Высокая магия - Новак Илья - Страница 47
- Предыдущая
- 47/77
- Следующая
– Дитен! – позвал я хрипло. – Дит, отзовись! Я только зарежу тебя, и все. Ты заслужил, сам знаешь!
Тишина, лишь за деревьями что-то бормотала оркица. Я стоял, покачиваясь с пяток на носки и обратно. Тень облака упала на сад. За спиной раздался тихий-тихий скрип, я подпрыгнул от неожиданности, затем повернулся и увидел, как карлик по ржавой цепи выбирается из колодца.
И вновь он успел чуть раньше – когда я обежал колодец, Большак уже соскочил на землю и захлопал подошвами тапочек по ступеням лестницы. В три прыжка я взлетел на террасу, как раз вовремя, чтобы увидеть, как он влезает в открытое окно. Раздался истошный визг, я втиснулся следом и очутился в тускло освещенной комнате, где голая тощая девица забилась в угол, безуспешно пытаясь прикрыть свои небогатые прелести стулом.
Большак уже выпрыгивал через окно на противоположной стене комнаты.
Портовый квартал располагался на склоне, ведущем к реке. Этот дом стоял повыше, а следующие – уже ниже, так что моему взгляду предстала неровная поверхность, состоящая из черепичных крыш разных форм, размеров и степени наклона.
Дитен Графопыл улепетывал по ближайшей из них. Я перекинул ноги через подоконник, и тут за спиной раздался скрип. Не успев ни спрыгнуть, ни оглянуться, я получил чувствительный удар между лопаток – наверное, спинкой стула – и рухнул на край крыши, с которой чуть не сорвался, лишь в последний миг вцепившись в водосточный желоб.
Надо мной в окне мелькнула физия девицы, потрясающей стулом. Я подтянулся, вскочил и побежал – впереди Большак как раз сиганул на соседнюю двускатную крышу. Когда я добрался до нее, Дитен уже был на коньке. Я вскарабкался следом, а он покатился по противоположному скату, оттолкнулся и перепрыгнул дальше. Насколько я знал, Дитен – полукровка, отпрыск гнома и женщины – или, быть может, наоборот, хотя моя фантазия отказывалась работать, когда я представлял себе обычного человека-мужчину, занимающегося этим с гномихой. Гномы – преимущественно равнинные жители и по горам лазать не сподобились. Но карлик сигал довольно ловко, словно когда-то этим часто занимался… Я выругался. Он и в самом деле часто этим занимался! Не знаю, как давно Дитен открыл цирюльню, но когда-то в определенных кругах его считали знатным домушником. Лазать по крышам он точно умел.
Я почти настиг его возле пожарной башни, но тут дежуривший на ней тролль-сигнальщик заприметил нас и решил, что не иначе это воры решили похитить ценное пожарное имущество. Он поднял крик, и внизу показалось несколько троллей, вооруженных баграми и луками. Речные тролли ненавидели огонь и обычно устраивались на службу в тех городах, чей муниципалитет мог позволить себе содержать регулярную пожарную команду. Метко брошенный багор чуть не сбил Большака с крыши. Он успел вцепиться в водосточный желоб, оттолкнувшись ногами от козырька, сорвал заклепки, что крепили его верх. Желоб в результате уперся в мостовую нижней частью, и Дитен перемахнул на соседнюю крышу, словно на шесте.
Тролли что-то вопили, размахивая волосатыми лапами. Я кинулся обратно, прогрохотал каблуками по скату и прыгнул за Большаком без помощи желоба.
Дальше начинались склады.
Здесь крыши стали другими. Впереди виднелись обширные горизонтальные плоскости, разделенные лишь узкими просветами, – перепрыгивать через них гораздо легче. Крыши складов заливали обычно горячей смолой, которая потом застывала, затягивая щели.
Большак на своих коротких кривых ножках мчался с порядочной скоростью, но я, когда разгонюсь, тоже могу бежать ничего себе. Так что я не отставал и несся вперед так, что комья смолы летели из-под сапог. Сердце громко колотилось в груди, но постепенно я нагонял коротышку – и наконец почти поймал на краю массивного углового склада. Дальше уже начинались другие портовые постройки. Услышав мое хриплое дыхание, Большак что-то коротко проверещал и метнулся в сторону как раз тогда, когда я вытянул руку, чтобы ухватить его за плечо. Угловой склад, похоже, давно не использовался и пришел в упадок. Во всяком случае, смолы здесь не было, между досками зияли узкие щели. Эти доски громко скрипели под ногами.
Я прыгнул за карликом и все-таки схватил его. Глаза Большака стали размером с блюдца, он повалился спиной назад. Я упал на него, раздался треск, и несколько досок проломились. Большак тут же исчез из виду, а я успел ухватиться за край пролома и провисел несколько мгновений, пока пальцы не соскользнули.
Эта пауза, наверное, и спасла Большака. Я от природы довольно габаритный, хотя и не могу похвастаться особо развитой мускулатурой, но вес у меня – будь здоров, да и кости широкие. Покойная маман, разглядывая меня, когда я вступил в период возмужания, иногда почти с обидой говорила: «Ты был таким нежным ангелочком в детстве, ну в кого ты такой вымахал?» А отец, отличавшийся тонкими, аристократичными чертами, изящной худобой и гордым профилем, тоже иногда поглядывал на сына – но с сомнением. После чего у них с матерью, как правило, случались тихие скандалы, заканчивавшиеся быстро, в спальне.
Если бы я упал на Большака, то, скорее всего, раздавил бы в лепешку. А так он успел откатиться в угол и к тому моменту, когда я рухнул на земляной пол, уже стоял, прижавшись спиной к стене. Кажется, при падении он прокусил губу – по подбородку его бежала кровь.
Я тут же вскочил, выхватив саблю, сграбастал воротник халата и занес оружие над его головой.
– Джа! – заорал он, плюясь кровью мне в лицо. – Джа, погоди, не надо!
– Назови хоть одну причину?! – прорычал я, нанося удар.
Он упал на колени, одной рукой вцепившись в мое запястье, а второй распахивая халат, открывая дряблую безволосую грудь. Она была исчерчена частой сетью тонких розовых шрамов, следами игольчатой рубахи.
– Я не хотел сдавать тебя, Джа! – выкрикнул он, зажмуриваясь. – Они пытали меня, смотри!
В последний миг моя рука чуть изменила направление, и лезвие ударило в деревянную стену, лишь самым кончиком зацепив кожу на шее Большака.
– Пытали! – повторил он хрипло. – А потом, когда я все рассказал, сбросили с Большого Дома в реку. Выжил только потому, что меня подобрал рыбак.
– Все-таки ты меня сдал, – произнес я, сознательно пытаясь вновь разжечь костер ненависти к тому, кого считал третьим после Неклона и Протектора виновником своего изгнания.
– Не выдержал боли, – прошептал он, отпуская мое запястье и ладонью размазывая кровь по подбородку. – Джа, слышишь? Не выдержал. Иногда мне все еще снятся подвалы Большого Дома.
Моя рука с оружием опустилась. Большак сел на пол, шмыгнул носом и принялся застегивать халат. Я стоял молча, глядя на него сверху вниз, ощущая пустоту в сердце и растерянность. Его голова вдруг дернулась, он посмотрел куда-то мимо меня. Глаза блеснули, и Большак приложил палец к губам.
Я медленно оглянулся, одновременно приседая. Пальцы крепко сжали рукоять сабли.
Просторный склад был завален рухлядью, рваными мешками, обломками мебели, обугленными черенками лопат, дырявыми ведрами и тюками, из которых торчала солома. Сквозь образовавшийся в потолке пролом столб солнечных лучей падал наискось, в нем клубились пылинки, а вокруг сгущался сумрак заброшенного помещения.
Запустение и грязь давно не используемого помещения казались чересчур зримыми, словно бы показными. Будто кто-то намеренно разбросал тут весь мусор…
Раздалось приглушенное шуршание, и я понял, кто именно устроил все это.
Сквозь столб света прошел лепрекон.
За ним второй, третий. Сгорбившись, они волокли что-то, кажется, чью-то тушу, переговариваясь приглушенными голосами.
– Бесы Патины! – прошептал Дитен Графопыл в ужасе. – Братья Грецки… Но они ж сгорели три дня назад!
- Предыдущая
- 47/77
- Следующая
