Птица пустыни - Берте (Бертэ) Эли - Страница 2

• Предыдущая
• 2/50
• Следующая

Путешественник выслушал эти подробности с интересом, затем, бросив взгляд на своего собеседника, подал ему шиллинг и сказал:

– Благодарю вас за ваши сведения, друг, и прощайте.

Он слегка коснулся шпорами боков лошади и направился к указанному дому.

Старик остался на том же месте, разделяя свое внимание между монетой, которую он вертел в руке, и удалявшимся всадником.

– Это француз, непременно француз, – бормотал он. – Он дал мне шиллинг и был со мною вежлив. Только француз может быть так глуп, чтобы быть вежливым и щедрым. Черт побери! Я выпью на его счет стакан грога.

И он вошел в таверну.

Путешественник же, доехав до магазина, сошел с лошади и привязал ее к дереву перед домом.

Это был один из тех колониальных магазинов, в которых можно купить товары всякого рода: женские наряды, солонину, седла, домашнюю утварь, стекло, табак, книги, одеяла. Магазин Бриссо был наполнен товарами со всех частей света. Они занимали все здание, а семья жила во дворе, в кирпичной пристройке с наружной галереей. За пристройкой был сад, где фруктовые деревья и вечнозеленые растения, густо разросшись, источали прохладу.

Но путешественник не обратил внимания на эти подробности, свидетельствующие о зажиточности хозяев, и решительно вошел в магазин.

Заметив за кучей разложенных товаров старую негритянку, которой было поручено обслуживать покупателей, он сказал по-французски довольно развязным тоном:

– Ну, добрая женщина, покажи-ка мне путы для моей лошади.

Негритянка, смущенная его неожиданным появлением, испуганно произнесла:

– О, сэр!

Путешественник хотел повторить свою просьбу, когда из-за рулонов ткани раздался серебристый голосок:

– Француз, и, без сомнения, недавно прибывший в колонию? Добро пожаловать!

И в следующий миг к нему поспешно подошла девушка. Это была Клара Бриссо.

Нищий не преувеличил ее прелести: блондинка с выразительными глазами, голубыми, как небесная лазурь, чистыми и кроткими. На Кларе было светлое кисейное платье из недорогой материи, довольно изящное. Волосы украшала своеобразная гирлянда из цветов. Да и сама эта хорошенькая француженка, перенесенная за тысячи миль от своей родины, походила на тропический цветок.

Клара, повинуясь внезапному порыву, засмеялась, но едва взгляд ее встретился с черными глазами незнакомца, она потупила голову и покраснела.

Путешественник, в свою очередь, казался очарованным этой прелестной девушкой.

– Я очень рад, – сказал он непринужденно, – встретить здесь соотечественницу да еще такую красавицу.

Клара, не привыкшая к подобным комплиментам, еще больше смутилась. Чтобы скрыть свое замешательство, она сказала негритянке:

– Семирамида, подай стул мсье, и если бы я осмелилась предложить ему...

Она на минуту замолчала, между тем как старая негритянка поспешила подать стул, и продолжила:

– Вы, без сомнения, недавно приехали в колонию?

– Два дня назад, – ответил путешественник, опускаясь на стул, – из Мельбурна я сразу отправился на прииски и рассчитываю попасть туда завтра к вечеру.

Клара, казалось, была разочарована.

– А, так вы едете на прииск? Но не будет ли нескромностью спросить вас, из какого города Франции приехали вы?

– Я всегда жил в Париже. Я там родился.

– В Париже! – повторила Клара с одушевлением. – Вы приехали из Парижа?

И, не дожидаясь ответа, она бросилась к двери в другом конце магазина, взволнованно крича:

– Мама! Иди скорее! Путешественник, француз, приехал из Парижа!

– Из Парижа? – повторили за дверью.

И из маленькой комнатки поспешно вышла женщина. Ей было, наверное, лет сорок, легкие морщинки уже пролегли около рта, но она была еще свежа, румяна, а в ее темных волосах, на которых был надет маленький кружевной чепчик, путешественник не заметил ни одной серебряной нити – словом, она была еще хороша и могла бы, пожалуй, сойти за старшую сестру своей дочери. Женщина была одета с большей изысканностью: в платье с воланами и лентами, увешана золотыми цепочками, браслетами, бренчавшими на шее, руках и поясе. Если бы не излишнее жеманство, ее можно было бы принять за парижанку из хорошего общества. Но за много миль от родины нельзя быть слишком взыскательным относительно того, что нам напоминает ее.

Путешественник церемонно поклонился хозяйке, но она протянула ему руку, с живостью произнесла:

– Садитесь, садитесь, мсье! Какое счастье встретить француза в этой дикой стране! Мы, впрочем, довольно часто видим соотечественников в Дарлинге, но это не всегда люди хорошо воспитанные, чаще это авантюристы, сброд... А на этот раз, – прибавила она с очаровательной улыбкой, – мы имеем дело с человеком порядочным, с...

– С бедным золотоискателем, сударыня, – перебил ее путешественник. – Я не хочу оставлять вас в заблуждении на свой счет, тем более что имею, может быть, другие права на внимание.

Мадам Бриссо, как и ее дочь, как будто слегка разочаровалась, услышав это, но тем не менее сказала:

– Значит, вы намерены отправиться на прииски? Что ж, в этом ничего нет бесславного. Там мой муж и почти все жители Дарлинга. Конечно, муж не работает на приисках, он держит там такой же магазин, как наш. Торговля идет хорошо, и каждую неделю мы отправляем ему новые товары. Но оставим это и поговорим лучше о Париже, о моем милом Париже, откуда мы не имели известий после... после наших несчастий.

Эти слова сопровождались глубоким вздохом. Так мадам Бриссо всегда говорила о таинственных происшествиях, которые заставили ее уехать из Франции.

– Так как вы недавно приехали в Австралию, то можете сообщить нам свежие новости из нашей прекрасной столицы, – продолжала она. – Что там делается? Какая там мода? Какую новую пьесу играли и в каком театре?

– Извините, мадам, мы, видимо, не поняли друг друга, – счел нужным объяснить путешественник, – я жил в Париже, но покинул его давно. Прежде чем оказаться в Австралии, я несколько лет жил в Калифорнии, отправился в Бразилию. Шесть лет прошло в странствиях, и поэтому я не могу сообщить вам свежих новостей из Парижа.

Мадам Бриссо нахмурилась.

– Что же сказала Клара? – с досадой произнесла она. – Однако вы были в Париже почти в одно время с нами, потому что не прошло еще шести лет, как мы поселились в Дарлинге, и мы можем поговорить о нашем милом Париже...

И мадам Бриссо принялась вслух вспоминать о своей парижской жизни. Путешественник охотно отвечал ей, хотя, по-видимому, он давно уже потерял привычку к такой праздной болтовне. Клара не принимала участия в их разговоре, но слушала с очевидным вниманием и иногда не могла скрыть волнения, вызванного, без сомнения, горестными воспоминаниями.

Между тем, по мере продолжения разговора, становилось очевидным, что хозяйка дома и путешественник принадлежали к разным слоям общества. Мадам Бриссо, муж которой держал магазин на улице Сен-Дени, бывшая купчиха, говорила только о лавочниках, о торговых делах и удовольствиях, свойственных мещанам. Золотоискатель, судя по его скупым фразам, бывал в высшем свете; его вкусы, как и его речь, обнаруживали светского человека, несмотря на внешнюю грубость обращения. Эти подробности не укрылись от мадам Бриссо, которая, будучи не в силах справиться со своим любопытством, вдруг спросила:

– А можно узнать ваше имя?

Путешественник ответил, улыбаясь:

– Меня зовут Жюстен де Мартиньи, я потомок благородной нормандской фамилии. К этому имени присоединяется титул виконта, но из всех моих преимуществ это наименее было мне полезно в Калифорнии и в Бразилии, и я подозреваю, что оно не более будет полезно на австралийских приисках, куда я отправляюсь. Поэтому я рассчитываю на мою физическую силу более, чем на титул, когда-то полученный моими предками в Старом Свете.

Несмотря на показное равнодушие к предрассудкам Старого Света, быть может, виконт де Мартиньи рад был в глубине души дать понять своим хорошеньким соотечественницам, что он не какой-нибудь проходимец-авантюрист.

• Предыдущая
• 2/50
• Следующая