Я – инквизитор - Мазин Александр Владимирович - Страница 65

• Предыдущая
• 65/83
• Следующая

– Откуда ж такие средства у народного депутата? – осведомился Ласковин.

– «Совкомбанк», банк «Народный», инвестиционный фонд «Надежный». И в каждом господин Пашеров – первое лицо. Хотя и неофициально. Официально он только ходатай. Ходатайствует депутат ЗАКСа перед правлением – и правление переводит! – Степаныч усмехнулся.– Отчего бы и не перевести? Когда миллиарды отмываются, бывает, миллиончик-другой и брызнет в сторону. Поначалу-то я этого не знал, знал бы – и не пробовал. От нас ведь отдачи не будет: ни балериночек, ни картин на международные аукционы. Однако,– другим тоном продолжал Смушко,– не любят его крепко. Выскочка. За каких-то три года из ничего поднялся и просеку после себя оставил – будь здоров. Но удачлив: ни разу не прокололся. А теперь его разве что из гранатомета достать можно. Лучше уж вам колдуна какого-нибудь в оборот взять! – высказался он откровенно.

– Решать не мне,– ответил Андрей.

– Не прибедняйся. Попробуй спустить на тормозах, а я батюшку делами общинными развлеку. Глядишь, и образуется.

– Я понимаю,– согласился Андрей.

– Вот и договорились,– кивнул Степаныч.– Пойдем пивка выпьем, пока батюшка не видит! – И подмигнул – Не согрешишь – не покаешься! Ты, кстати, почему за зарплатой не ходишь?

– За какой зарплатой? – удивился Ласковин.

– Своей. Ты же у меня оформлен как секретарь-референт по специальным вопросам. Нравится?

– Да есть у меня деньги!

– Можешь обратно отдать! – сказал Смушко.– Но получить – должен. Иначе нас налоговые с требухой сожрут. Вот кто истинно слуги сатаны! —

И рассмеялся.

Вторая дверь, со стороны коридора, открылась, и в комнату заглянул Сарычев.

– Ласковин? Тебя ищу! Стрелять поедешь?

– Вчера же ходили! – сказал Андрей, которому лень было на ночь глядя выбираться на мороз.

– Каждый день! – заявил Сарычев.– Каждый день тренироваться надо! Иначе рука отвыкнет!

– Езжай! – поддержал Смушко.– Толку от тебя никакого. Пиво пить со мной отказался! – сообщил он Пете.

– Это правильно! – одобрил Сарычев.– Ну давай, Андрюха, одевайся, я в машине жду!

– Езжай! – еще раз повторил Смушко.– Завтра отоспишься. У нас с батюшкой утром,– подмигнул,– дела!

«Дела» с умелой руки Степаныча растянулись на целых три дня. Первый из них Ласковин откровенно пробездельничал. Спал до десяти, до обеда провалялся с книжкой, поел, поболтал с охранником: дал пару советов как специалист на тему ложных срабатываний инфракрасных датчиков. Провел час в «собачнике», поиграл с Брейком, кобелем-трехлеткой, питавшим к Ласковину расположение. Второй кобель, Браконьер, того же помета, но мельче и нравом мрачнее, наблюдал за ними из-за барьера (чтоб не сшибли ненароком) с явным осуждением. Кинолог утверждал, что Браконьер – толковый пес, а Брейк – просто кусок собачьего мяса. Но Ласковину жизнерадостный овчар нравился. Возиться с прыгающей на тебя пятидесятишестикилограммовой овчаркой – еще та гимнастика. Через полчаса Ласковин взмокал, как после двухчасовой тренировки, при том, что и человек, и пес обращались друг с другом аккуратно. Так прошел день. Вечером, после службы, Андрей долго разговаривал с отцом Егорием. О вере.

Про депутата Пашерова ни тот ни другой не вспомнили.

Второй день Ласковин решил использовать с толком. И с самого утра поехал в зал. Тренировался практически в одиночестве. Только к двенадцати явилась гусевская группа. Грудастенькая Вероника совету Ласковина не вняла, лифчик по-прежнему не носила. Впрочем, ее дело.

Наташи не было.

Часа в два Ласковин навестил Митяя. У того был выходной. Поболтали, распили бутыль «Бурбона» (один из клиентов расщедрился на презент), вспомнили старых друзей. Хорошо посидели, одним словом. Часов в восемь Ласковин засобирался.

– Я-то думал, у меня заночуешь,– огорчился Митяй.– Хоть поужинай, что ли?

– Митяй! – возмутился Андрей.– У меня еще половина обеда в желудке лежит! Какой ужин!

– Ладно, ладно! Куда едешь-то? – понизив голос.– К девчушке? – И воровато оглянулся в сторону кухни, где возилась с посудой жена.

– Стрелять еду! – разочаровал друга Ласковин.– Я теперь в стрелки подался, как тебе, а?

– Доброе дело! Тридцатник на носу, хватит руками махать! А кстати,– снова понизив голос,– тут тобой милая девушка интересовалась, угадай, кто?

– Разве сосчитаешь! – залихватски махнул рукой Ласковин.

– Ну, брат, такие глаза – одни на тысячу. И когда ты только успел?

– Ладно темнить, что за девушка?

– Гусёвая!

– В смысле?

– В смысле: гусь орлу не товарищ! Наташа ее зовут.

– А, знаю,– как можно небрежнее произнес Ласковин.– Будь здоров!

– Будь. Заглядывай!

– Наташа! – Андрей шагнул вниз со ступенек книжного магазина навстречу девушке, преградив ей путь. Впрочем, улыбкой и дистанцией в два шага Ласковин внес в свое действие необходимую толику галантности.

– Вы?

Наташа остановилась, ремень сумки соскользнул с ее плеча, девушка поправила его и улыбнулась: пара ямочек на розовых от мороза щеках.

– Какое совпадение! – произнесла она после небольшой паузы.

– Ни малейшего! – качнул головой Ласковин.– Я ждал вас!

– Меня? Зачем?

Ямочки исчезли, но «железная маска», которую по правилам выживания обязаны носить на улицах Санкт-Петербурга все хоть сколько-нибудь привлекательные девушки, не заслонила лица.

– Зачем вы меня ждали?

– Нужен повод? – спросил Ласковин.– Давайте-ка мне свою сумку. Пройдемся немного, вы ведь не спешите, верно? А погода сегодня прекрасная!

– Только не о погоде! – попросила Наташа.– Почему вы думаете, что я не спешу? – И протянула Андрею сумку. Тяжелую, кстати.

– В любом случае я провожу вас! – заявил Андрей.

– Одну минуту,– сказал он, когда оба вышли на площадь.

И двинулся через дорогу по направлению к метро. Наташа шагнула следом, но Ласковин остановил:

– Нет, нет, я сейчас вернусь!

– Надеюсь,– сказала Наташа. Кивнула на сумку: – Там у меня ключи и кошелек!

Перейдя на другую сторону, Андрей прошел вдоль цветочного ряда и купил самую лучшую белую розу, какая здесь была.

– Упакуйте как следует,– попросил он.– Я доплачу!

– Наташа, это – вам! – Он протянул завернутый в плотную бумагу цветок.

Девушка раскрыла сверху длинный сверток, взглянула, прижавшись лицом к раструбу, вдохнула аромат.

– Чудесная,– тихо сказала она.– Спасибо, Андрей! И очень хорошо, что одна!

Глаза у Наташи были уникального цвета, черные, с синим отливом, и разрез их – необычный, «нездешний», как сказал бы Зимородинский.

– Я рад, что вам понравилось,– улыбнулся Андрей. Он был взволнован. Эта девушка непонятно как заставляла Ласковина чувствовать себя лет на десять моложе.

Спустя полчаса, перейдя через Литейный мост, они дошли до маленького кафе, где Андрей бывал не раз, но только теперь обратил внимание на «сказочность» его названия.

Ласковин пил шампанское (по настроению), а Наташа ела мороженое. Смотреть, как она ест, было одно удовольствие.

Попробовали поговорить. Испытали несколько тем: литература, история… Ласковин, хоть и нахватался за последнее время у отца Егория кое-каких «специальных» знаний, явно уступал Наташе в эрудиции. Но не комплексовал. Он никогда не комплексовал по поводу собственного невежества. И не притворялся умнее, чем есть. Наташа – тоже. Наконец Андрей понял, что в ней самое потрясающее. Эта девушка была настоящей. Может быть, более настоящей, чем он сам,– признался себе Андрей.

Наташа доела мороженое, и Ласковин взял ей и себе кофе по-турецки. Кофе оказался так себе, о чем они и сказали друг другу.

В кафе было полно народу, накурено, шумно и неважно пахло, но Ласковин как-то выпал из окружающего мира.

Кофе был выпит, а они все сидели, глаза в глаза, соприкасаясь кончиками пальцев, немного наклонившись вперед. Иногда Андрей задавал пустячные вопросы вроде: «Наташа, вы боитесь мышей?» – «Андрей, не дразните меня, вы же знаете, что не боюсь!»

• Предыдущая
• 65/83
• Следующая