Костер для инквизитора - Мазин Александр Владимирович - Страница 18

• Предыдущая
• 18/63
• Следующая

– …Особенно, если думаешь, что он слабее.

– Но заншин[3]… – пробормотал побежденный.

– Какой у тебя, к егудям, заншин, щенок? – сердито перебил Андрей.– Борзота дурная, а не боевой дух! После занятий подойдешь к сэнсэю. Скажешь: получил по голове. Пусть посмотрит.

– Да я в порядке,– запротестовал «желтый».

– А это будешь определять, когда сам станешь сэнсэем. Вставай. Матвеев, иди сюда. Пожмите руки. А теперь скажи Матвееву «спасибо».

– Это за что? – сварливо спросил побежденный.

– Вот когда ты это поймешь, можешь считать, что урок пошел на пользу. Свободен.

Зеленопоясный рефери смотрел на Ласковина, и в глазах его светилось восхищение.

В этот день Юра Матвеев не победил трех «желтых». И двух – тоже. Второе кумитэ он проиграл. Но с хорошим счетом. Победителем же стал совсем молодой парнишка, подвижный, как шарик ртути, и такой же непредсказуемый. В качестве премии ему было позволено по собственному выбору поработать с одним из членов жюри. Это придумал щедрый на выдумки Зимородинский. Победитель выбрал Шиляя. Выбрал, скорее всего, по кимоно. И задал мэтру жару. Нет, конечно, Шиляй не работал с ним в полную силу. Шиляй – боец с понятием и самоутверждаться не стал. Он дал такую возможность пареньку. Зато потом, по просьбе Зимородинского, уже без противника продемонстрировал «свободный полет»: высокие прыжки с мощными стремительными ударами; «плетение руками» – вин-чун в одиночку; стремительное мелькание ладоней, от которого соперник на мгновение просто слепнет. А больше мгновения в бою и не требуется.

– Давай я ним поработаю? – прошептал Ласковин Зимородинскому.

– Свербит? – тоже шепотом поинтересовался Вячеслав Михайлович.– Нет уж. Твоя задача – технику показать. Ката. Сделаешь?

– Как скажешь… – Андрей не скрывал разочарования. Действительно, засвербило. И перед Наташей хотелось покрасоваться. Шиляй прекрасно работает, но он, Андрей, лучше. Ладно, ката, так ката.

– Ну, Ростик, что? – нетерпеливо спросил Андрей, когда им удалось остаться вдвоем.

– Спокойно,– усмехнулся Саэтдинов.– Я и так совершаю должностное преступление. Сначала у меня к тебе пара вопросов, Спортсмен.

Ласковин насторожился:

– Предлагаешь ченч?

– Угу. Ченч. Ты – мне. Я – тебе. И все – только между нами. Годится?

– Давай свои вопросы.

– Не кричи,– попросил Саэтдинов.– Слыхал что-нибудь о мужичках, которых пожгли на сорок седьмом?

– Это где? – прикинулся валенком Ласковин.

Саэтдинов поглядел на него недружелюбно, но пояснил:

– Сорок седьмой по карельской ветке. Припоминаешь?

Ласковин пожал плечами.

– А слухи ходят, ты там был. Совсем ничего не слышал?

– Так, кое-что.

– А в это «кое-что» случайно имена не входят?

– Ужель не установили? – прищурился Андрей.

– По головешкам?

– Шифер,– поделился Ласковин.– Со товарищи. Не заплачешь?

– Нет, Шифер – он шифер и есть. И кто?

– Слово «чума» тебе что-нибудь говорит?

– Говорит,– кивнул Саэтдинов.– То-то его… – и осекся.

– Значит, никаких улик? – спросил Ласковин. С подтекстом.

– А хоть бы и были,– буркнул Саэтдинов.– Этих моими клыками не прихватить.

– Разве ты теперь в РУОП? – спросил Ласковин.– Тебя-то каким боком это все касается?

– Касается. Я же убойщик.

– Ладно,– сказал Андрей.– Твоя очередь. Надеюсь, по моему делу информации у тебя больше.

– Больше,– подтвердил Саэтдинов.– Но не намного. Машину нашли в глухом дворике неподалеку от Техноложки. Еще нашли каблучки от туфель. Там же. Каблучки признали. Они от обуви Растоцкой. Указанный дворик достаточно далеко и от офиса, и от дома Растоцкой, и от линии, которая их соединяет. Свидетелей нет. Собачка след не взяла. Отпечатков пальцев в машине до хрена. Но ни один не идентифицирован. Кроме принадлежащих хозяйке и ее штатному любовнику.

– А что любовник?

– Слизь,– пренебрежительно сказал Саэтдинов.– Альфонсик.

– Ростик,– перебил Ласковин,– ты не уточнишь, где он, этот самый дворик?

– Восьмая Красноармейская, дом точно не помню, около Измайловского. Могу уточнить.

– Уточни, пожалуйста,– попросил Андрей, хотя чутье подсказывало: уточнять ни к чему. Тот самый двор. Случайных совпадений не бывает. Этому Ласковин успел научиться.

– Дежурный шестнадцатого…

– Сам знаю. Здорово. Это Короед. Скучаешь?

– Поскучаешь с вами.

– Ну, ну, старшой, ты нас с гнидами не равняй. Вызнал, что папа просил?

– Что смог. Сам понимаешь. Тут надо кого повыше.

– Есть и повыше. А ты завтра с утречка клади информашку в конвертик, конвертик бери в клювик – и бегом в «Синюю птицу». Вспомоществование уже отсчитано.

– Василь Ваныч, Гусятников беспокоит. Прошу прощения за поздний звонок, но клиент мой очень обеспокоен. Все эти убийства мешают нормализации, сами понимаете.

– Понимаю.– Колоритный бас.– Надо прекращать. И будем прекращать. Будем сотрудничать. Завтра прошу ко мне в контору. Дам, что есть.

– Сердечно благодарю. Еще раз прошу прощения, спокойной ночи.

– До завтра.

– Кныш, как живешь-можешь?

– Короед, ты?

– Нет, моя жопа. Кныш, мы тебе столько платим, что ты на три метра вглубь рыть должен, а ты? Ты ж меня на погост определяешь. Гриша меня с говном ест. Где дело, Кныш?

– Работаем, Короед, работаем. Но пока ничего определенного.

– Давай неопределенное, еш твою мать! Тащи все! Вчера еще двоих мочканули. Ты понял меня, Кныш, понял?

– Ну. Сейчас приехать?

– Да уж ладно. Попрыгай с лялькой. Завтра прибудешь.

– Ух, Короед, все-то ты знаешь. Может, пойдешь ко мне детективом?

– Гляди как бы ты сам к куму не пошел. Покедова.

Около восьми часов утра черный лимузин подкатил к железным воротам, под фиалковые очи телекамер. Двумя метрами ниже сработало опознающее устройство. Машина меченая, своя. Только после этого из привратной кабинки вышел охранник, заглянул внутрь, за тонированное стекло. И махнул рукой, давая добро.

Ворота бесшумно разошлись, лимузин выкатил на гладчайшую дорожку, ведущую через пожелтевший лужок к трехэтажному палаццо. У мраморной лестницы лимузин остановился, из него вышел человек и шагнул на розовые ступени. Лимузин тут же укатил.

Человека никто не встречал. Не было необходимости, он отлично ориентировался в этом роскошном здании. Потому что в свое время сам контролировал строительство. Согласно паспорту человек именовался Буцик Владлен Сергеевич. Но обычно его звали короче: Короед.

Гришавин завтракал.

– Короед приехал,– сообщил шестерка.– Сказать, чтоб ждал?

– Пускай заходит.

– Ну? – спросил крестный тобольский папа.– Установили?

– Не совсем.

Гришавин облизнул пальцы, затем вытер салфеткой.

– Хочешь рябчиков?

– Нет,– отказался Короед, хотя рябчиков хотел.

– Не совсем – это как?

Короед молчал.

– Я понимаю так,– с расстановкой произнес Гришавин.– Или установили, или нет. Мне доказательств не надо. Лучше убрать троих, чем оставить одного и терпеть убытки. Берестов это понимал. А ты нет.

«Вот и шлепнули твоего Берестова!» – мрачно подумал Короед.

– Установлено, что это не органы,– сказал он.– И пострадали не только мы. Другие – тоже. Чума…

– Про Чуму я знаю,– Гришавин мотнул головой.– Про Чуму забудь!

«Вот даже как!» – подумал Короед.

– У меня тут документы: мусора, Кныш, выводы аналитической группы,– он положил толстую папку на стол, рядом с обглоданными птичьими косточками.

Гришавин кивнул.

– Просмотрю. А пока изложи своими словами.

– Пора спать,– сказал Вошь.– Иди прими душ. Полотенце и все остальное найдешь.

Он смотрел на Альбину, и, черт возьми, не было похоже, что он ее хочет!

А она?

Это равнодушное лицо с выступающими скулами, глаза, как стекла зеркальных очков…

• Предыдущая
• 18/63
• Следующая