Битва Деревьев - Новак Илья - Страница 28
- Предыдущая
- 28/85
- Следующая
Впереди слева появилась Поэми. Не то из-за амазонки, не то по другой причине, но фея не подлетала близко, паря позади костра, вокруг которого сидели воины, и глядела в сторону идущих к шатру воеводы. Эльхант поднял руку, приветствуя ее, и громко произнес:
– Благодарю!
Поэми улыбнулась, кивнула в ответ. С трепещущих крыльев посыпались теплые розовые листья.
– Не входи в шатер, – еще раз предостерегла Лана, понимая, что говорит зря. Септанта лишь пожал плечами под драным плащом, полы которого стелились по траве.
У входа сидели двое низкорослых доиров-охранников. Они встали, подняв короткие топоры, и амазонка сказала:
– Воевода у себя? Мы должны поговорить с ним.
Один из доиров, отведя меховую шкуру, заглянул в шатер.
– Лана пришла и тот кедр с юга, – донесся его приглушенный голос.
Эльхант стоял, запахнувшись в плащ, стараясь не поворачивать головы – когда он делал это, все вокруг начинало плыть, и звон, с самого пробуждения у костра звучащий в ушах, становился громче. Он еще не оправился после подземных приключений, ему следовало послушаться Ирму, хорошо выспаться, затем плотно поесть – и только потом идти на встречу с воеводой. Но агач спешил поведать Монфору все, что узнал и о чем догадался, описать увиденное в подземельях.
Из шатра донеслось ворчание, доир буркнул: "Идите", после чего не сел вновь на траву, но остался стоять, покачивая топором.
Кучек застыл у распахнутого сундука, с края которого свешивалась белоснежная меховая куртка. Монфор, полулежащий на шкурах, расстеленных напротив входа, приподнялся на локте, хмурясь, тяжело сел. Воевода был бос, одет в широкие штаны и расстегнутую рубаху, на руках и груди его под белыми волосами виднелись темно-синие узоры татуры.
– И где ты шлялся, агач? – негромко спросил он.
– Я был в подземельях, – начал Эльхант, останавливаясь посреди шатра. Лана присела на корточки рядом с отцом. – Там…
– В подземельях! – Воевода провел ладонью по бритой голове, и мохнатые седые брови его сошлись над переносицей. – И кто велел тебе соваться туда?
– Никто, так вышло случайно. Под землей…
– Ты вообще понимаешь приказы? Ты… дикарь! Видит Артар, я не делаю различия между доирами, саилами, агачами или питшами! Но ты – так и не понял, что натворил? Был приказ: идти навстречу войску. Почему вместо этого вы остались в Твердокамне? Почему ты, пришлый с юга, едва знающий, как обстоят дела здесь, за Горой Мира, своей волей решаешь, как поступить? Из-за тебя погибли те, кого мертвоживые убили ночью в Твердокамне! Если бы орки…
Гневный рокот слов воеводы катился по шатру, проникая наружу, где сидящие и лежащие вокруг костров эльфы замолкали, переглядываясь. Эльхант в это время смотрел на шкуры над головами Монфора и Ланы, на сундук и белую меховую куртку, на Кучека. Глаза-дыры и широкое глиняное лицо с едва обозначенными чертами не выражали ничего, но, когда голова Септанты повернулась к нему, голем едва заметно кивнул и шевельнул короткой рукой. Эльхант кивнул в ответ, тут как раз Монфор закончил свой монолог, и агач продолжил:
– Под землей большой тракт, прямой. Я думаю, тянется очень далеко. И глубоко – он наклонный. По нему передвигаются обозы с оружием и костями. Наверняка есть и другие дороги. Я даже видел лавку с мертвоживой оркицей за прилавком… У мракобестий своя страна там, они могут выводить отряды наверх где угодно. Все это я должен рассказать друидам. Побыстрее. И еще…
– Да ты не слушал меня! – Монфор вскочил, сжимая крупные кулаки, напоминающие две высветленные солнцем известняковые булыги.
– И еще, – повысил голос Септанта. – Я видел, как мертвоживой шаман попытался оживить кости. Они стали срастаться, останки от разных… От многоножки, гноллей, зеленокожих, детей деревьев. А рядом лежало тело железнодеревщика. Все эти сражения бессмысленны…
– Молчать! – взревел воевода. – Предатель… надо было послушать Амаргена и казнить тебя еще там, под Аргосом!
Кажется, впервые Септанта обратил внимание на то, что говорит Монфор. Он наконец прямо взглянул на него, чуть нахмурившись, будто повторяя про себя последние слова воеводы, и попытался заговорить, но не успел.
– Не выполнив мой приказ, агач, приказ того, кому решил подчиняться, когда стал дуксом того отряда, – ты потерял свою честь!
Лана, все это время неподвижно сидящая на корточках, удивленно моргнула, увидев, как Эльхант несильно топнул ногой: впервые она заметила за ним подобный жест, показывающий нетерпение, почти раздражение.
– Ты что, не понимаешь, Монфор Билал? Это все не имеет теперь никакого значения! Что ты вообще говоришь, воевода? Какой приказ и при чем тут моя честь? Я не шел под твое покровительство и не отдавал честь тебе – лишь согласился повести тот отряд!
– Ах, ты согласился… – перебил Монфор, и тут случилось то, чего не бывало с тех самых пор, как он возглавил объединенное войско туатов против орды Горака, – его самого перебили:
– Забудь про все, что было раньше! Теперь это не важно. Монфор, я повторяю еще раз: колдуны мракобестий не просто оживляют кости, которые находят где-то в земле. Они берут трупы тех, кто бился против них. Все наши солдаты, все погибшие в сражениях против мертвоживых, почти сразу превращаются в них же. Любыми своими потерями мы пополняем их армию, а раз так – любые сражения бессмысленны! Смерть сама питает себя. Обдумай это, воевода, и успокойся, а после мы поговорим… – Эльхант повернулся, шагнул к скрытому шкурами проему, и тогда Монфор выкрикнул:
– Стоять! Дикарь, один шаг – ты мертвец. Кучек! Эй, снаружи – сюда!
Септанта остановился, объятый слабостью, которая накатила после той длинной речи, которую он произнес. Оставаясь спиной к воеводе и Лане, ссутулился, наклонив голову, почти прижав подбородок к груди. Полог отлетел в сторону, два доира, подняв топоры, прыгнули внутрь. Кучек, помедлив мгновение, ускользнувшее от разъяренного Монфора, но замеченное Ланой, сделал три шага, очутившись позади агача, возложил тяжелые руки ему на плечи, так что Септанта качнулся, едва не упав.
– Теперь лучше молчать, – скрип голема прозвучал совсем тихо, долетев лишь до ушей Эльханта. Охранники стояли перед ним с топорами на изготовку, готовые рубануть по первому слову, но слова этого не последовало, потому что заговорила Лана:
– Отец, но если он прав… Эти сведения куда важнее, чем то, что он нарушил приказ.
– Повернись лицом ко мне, дикарь.
Один Мадред знал, каких сил стоило Монфору Билалу успокоиться. Но когда голем отступил в сторону, убрав руки с плеч Септанты, и тот обернулся, краска гнева уже покинула лицо воеводы, хотя набрякшее веко левого глаза еще подергивалось вместе с заросшей жесткой щетиной щекой.
– Я знаю, что мы не справимся с врагом силой одного лишь оружия, – сказал Монфор. – Нужна магия.
– Но, отец, ведь друиды ушли… – Лана выпрямилась и шагнула вперед, остановившись почти между агачем и Монфором. – Праздник Мар Ани длится семь ночей. За это время… А Эльхант рассказал то, о чем они, быть может, до сих пор не знают. Если внизу у мертвоживых есть города, тракты, если там ходят обозы… Главное, если правда, что они могут заставлять наших погибших солдат служить себе… Надо рассказать сынам омелы немедленно! Это меняет все, отец!
– Не так уж и много, – возразил Монфор. – Но ты права, друиды должны тотчас узнать то, что узнали мы.
– Как? – спросила Лана. – Ты не забыл – до Корневища на грифоне не долететь, музыка леса не подпустит никого с воздуха…
Монфор Билал надолго смолк, потом приказал доирам: "Выйти" – и когда они покинули шатер, произнес:
– Значит, надо еще до ночи отправить отряд к Тайной Роще. Хранители впустят тех, кого прислал я. Все седобородые сейчас там, это удачно – расскажешь им, и после олламу не придется собирать совет. К тому же надо передать ему, что войско начинает двигаться к Горе Мира, чтобы обосноваться где-то ближе к вершине.
– Почему там? – удивилась Лана.
– Почему? Да потому, что сквозь камень пробиться труднее, чем сквозь землю. Если внизу есть тракты и селения мертвоживых… На склонах им будет сложно выбраться к поверхности, не так ли? Конечно, они появятся и там, но все же лучше встать где-то выше, чем здесь, в низинах. Пусть с отрядом отправятся феи, чтобы рассказать о происходящем в лесах. Про это они знают лучше нас. Дикарь, не слушающийся приказов, ты тоже пойдешь туда.
- Предыдущая
- 28/85
- Следующая
