Трон императора - Мазин Александр Владимирович - Страница 40

• Предыдущая
• 40/91
• Следующая

Склонив лицо к сложенным ладоням, в которых плескался зеленоватый свет, жрец Аша творил .

Властью своей он перенесся за сотню с лишним миль. Там, в Венчальной Роще, следующей ночью прольется живая кровь, и из этой крови, из жизни, впитавшейся вместе с кровью в сухую почву, из жизни, вьющейся над покинутыми телами, в назначенный час вырастет и обретет вещественную оболочку нечто, принадлежащее прошлому. Прошлое прорастет в настоящее, чтобы изменить будущее. Будущее того, кому маг когда-то отдал все свои надежды. Будущее царя Фаргала. Великое будущее величайшего из героев, которому было предназначено править всеми Четырьмя Империями. Как тщательно плел маг его судьбу! Как много вложил он в свое создание! Плоть от плоти своей… Фаргала, рожденного побеждать. Всегда.

Маг солгал своему слуге, сказав, что в любое время может отнять жизнь государя Карнагрии. Там, в Великондаре, жрец не посмел бы тронуть и во€лос на голове царя. Ухом своего создания, оборотня, ухом, прижатым к стене царской опочивальни, жрец часами слушал дыхание Императора. Но сам Фаргал был для него недоступен. Однажды жрец Мудрого попытался… Он даже был готов объяснить своему творению его великое предназначение… Но Фаргал не внял его посланцам. Отравленный наговорами проклятых соктов, царь видел в слугах Мудрого бога смертельных врагов… И продолжал, в неведении, уничтожать то, что должен был защищать. Слепой, он был не способен прозреть. Более того, Фаргал даже не мог умереть по воле мага. Жрец Мудрого знал, что такая смерть Фаргала стала бы собственным концом. Слишком много себя вложил маг в свое порождение. Фаргал стал для слуги Аша подобен отказавшей повиноваться руке, соединенной с живым телом так крепко, что не отсечь. Умри рука – и все тело будет отравлено трупным ядом.

Но жрец Аша не зря внимал снам своего бога. Он умел ждать. Ждать в спокойной уверенности бессмертного: час придет. Нужно лишь заронить семя и ждать, когда сила корней разорвет камень. Семя проросло. И новый побег не просто сдвинет камень. Множество путей соединится в одном. То, что лучшая из Четырех Империй будет принадлежать жрецу Мудрого,– лишь малая часть замысла. Когда сила, вложенная в Фаргала, достанется той, что должна пробудиться, божественный круговорот будет завершен намного раньше назначенного срока. И сделает это он, жрец Мудрого. Время Спящего Аша сменится временем Аша Бодрствующего! И свершится сие, быть может, через каких-нибудь двадцать—тридцать дней.

Несколько десятков дней – и жрец узрит своего возлюбленного бога! Но страстное желание мага было обуздано и упрятано в самые глубины сердца. Предельная, ледяная сосредоточенность требовалась, чтобы связать последние узлы ловчей сети. И тогда – прощай, Император Фаргал, нареченный одним из тайных Имен Мудрого и отрекшийся от своего Имени! Прощай, Фаргал, неудавшийся завоеватель мира, безмятежно спящий в своей постели в ночь, когда решается твоя Судьба…

Жрец Мудрого бога знал многое… Пожалуй, никто из рожденных смертными в мире Четырех Империй не знал больше, чем он. И все-таки жрец Аша был не всеведущ. Так, не знал он о том, что Великая Диадема, питающая его силой, позволяющая провидеть пути смертных, не властна открыть ему пути богов. И в этом могучий маг был так же слеп, как любой из людей. Так же как любой из людей, он способен был узреть божество лишь по его желанию. Хотя, нет, в этом жрец Мудрого был еще более слеп, чем обычный человек. Потому что не мог , но полагал, что может . Такова слепота мудрости: полагать, что тебе ведомо всё . Потому всевидящий маг не видел , с кем делил в эту ночь ложе Император Карнагрии. И еще многого не знал жрец Мудрого… Из того, что ведомо только богам.

Пришла та самая ночь .

Накануне Она была здесь, в опочивальне царя. Нынче утром Фаргал велел не менять простыней, хранивших запах Ее человеческого тела. Этот запах не выветрится долго, может, неделю. Она ведь оставалась богиней даже в человеческом облике. Поэтому аромат Ее любви будет еще долго витать в просторной спальне, и еще не единожды ноздри входящих сюда мужчин будут, расширяясь, жадно втягивать этот аромат…

Прошлой ночью Она была здесь. И то был знак, что нынешняя ночь – та самая .

Когда ночь достигла середины, Фаргал поднялся со своего просторного ложа.

Не прибегая к помощи слуг, царь оделся, натянул легкую кольчугу, выкованную мастерами Великондара три века тому назад, опоясался своим мечом, покрыл голову черным гребенчатым шлемом без знаков царской власти. Личина шлема закрыла его лицо до подбородка. Перебросив через руку черный шерстяной плащ, Фаргал тихо свистнул. Герой, его пес из породы боевых собак, проснувшийся одновременно с хозяином, но до этого лишь следивший за ним коричневыми выпуклыми глазами, вскочил и застучал хвостом.

Царь коснулся рукой львиной головы на стене, и панель отъехала в сторону, открывая зев тайного хода.

Сняв с держателя пропитанный маслом горящий факел, придерживая рукой длинные ножны, царь шагнул в темноту. Пес поспешил следом. Не успели они пройти и десятка шагов, как панель пришла в движение и встала на прежнее место. Царская опочивальня опустела.

Тайный ход вел на служебный двор. Оттуда было рукой подать до дворцовых конюшен.

Черный жеребец Фаргала негромко заржал, приветствуя хозяина.

Конюх-сторож, поспешивший на звук, был остановлен рычащим Героем. Царский пес, оскалив клыки, стоял посреди прохода. В холке он был человеку по грудь.

Сторож схватился за дубинку, но тут из стойла выглянул Фаргал. Шлем он снял, когда подходил к жеребцу, и конюх узнал царя.

Низко поклонившись, парень попятился.

Герой, расставив передние лапы, наклонив тяжелую башку, проводил его подозрительным взглядом.

Фаргал сам оседлал жеребца и вывел его из конюшни.

Луна зашла. Теперь только свет звезд боролся с темнотой. Лязгая подковами, черный конь с черным всадником единой огромной тенью пронеслись через город к западным воротам. Стража, узнав пса и коня государя, поспешила отворить, и царственный всадник выехал на большую дорогу. Здесь он ослабил поводья, и черный жеребец пошел галопом. Черный плащ Фаргала, раздуваемый ветром, реял над крупом коня. Серебряная восьмиконечная звезда на медальоне шлема тлела в звездном свете, как живой глаз дракона.

Через полторы мили Фаргал свернул с дороги на узкую тропу, уводящую вверх, к пологим холмам Боери. Жеребец сбавил, и пес вырвался вперед. Валкий скок Героя был не так красив и быстр, как бег лошади, но зато пес был способен неутомимо, без отдыха бежать многие часы, покрывая за ночь десятки миль. Но на сей раз путь был сравнительно недолог.

Тропа уходила все выше и выше, между виноградниками, между колючими кустами, чьи ягоды еще месяц назад расклевали птицы, выше, пока не исчезла в древней буковой Роще, называемой Венчальной.

Царь взял поводья, и жеребец пошел шагом. Спустя некоторое время конь остановился. Царь не препятствовал этому.

Сидя в седле, он ждал, молчаливый и неподвижный.

Герой прошелся кругом, вороша мордой старую листву, задрал ногу у ствола. Потом вернулся и лег неподалеку. Жеребец фыркнул на него, ударил копытом. Фаргал погладил его по шее, и вороной, успокоившись, снова застыл.

Прошло время.

Герой вскочил на ноги, зарычал.

– Царь! Эй, царь! – раздался снизу писклявый голос.

Фаргал повернул голову, взглянул.

Из-под вороха листвы выбралось нечто. Оно больше походило на божка, вырезанного из корня дерева каким-нибудь деревенским умельцем, чем на живое существо.

В горле Героя клокотало яростное рычание. Но он не смел напасть без команды хозяина.

Длинный меч Фаргала с шелестом выскользнул из ножен.

– Назовись! – повелительно произнес царь.

– Я посланец. Тот, кого ты ждешь,– пропищало существо.– Спрячь свой меч!

Листва под существом зашуршала, когда оно переступило узловатыми лапами.

• Предыдущая
• 40/91
• Следующая