Вне закона - Биварли (Беверли) Элизабет - Страница 20

• Предыдущая
• 20/36
• Следующая

Он игнорировал комментарий, чмокнул ее в щеку и протиснулся в дом.

— Отлично, у тебя кофе на подходе. Я выпил только две чашки утром и еле глазами ворочаю.

Вместо того чтобы закрыть за ним дверь, Сара оставила ее открытой, подчеркнуто остановилась на пороге, уперев руки в бока и выжидающе взирая на брата.

— Что такое? — спросил он. Она покачала головой, не в силах смириться с его бесцеремонностью.

— Тебе никогда не приходило на ум, что было бы очень мило позвонить, прежде чем вваливаться ко мне? А еще лучше не являться без приглашения?

Он скорчил гримасу и заговорил таким пренебрежительным тоном, что она стиснула зубы.

— Сара, это я — Уолли. Я твой брат, помнишь? Кажется, мы можем обойтись без церемоний. Сухо улыбнувшись, она ответила:

— Это не церемония, Уолли, а обычная вежливость.

Он замахал рукой, будто услышал очень удачную шутку.

— Честно говоря, я удивлен, что ты на ногах в такую рань. Думал, застану тебя еще в постели.

Сара сдалась, закрыла дверь и пошла к шкафу за двумя кружками. Очень скоро Уолли поймет, почему я встала так рано, с улыбкой подумала она. Вторая чашка предназначалась не для него.

— Тогда почему же ты заехал? — спросила она. — Вряд ли только для того, чтобы поднять меня с постели.

— Я вчера получил письмо от мамы, а она рассчитала, что сэкономит на почтовых расходах, засунув в тот же конверт письмо и для тебя. — Он достал конверт из заднего кармана.

— Женщина, собирающаяся вложить изрядные деньги в кафетерий с голыми официантками, вдруг экономит двадцать девять центов на конверте, — пробормотала Сара, беря у него послание.

— Ты знаешь маму.

— Да уж.

Она собиралась отпустить еще замечание, но была прервана появлением в дверях, связывающих кухню со столовой, полуголого Гриффина. На нем со вчерашнего дня были только джинсы. Волосы, еще влажные после душа, были, однако, причесаны. Крошечные капельки воды бриллиантиками сверкали в волосах на груди и, дразня, исчезали под поясом джинсов. На руках и груди бугрились мускулы, и она не смогла удержать вздоха, родившегося где-то в потаенных глубинах ее существа. Боже правый, неужели она действительно прошлой ночью занималась любовью с таким мужчиной?

— Сара, я…

При виде Уолли он замолчал. Сара затаила дыхание, пока мужчины оценивающе смотрели друг на друга. Будто провоцируя Уолли сказать что-нибудь, Гриффин поднял руки и уперся в дверной косяк в позе, которую трудно было не назвать угрожающей. Уолли в ответ только выпрямился на стуле, где успел уже усесться скрестив ноги. Долго никто не говорил. Гриффин поедал глазами Уолли. Уолли поедал глазами Гриффина. Сара глазела на обоих.

— Да, Гриффин, — сказала она наконец, прерывая грозившую затянуться навечно тишину, — это мой брат, Уолли. Уолли Гринлиф.

Гриффин мгновенно изменил позу. Не понимая причины, она, однако, не сомневалась, что он почувствовал себя скверно, узнав, кем был непрошеный гость. Более чем скверно, уточнила она, заметив, как он сверкает глазами на братца. Почти враждебно. Как странно.

Хотя чему удивляться? Какому мужчине понравится знакомиться с семьей женщины сразу же после первой ночи любви? Но она-то ведь не опороченная девственница. В конце концов, она была замужем и родила двоих детей. Ни для кого не секрет, что ей известно кое-что о половом акте. И мораль конца двадцатого века не требует, чтобы брат сражался за честь сестры. Современные сестры вполне способны сами постоять за себя. Как правило.

— Уолли, — поспешила продолжить она, — это Гриффин Шальной. Мой… э-э-э…

— Мой кто? — спросила она себя. Кто он ей по общей схеме? Назвать его своим парнем глупо — он давно уже не парень. «Любовник» слишком самонадеянно — хоть она и знала, что стремительно влюбляется в Гриффина, но еще не была уверена в его чувствах. «Знакомый» — чересчур уклончиво. «Милый» — слишком старомодно. Но надо же что-то сказать, прежде чем Уолли примется делать собственные выводы и решит, что она подобрала Гриффина вчера вечером в каком-нибудь баре.

— Мой… э-э-э… — попыталась она снова.

— Я друг Сары, — сказал за нее Гриффин, входя в кухню и протягивая руку Уолли. Сара не могла не заметить в этом жесте толики враждебности, но не обратила внимания, слишком издерганная попытками классифицировать Гриффина для себя самой. Он назвался ее другом. Он действительно так считает? А среди друзей в порядке вещей заниматься тем, что они делали прошлой ночью? Сара никогда не делала этого с прежними друзьями. Ей и в голову не приходило, что с друзьями можно делать такое. Но, может быть, Гриффин считает, что это нормально? Может быть, в том, что произошло прошлой ночью, для него нет ничего нового? Может быть, все женщины, с которыми он дружит, проводят ночи в его постели? Или он — в их? Или…

Она судорожно вздохнула, стараясь отбросить ненужные мысли. Это мужчины не выносят фразы «Давай будем просто друзьями», напомнила она себе. Женщины выше этого, не правда ли? В данный момент она в этом не была вполне уверена.

Уолли встал для рукопожатия, но продемонстрировал при этом не больше дружелюбия, чем Гриффин. Сара не понимала, что происходит. Какие-то мужские дела, диктуемые законами животного царства, решила она. Брат смотрит за сестрой, пока хищник облизывается, или что-то в этом роде.

— Так что, Уолли, ты останешься на завтрак? — спросила она сладким голосом, заранее зная ответ.

— Э-э-э, нет. Нет, спасибо. Я завтракаю с Джерри в клубе. — Он взглянул на часы. — На самом деле я уже опаздываю.

— Если такая спешка из-за меня, то не стоит, — сказал Гриффин. Но в его улыбке ясно читалось пожелание Уолли сгинуть побыстрее, желательно с моста и на большой скорости.

— Спасибо, но мне действительно пора. Сара, — добавил он, целуя сестру на прощание и устремляясь к двери, — я скоро загляну.

— Не сомневаюсь, — ответила она, когда дверь за ним с грохотом захлопнулась.

К Гриффину она обернулась уже с улыбкой, но улыбка тут же угасла. Выражение его лица ни в коем случае нельзя было назвать счастливым. Похоже было, что ему хочется кого-то или что-то стукнуть. И очень сильно.

— Кофе? — спросила она, сорвавшись на писк. Он лаконично кивнул.

— Пожалуйста.

Гриффин внимательно наблюдал за Сариными движениями, гадая, чувствует ли она, что он весь трясется от злости. Он злился не на нее. Черт, если по правде, то даже и не на братца. Злился он на себя самого. Как он смел забыть, что женщина, с которой провел ночь, занимаясь любовью, является сестрой подследственного, которому в ближайшем будущем светит немалый срок за решеткой?

Она молча повернулась и подала кофе, не забыв, что он пьет черный. Он прихлебывал медленно, стараясь оттянуть как можно дальше необходимость разговора и дивясь, что мог так напортачить.

Проснувшись утром, он был поражен тем, как естественно выглядит ее поза. Она свернулась калачиком, положив голову в ямку у его шеи, одну ладонь, сложенную в свободный кулачок, оставила у него на груди, а другой обхватила бедро. Его руки обвивали Сарину талию, и та рука, на которой она лежала, занемела. Но его это совершенно не обременяло. Она была теплая, мягкая и ароматная, и запах любви еще не ушел от них, и Гриффину хотелось только одного: разбудить ее и начать все сначала.

Можно было бы просыпаться так каждое утро, подумал он. Воспоминания о том, как они ночью то и дело поворачивались друг к другу, заставили его задохнуться. Они так подходили друг другу, будто были половинками одного тела, когда-то разделенного надвое. Он хотел соединить половинки. Но, если честно, у него не было уверенности, что ему удастся это прямо сейчас.

И он только бережно поцеловал ее в лоб и как можно тише выбрался из постели, чтобы принять душ. Хорошо бы она проспала все утро, чтобы можно было время от времени подходить и смотреть на нее. Но, выйдя из ванной, он уже не застал ее в постели. И вот она стоит перед ним: тихая, взъерошенная, смущенная, и злость, поднявшаяся в нем из-за появления Уоллеса Гринлифа, рассеивается.

• Предыдущая
• 20/36
• Следующая