Маринисты - Сазанович Елена Ивановна - Страница 18
- Предыдущая
- 18/27
- Следующая
– Ай да немой, – шепнул Голова. – Кажется, Тим, мы приближаемся к цели. Несчастный бедный Слон. Слон, который больше всех знал…
Я усмехнулся. Голова как всегда, прав. Слон больше всех знал. Потому что ему, юродивому немому, до конца не принадлежавшему земле, а принадлежащему какому-то другому неведомому миру, можно было доверить все тайны на свете. И я их ему доверял тоже. И свою любовь к Марине я ему так слепо доверил.
И вновь скрипнула где-то позади нас лестница. Мы напряженно прислушались к этим звукам. И одновременно затихла мелодия. И наступила оглушительная тишина. Ни музыки, ни скрипа лестницы. Мы боялись пошелохнуться. Но сквозь щель нам хорошо была видна мастерская Самойлова. И мы выжидали дальнейших событий.
Слон медленно встал. Его сутулость, его униженный скрюченный вид исчезнул мгновенно. Он был удивительно высок. Широкие плечи, очень осмысленный взгляд, несмотря на уродство лица. Он закурил, приблизился к полке с книгами, взял какую-то книжку и стал ее листать, внимательно вчитываясь в избранные строчки, наморщив свой большой лоб. С первого взгляда было видно, что это далеко не сумасшедший, а вполне умный интеллигентный человек. О его недоразвитости не могло быть и речи.
Мы с Головой, не сговариваясь посмотрели друг на друга. И Голова мне молча кивнул. Нам нужно было сейчас же, немедленно взять Слона, пока он не успел улизнуть, пока он не успел вновь перевоплотиться.
– А ты замечательный артист, Слон! – громко выкрикнул Голова. И его звонкий голос отозвался раскатистым эхом по всей усадьбе. Его звонкий голос зазвучал так внезапно среди мертвой тишины, что Слон выронил книгу. И резко обернулся. И встретился с нами взглядом. Остальное произошло настолько стремительно, что я не успел даже опомниться. Мгновенно потухла свеча. И раздался приглушенный выстрел. Голова вскрикнул. А кто-то неожиданно, позади меня, повалил меня на пол. И вторая пуля просвистела мимо меня. И послышался топот убегающих ног. Я резко вскочил на ноги и уже собирался бежать вдогонку, как услышал стон.
– Голова! Это ты? Он тебя ранил, Голова?
Кромешная темнота мешала мне что-либо увидеть. И я наощупь нашел свечу. Мои руки дрожали и я долго не мог ее зажечь. Наконец свет вспыхнул. И я увидел лежащего на полу Голову. Его плечо было ранено и кровь уже просочилась через рубашку.
– Тим, – прошептал он потрескавшимися губами, машинально пытаясь ладонью задержать кровь.
– Голова, милый мой славный дружище, – бормотал я в ответ. – Я все сейчас сделаю, Голова.
Времени на раздумье у меня не было. Я одним движением содрал занавеску с окна и со всей силы разорвал ее на части. И стал быстро перевязывать рану. Но кровь остановить было невозможно. Голова на глазах терял силы. И тащить его в поселок становилось невозможным.
– Мы упустим его, Тим, – прошептал Голова.
– Не волнуйся, Голова, – успокаивал я его. – Мы его обязательно найдем, не волнуйся. Ты главное – потерпи. А я побегу за доком. Я мигом, Голова. Ты только, пожалуйста, потерпи.
Выхода другого не было. И я, уже не чувствуя ожогов крапивы, укусов колючек, спотыкаясь и падая, мчался за Бережновым. Я и не подозревал, что так быстро умею бегать. У меня открылось второе дыхание. И мои ноги, легкие, удивительно быстрые, мигом принесли меня к доктору.
Вскоре мы уже неслись на машине с доком и раненым Головой в поселок…
– Голове вашему повезло, – блеснул очками док, – и все же его необходимо госпитализировать в город.
– Так уж необходимо, Бережнов?
– Если не хотите дальнейших осложнений, – ответил Бережнов. – Если не желаете остаться инвалидом. И сразу же обратился ко мне. – Неужели вы понятия не имеете, кто стрелял? – и он пристально на меня посмотрел.
– Увы, Бережнов. В усадьбе было совсем темно.
Бережнов усмехнулся. Он не поверил.
– Я не буду спрашивать, что загнало вас на эти развалины в столь поздний час. Вы все равно не ответите.
Мы промолчали. Мы не ответили.
Уже светало, когда подъехала к дому машина. Мы помогли Голове добраться до нее.
– Погоди, Тим, – Голова взял меня за руку. И прошептал.
– Тим, мы должны его разыскать. Возможно, он уже далеко. Тебе одному не справиться. Я пришлю помощь. А ты постарайся все-таки выяснить, кто был еще в усадьбе, кто тебя спас от выстрела. Мы должны разыскать немого. До скорого, Тим, – и он слабо пожал мою руку.
Но мы так и не простились. Потому что услышали громкие крики.
– Доктор, доктор! – к нам навстречу бежали люди.
– Что там еще произошло? – взволнованно пробормотал док.
– Доктор! Беда! Немой! Он утонул! Его тело выбросило море, док!
– Бедный немой! Неужели уже ничего нельзя сделать, доктор? Доктор дрожащей рукой вытер со лба капли пота.
– Ничего не понимаю, – прошептал он.
Мы тоже ничего абсолютно не понимали. Мы тупо уставились на взволнованных, размахивающих руками, крестьян. И некоторое время пребывали в полном оцепенении. Но док не позволил нам долго раздумывать.
– Поехали! – махнул он рукой водителю.
Машина сорвалась с места. И мы уже мчались в сторону моря.
… Немой лежал на песке, раскинув свои огромные руки. Он был в той же потрепанной дырявой одежде. И его лицо исказил ужас, отчаяние, боль. Мне стало его искренне жаль.
– Ничего не понимаю, – пробурчал Голова. И нахмурился. – А ты что-нибудь соображаешь, Тим?
Я ничего не соображал. Это было выше моих сил.
– Теперь уже в жизни не докажешь, что он был вполне нормален, – продолжал Голова. – Не только нормален, но и умен. Никто в жизни этому не поверит.
– Но ведь он стрелял в тебя, Голова!
– Он, – тот наморщил свой большой лоб. Даже такой головастый, как Голова, был загнан в тупик. – Но… Тим, ведь кто-то был еще! – размышлял он.
– Был, – с готовностью согласился я. – Мой бескорыстный спаситель.
– Может быть, это он и прибил немого? Ведь дураку ясно, а мы с тобой далеко не дураки, Тим, что немой не мог просто так смыться в иной мир. В жизни не поверю, что он после того, как меня пристрелить, рванул купаться в ночное море.
Я в это тоже не верил.
– Может быть, этот второй его и укокошил? – повторил я мысль Головы.
– А ты стал сообразителен, Тим, – иронично заметил он. – Но, безусловно, больше некому это сделать. И все же странно…
Его прибил, тебя – спас. У него что – к тебе тайная симпатия? Сомневаюсь… Хотя все, может быть. У них могли быть свои счеты… Но…
– Что «но», Голова?
– Это загадочный твой спаситель мог быть ни кто иной как наш бородач в темных очках. И уж что-то не верится, что он питал к тебе большую симпатию. Но в любом случае, со смертью немого, мы попали в окончательный тупик, Тим. К тому же мне придется на время выйти из дела. А нам дорога каждая минута, – Голова машинально схватился за свое плечо. – Поэтому, Тим, ты без меня должен попытаться найти ответы на ряд безответных вопросов. Я сомнительно хмыкнул.
– Я знаю, Тим. Это нелегко. Это почти невозможно. Особенно когда параллельно занимаешься мазней на холсте…
– Перестань, Голова. В любом случае, я закончу свою картину.
– Твое дело. И все-таки… Я тебя очень прошу. Приглядись ко всем в деревне, поговори с крестьянами, поразнюхивай, кто чем живет. Попробуй прощупать доктора. Да, пожалуй, с него-то и начни. Он к тебе питает необъяснимую симпатию.
– Ну, значит, я того стою, – попытался пошутить я. Но вышло довольно не смешно.
– Стоишь, Тим, – серьезно сказал Голова. И дружески хлопнул меня по плечу. – А я скоро вернусь. Совсем скоро. Я уверен, ничего серьезного нет в моем ранении. Но доктор просто решил перестраховаться. Он слишком уж осторожен, – многозначительно заметил Голова. – Мы обязательно завершим дело, Тим. Обязательно докопаемся до истины. Не в моих правилах останавливаться на полпути, даже если этот путь не сулит ничего хорошего. До скорого, Тим!
И он уже гораздо крепче пожал мою руку. К Голове возвращались его природные силы. И машина уже уносила моего друга прочь от поселка. А я остался стоять на дороге, и смотрел вслед клубящейся пыли. Я остался наедине с неразрешимыми вопросами, которые и не надеялся разрешить. Но просьбу Головы решил все же исполнить. И хотя бы на шаг до его приезда продвинуться вглубь этой тернистой дороги, ведущей к истине.
- Предыдущая
- 18/27
- Следующая