночью, только Господу Богу известно. Я не был Богом, поэтому решил не вдаваться в подробности.

Я оказался прав. Не прошло и часа, как дверь лениво отворилась и на пороге появился во всей своей незамысловатой красе Веня. Небритая рожа. Немытые бесцветные пакли. Мутные глаза. Я в который раз подивился: как можно убедить многих, в том числе уважаемых и по-настоящему талантливых людей, что это гений?!

Конечно, я знал, что собственное мнение в богемных кругах – вещь редкая и небезопасная. Но не настолько же, чтобы признать гением подвального типа, который даже метлой не в состоянии махать, не то что соответствовать высокому понятию духовности…

Апохалов стоял передо мной в широкой грязной рубахе, рваных джинсах и скалился кривыми зубами.

– О, какой сюрприз! Сам Задоров! – прошмякал он тонким голосом: у Вени к тому же была ужасная дикция, он имел дурную привычку глотать буквы и слова, что нисколечко не мешало ему сниматься в киношках.

– Привет, – сухо ответил я. – К тебе можно?

Он широко распахнул дверь.

– Безусловно! Ты даже кстати! Сегодня я прочту тебе новый шедевр! Сочинил ночью. Ты будешь в отпаде! Ей-Богу! Все торчали!

Все – это друзья Вени, которых я тоже имел честь лицезреть в захламленной комнате. Их было человек пять-шесть, и все лежали на полу, видимо, только продрав глаза, и таращились на меня непонимающе. До них не могло дойти, как можно подняться в такую рань и притащиться в гости. Честно говоря, скопление такого количества людей меня мало обрадовало, но выбора не было.

– О Задоров, – пропищала какая-то полуобнаженная девица, по-моему, подружка Вени. Стриженая, костлявая, с абсолютно незапоминающейся внешностью, она стоила Апохалова и была такой же дешевенькой актрисочкой с томным взглядом, в котором навеки застыла полная пустота.

Я не выдержал: приблизился к ней и целомудренно прикрыл голые плечи простынью не первой свежести до самого подбородка. Это был своеобразный вызов, и мне он был не нужен.

– А ты изменился, Задоров, – сощурил свои маленькие глазки Веня. – Недаром ты теперь нигде не снимаешься. Для таких, как ты, нет места под нашим горячим солнцем.

Девица пошленько хихикнула и пропищала:

– Ой, какой мальчик! Сама невинность! Милый, гении невинными не бывают.

«Скорее, они не бывают идиотами», – подумал я. Мне захотелось плюнуть и уйти, но я не имел права, поэтому молча стоял и выслушивал этот бред, пока не принял мудрого решения – пойти на перемирие, – и спокойно, почти дружелюбно произнес:

– У меня к тебе дело, Веня.

Веня страшно обрадовался, что к нему утром приходят по делу. Он в очередной раз почувствовал свою значимость и даже важно пригладил свои пакли ладонью, приняв, насколько это возможно, умный вид.

– Я тебя слушаю, Ник. – Он понизил писклявый голос.

Только было я собрался открыть рот, как он решил не упустить случая доказать мне, что он действительно гений. Я знал, что в глубине души он побаивается меня и немного уважает. Он понимал, что я вижу его насквозь, и всегда передо мной старался набить себе цену.

– Погоди, Ник, я хочу прочитать тебе свое произведение. Ты пойми, это крайне важно. Я мучался над ним. После многих бессонных ночей ко мне пришло озарение. Я думал, для чего мы живем. Наше существование… Оно бессмысленно и неверно. Хаотично и безнравственно. Но где-то далеко-далеко есть она – правда…

Я был приговорен и приготовился слушать.

Веня, как и подобает оригинальной личности, уселся на пол, скрестив по-турецки ноги, закурил и, выдохнув дым в потолок, выдержал паузу. И только потом принялся за чтение очередного шедевра. Насколько я понял, это называлось стихотворением. Правда, без рифмы и ритма. Оно было загромождено потоком бредовых слов, бредовых мыслей и бредовых интонаций, претендуя на бредовую же философию. Для его дружков это было, конечно, гениальным модерном – они слушали Веню с полуоткрытыми ртами, а в полутомном взгляде дешевой артисточки промелькнула нескрываемая гордость за своего парня.

Я уверен, что ни одного слова и ни одной мысли из этого шедевра никто не понял, но признаться в этом было бы величайшей глупостью. Никто не желал прослыть дураком. В другой обстановке и при других обстоятельствах я бы с удовольствием громогласно признал себя полным кретином, выразив непонимание. Но сегодня я шел на компромисс, поэтому, когда этот сумасшедший поток слов закончился, я широко улыбнулся, правда, плохо сыграв удивление и восхищение. Хотя моей плохой игры Веня не заметил, он всегда слышал и видел только себя и в ответ улыбнулся своими кривыми зубами, прошмякав:

– Я рад, что тебе понравилось, Задоров. Если бы ты примкнул к нашим тусовкам, ты бы многое в жизни выиграл. Я бы с такими людьми тебя познакомил! Ну, просто все гении!

Я прекрасно знал всех этих гениев, но в ответ вновь улыбнулся Вене.

– Как-нибудь в другой раз, Веня. А теперь давай выйдем на минуточку.

Краем глаза я заметил, как Веня, обернувшись к своим приятелям, безнадежно развел руками, и весь его вид говорил: мол, нечего делать, приходится уходить, без меня никак не обойдутся эти неудавшиеся актеры.

Мы зашли на кухню, по чистоте ничем не отличающуюся от комнаты. Веня мог бы, кстати, купаться в роскоши при его папочке. Но образ сумасшедшего героя не давал ему права на это, и Веня успешно играл роль безалаберного гения-бродяги, которому плевать на быт и вещи, хотя я прекрасно знал, что он понимает цену и быта, и вещей.

– Ну, так что, Задоров? – Веня дыхнул на меня сигаретным дымом. – Думаю, ты образумился и хочешь попросить меня, чтобы я замолвил словечко. Не скрою, трудно это будет устроить. Сам понимаешь, сейчас такой выбор гениальных, красивых актеров. А наш секс-символ Красновский! Одна улыбка чего стоит!

Я с тоской вспомнил вставную лошадиную челюсть секс-символа, но перечить Апохалову не рискнул.

– Веня, у меня к тебе парочка вопросов совсем другого рода. Я знаю, что ты посещал некий ночной клуб под названием «КОСА».

Веня удивленно на меня взглянул, а потом громко расхохотался.

– Уж не туда ли ты собрался, Задоров? Ну что же, рекомендую – бесплатная жратва и выпивка.

– Я в курсе, Веня. Но… Почему ты так быстро ушел оттуда?

– Потому что подыхать вовсе не собираюсь. – Веня хитро мне подмигнул. – Не скрою, меня привели туда глубокие страдания, полное отчаяние. Я искал в жизни смысл и не находил его.

В том же духе он изгалялся еще минуты три, я терпеливо ждал, когда он заткнется.

– Ну, хорошо, – выдохнул я, когда Веня высказался. – Но ты… Скажи, ты сам покинул «КОСА»? Или тебя просто попросили?

Он неопределенно пожал плечами.

– Я как бы толком не знаю. Пожалуй, и то, и другое. Мне уже там нечего было делать, поскольку на тот свет я не спешил, да и с неудачниками не люблю долго общаться. Я, ты знаешь, вхож в круги посолиднее. Ну, а администрация клуба… Они, в общем, поняли, что я уже вышел из глубокой депрессии, и мягко намекнули, что пора покинуть «КОСА». Я с удовольствием согласился. На фига мне там оставаться?

– Скажи, Веня… Может, тебе этот вопрос покажется странным. У тебя есть какая-нибудь коллекция?.. Ну, я не знаю, ценных марок, значков. Или просто очень дорогие старинные вещи? Скажем, картины, скульптуры? Что-нибудь такое, что позволило бы себе и твоим детям безбедно существовать многие годы?

Веня вытаращил на меняя глаза. Но тут же вспомнил, что он сам – оригинал, значит, оригинальные вопросы для него – само собой разумеющееся.

– Коллекция? Да нет, ничего такого. Я не боюсь, Задоров, что ты меня хочешь грабануть, поэтому точно скажу – нет. Хотя, сам знаешь, у моих родичей достаточно бабок. Но чтобы… Да нет. Отец покупал какие-то картины, но все они – жалкие копии. Так, для украшения интерьера. Он вообще мало смыслит в искусстве, для него главное – уют. А я, ты знаешь, не сторонник всякой мишуры. Художник не должен тратить жизнь на погоню за достатком. Непокой – вот удел настоящего творца. Да если честно, картинки про природу я ненавижу. Мне главное – скрытый смысл. Вот абстракционисты – это да!

• Предыдущая
• 64/83
• Следующая