Паника-upgrade. Кровь древних - Мазин Александр Владимирович - Страница 52

• Предыдущая
• 52/55
• Следующая

– А это, Данила, акция. И ее номинал – пять тысяч долларов. Сколько она стоит, сказать не могу. Надо слазать в Интернет, посмотреть котировки.

– Слазай, – разрешил Жилов. – Я потом отвезу тебя в одно укромное местечко. Заодно отправишь е-мейл отцу: мол, с нами все в порядке. Отбываю на сафари. Вернусь и поеду к дяде. Чтобы он знал, где тебя искать, если мы вдруг не сумеем сработать на должном уровне. Это я так, страхуюсь. Вдруг нам все-таки понадобятся тяжелые орудия.

– Но сначала нам нужно купить катер.

– Катер – нет! – подал голос до сего момента молчавший масаи. – Нужно – тихо, надо покупать парусную лодку черных.

– Больше ста миль? – с сомнением произнес Жилов.

– Ветер хорошо дует сейчас, – сказал чернокожий.

– Убедил, – согласился Жилов.

– Очень хорошо, брат, – кивнул Таррарафе. – Слушай меня – и убьешь всех своих врагов. – Лицо масаи осветила по-детски радостная улыбка.

– Значит, лодка, – подытожил Жилов.

– Я умею управляться с парусом, – сообщил Тенгиз. – И прокладывать курс.

– Молодец! – похвалил Жилов. – Тарра, мы покупаем лодку.

Масаи поднялся.

– Пойду говорить с Матаком, – сказал он. – Нужна хорошая лодка. Он поможет.

– Твой друг меня восхищает и пугает одновременно – сказал Тенгиз, когда Таррарафе ушел.

– Теперь он – и твой друг! – напомнил Жилов. – Тарра – сильный человек! Его отец был не просто шаманом, а чем-то вроде верховного жреца нескольких племен. Власти обидели его – посадили в тюрьму. Правда, вскоре выпустили: кто посмеет здесь, в Африке, всерьез оскорбить сильного шамана? Это хуже, чем публично ударить полицейского. Но Тарра – он в то время был куда моложе, чем сейчас, – обиделся на родичей, которые позволили арестовать отца, и ушел из племени.

– А как вы-то с ним познакомились? – спросил Тенгиз.

– Несколько лет он был моим помощником в Кенийском заповеднике. Я его знаю уже много лет. Правда, последние два года мы не виделись, а сейчас я позвал – он приехал. Люблю иметь его рядом, когда жарко! – Жилов засмеялся. – И не только потому, что он отлично стреляет. Он ведь еще успевает подумать, прежде чем выстрелить. Я, например, не успеваю. Кстати, хочу тебе кое-что показать!

Он встал, подошел к вещам и вернулся, неся свой автомат и пистолет, который давал Тенгизу.

– Займись-ка делом! – сказал он, выщелкивая пистолетный магазин на ладонь и проверяя, не осталось ли патрона в стволе. – Вот тебе масленка, ветошь, шомпол. Работай!

– Один выстрел – а сколько грязи! – пошутил Тенгиз.

– Вчера надо было этим заняться, но я тебя пожалел. Как твоя голова?

– Прекрасно! – ответил Тенгиз и не покривил душой. То ли у него был исключительно здоровый организм, то ли лекарство Таррарафе помогло, но чувствовал он себя замечательно. Последствия удара по макушке совсем не ощущались.

Лучи света, прямые, желтые, почти вещественные, длинными клинками пронзали воздух, вырываясь из щелей. Тенгиз использовал один из них, чтобы оценить качество своей работы.

У смазочного масла был запах, напомнивший Тенгизу детство. Когда отец привозил его на дачу к деду и они вместе копались в разных механизмах. У деда был такой хитрый агрегат для дачного хозяйства, которым можно было и траву стричь, и землю боронить, и еще всякое такое. Одна беда – он постоянно ломался. Еще у деда был старый «eазик», тот, который называют «козлом» за отменную прыгучесть. Дед раскатывал на нем по местным буеракам и утверждал, что он лучше любого навороченного джипа. Отец как-то предложил ему соревнование – и дед выиграл. «Паджеро» отца потом вытаскивали трактором. Однако этот «козлик» требовал непрерывного ухода. Впрочем, деду это было только в радость. Дед у Тенгиза рукастый… А вот прадеда Тенгиз почти не знал, хотя тот умер лишь несколько лет назад.

Тенгиз поднял голову и перехватил взгляд Жилова. Тот смотрел, как молодой человек управляется с коротеньким шомполом. Собственные руки Жилова двигались совершенно автоматически.

– Данила, – спросил Тенгиз, глядя на эти заученные движения, – вы где воевали?

– Воевал? – Жилов рассмеялся. – Ну нет! Я – пацифист!

Теперь расхохотался Саянов.

– Я, между прочим, не шучу, – сказал Жилов. – А как иначе назвать человека, который лучшую часть жизни провел в борьбе за мир во всем мире? Было когда-то такое подразделение – «Вымпел». Теперь это уже не секрет. Твой прадед был моим командиром.

– И чем вы занимались?

– Да всем. Без шуток, сынок. Мы могли всё. Какой-нибудь нынешней «Аль-Кайде» даже не снилось то, что мы могли. Но здесь мы главным образом занимались тем, что избавляли маленьких черных дьяволов от гнета капиталистических эксплуататоров. А знаешь, кстати, в чем главное достоинство освободителя?

– В чем?

– Вовремя освободить освобожденных от своего присутствия! Вот так!

Он выбросил левую руку и поймал большую зеленую муху, кружившую с жужжанием над частями автомата, разложенными на циновке.

– Вот так. Поймал. Встряхнул. Отпустил.

Жилов разжал кулак, и муха с возмущенным гудением вылетела в дверь.

– Урок политики, – продолжал Жилов. – Оса. Полезла в банку с яблочным повидлом. Увязла. Ты, сынок, хочешь ее спасти. Берешь ее за крылышки и быстро-быстро! – выдергиваешь и бросаешь подальше. Пока она не попробовала на тебе жало. Поди растолкуй осе, что ты ее спас. Поди растолкуй нищему тощему зулу, что сытый богатый белый… Это ты, сытый богатый белый, хочешь ему помочь. О, зулу знает, как ты можешь ему помочь! Из твоей одежды он сделает юбку. Часы повесит на шею. А личный номер прицепит к мочке уха. И скажи спасибо, если твое мясо покажется ему неподходящим для праздничного супа. Вот этим, – Жилов за каких-нибудь несколько секунд собрал автомат и прицелился в Тенгиза, – вот этим ты можешь объяснить зулу, что не стоит покушаться на твои штаны и часы. Но зулу ты все равно не переубедишь.

Он лязгнул затвором, присоединил магазин и вытер руки ветошью.

– Однако это была интересная работа. И мне нравилось то, что я делаю. Что – и как. Отличный адреналин, как сейчас выражаются. Дай я покажу, как это ставится… – И в два движения собрал пистолет Тенгиза. Заглянул в ствол: – Нормально. Принимается.

– Да, стрелять вы научились замечательно, – заметил Тенгиз.

– Я? Замечательно? – Жилов рассмеялся. – Вот Тарра действительно замечательно стреляет. Будь у него это большое ружье, когда мы встретились в первый раз, – прощай, старина Жилов! Но у Таррарафе тогда был древний кремневый динозавр. И шел дождь. У старины Жилова тоже была не бог весть какая мощная игрушка – простой карабин. И еще пара рук, конечно. И все прочие навыки. А Тарра был тогда совсем молодой, и рядом с ним лежала пара превосходных бивней. И он забыл, что, когда идет дождь, кремневое ружье может его подвести.

– Так он был браконьером! – догадался Тенгиз.

– С точки зрения закона – да. Но – не со своей собственной. Он – сын шамана, но из племени охотников. Когда лев видит в саванне фигуру человека с длинным копьем и большим щитом, лев спешит убраться подальше. Потому что человек этот – масаи. И такими они были задолго до того, как в Африке появился первый европеец. А если лев бежит от человека с копьем, то что он может сделать против четырех парней на «хаммере» с автоматами?

Так что мы в Кении, или в ЮАР, или в Танзании, словом – везде, где есть парки, вынуждены вести нашу маленькую войну. Не то не останется ни слонов, ни носорогов – ничего. Ты же знаешь историю с бизонами? Здесь было то же. Один охотник укладывал за день дюжину слонов. Спорт своего рода. Напоминает мне о парне из Чикаго, что залез на крышу и из винтовки с оптическим прицелом подстрелил восемнадцать человек. Правда, он не украсил их высушенными головами свою гостиную. Но только потому, что в цивилизованных странах это не принято. А почему бы африканскому парню не заработать сотню-другую, продав пару бивней? Или десяток пар? И если раньше лихой парень пользовался стальной проволокой и отравленными стрелами, то теперь к его услугам наш русский АКМ вроде этого. И заметь, у этих парней он появился намного раньше, чем правительству пришло в голову вооружить автоматами нас, своих егерей. Свое оружие я купил на собственные денежки.

• Предыдущая
• 52/55
• Следующая