Остров Русь - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 35

• Предыдущая
• 35/38
• Следующая

По кочкам тем временем грациозно вышла на бережок кикимора. В кружевном платьице она показалась Ивану не такой уж уродливой. А что зеленая… Так ведь и сам – не беленький… Кубатай галантно подал даме руку и сказал:

– Рад за вас, очень рад. Примите мои поздравления, прелестница.

– Ох, льстец… – смущенно залопотала Лиза. Кубатай подхватил ее за пояс и повел по кочкам. Следом двинулись Иван с Алешей и покряхтывающий Смолянин.

– А у нас тут, на болоте, чудо дивное случилось, – делился впечатлениями Алеша. – Представь, почудилось вдруг мне, что никакой я не Алеша Попович, а простой мужичок по имени Васасек. И не богатырь я вовсе, а торговец мелкий, срамными картинками на базаре торговавший. Будто жил я в неведомой стране, а потом приехал на остров Русь… – Алеша запнулся и неуверенно продолжил: – Ну да, вроде как на остров, и богатырем обернулся! Представляешь?

– Не бери в голову, Попович, – ласково успокоил его Иван. – То морок был, Кащеем напущенный. Ты – богатырь. Зовут тебя Алешей.

– Да, наверное, – задумчиво сказал Алеша. – Я богатырь. Зовусь Баса… тьфу, Алешей! Вот сволочь Кащей! Ладно, рассказывай, как побил ты ворога?

И дурак принялся вдохновенно врать, понимая, что не стоит забивать другу голову неприглядной истиной. Так, за разговором, и болото форсировали. На берегу привал разбили, пожевали да спать легли. А утром дальше в путь тронулись. Впятером оно куда веселее было…

Вскоре и рощица бамбуковая, посреди которой дуб могучий рос, показалась. А от дуба доносился посвист страшный, от которого бамбук словно ива плакучая гнулся.

– Худо дело! – воскликнул Алеша. – То Алена Соловейкина! Вспомнила папашины фокусы да и стала Илюшку свистом пытать!

– На помощь! – крикнул Иван, выхватывая кладенец.

И друзья побежали к дубу, лавируя между гнущимися бамбучинами и придерживая шапки, норовящие улететь вдаль. Кубатай храбро размахивал сабелькой, и даже миролюбивый толмач воинственно крутил над головой увесистую котомку.

Только возле дуба остановились они и рты в недоумении разинули. Потому что там, в огромном гнезде, сидели обнявшись Алена с Илюшей да и свистели на два голоса, мечтательно в небо глядя.

– Ты губы трубочкой складывай, – поправляла Муромца Алена. – А язык в глотку подбери, тогда свист заливистый да могучий, как положено. Я же буду тебе подсвистывать, рулады выводить дивные…

Земля вокруг дуба была усеяна пустыми бутылками из-под зелена вина «Князь Владимир» и банановой кожурой. Видать, самобранка на славу потрудилась, чтобы помирить Илью с Аленой.

– Муромец! – заорал ошеломленный Иван. – Ты – свистишь?!

– Фрейдизм! – мудро изрек Кубатай, разглядывая насвистывающую парочку. – Вытеснение подсознательных комплексов. Илюша-то Соловья кончил потому, что сам слуха музыкального был лишен начисто. А теперь он преодолел свое эго…

– А, ребята! – радостно воскликнул Илья. – Полезайте на дуб, мы вас свистеть научим! Кстати, как там с Кащеем-то?

– Побили мы его, – хмуро сказал Иван. – Но не кончен еще труд наш богатырский! Надо сережки Василисе отдать, спасти ее от позора, а землю Русскую – от усобицы.

– Надо, надо… – вздохнул Илья. – Видать, не время мне еще от дел удаляться да свистеть в свое удовольствие. Алена! Пойдешь за меня замуж?

– Еще спрашиваешь, охальник! – возмутилась Алена. – После всего, что у нас было! После того, как свистели на два голоса! Пойду!

И Алена с Ильей, не сговариваясь, с богатырской грацией спрыгнули с дуба. Когда пыль рассеялась, а банановая кожура улеглась, Илья заключил друзей в объятия и воскликнул:

– Теперь бы нам еще Добрынюшку спасти! Эх, погудели бы! Ой, ребята, а чего случилось-то со мной! Привиделось мне, что никакой я не Илья Муромец, а простой парень, с именем коротким – Яр и силенкой поболе, чем у простых людишек. Что живу я в Киев-граде, только город тот на наш Киев не похож. Бананы там не растут, и говорят не по-русски. И вот я, то есть этот Яр, почувствовал в груди томление, поехал сюда и обернулся богатырем. Вначале тридцать три года баклуши бил, как положено, а потом стал крепким да добрым… Чудо дивное, друзья! А что Алене пригрезилось – этого мы никогда вам не скажем. Все равно не поверите.

– То морок, Кащеем напущенный, – сказал Алеша и повернулся к Ивану. – Правильно говорю, Вань?

– Правильно, правильно, – закивал дурак. – Ну что ж, в путь?

– В путь, Добрынюшку выручать, – кивнул Илья. – Все в Киеве знают – Яр друзей в беде не бросает!

Иван с Алешей сделали вид, что не расслышали обмолвку, и они всемером зашагали по дороге. Кубатай по просьбе Ивана исполнил песенку про Африку, потом, на бис, спел еще несколько песен на заморских языках.

Вскоре к реке Смородине подошли.

– Что делать-то будем? – спросил Иван у мудреца. – Подскажи, Кубатай!

– Логичнее всего было бы пойти в Киев, – начал мудрец, но, увидев лицо Ильи Муромца, торопливо добавил: – Однако не бросать же Добрынюшку! Давайте попробуем найти Садко, уговорить его вернуться к морскому царю, заменить Никитича…

– Долго, – отрезал Иван-дурак. – Что ж мы, вдоль всей Смородины будем идти, искать хитрого купца? Он же наверняка без работы не сидит, торгует между делом.

– Такие низменные вещи мне в голову не укладываются, – вздохнул Кубатай. – Что ж, тогда кто-то из нас, самый плавучий, должен отправиться на дно морское…

– Сейчас ты отправишься! – завопил Алеша, прикрывая кикимору грудью. Но Лиза отстранила его и гордо сказала:

– Прав мудрец! Я одна могу Добрынюшку спасти. Я и отправлюсь в путь к царю морскому. А ты, Алешенька, не волнуйся. Царя я знаю, мы с ним вместе когда-то росли. Почти как брат и сестра друг другу, только еще лучше. Уговорю!

С этим оптимистическим заявлением Лиза прыгнула в воду. Минут пять друзья стояли и наблюдали за безмятежной речной гладью, потом расстелили самобранку и сели трапезничать.

– Лиза дело говорит, – успокаивал Алешу Илья. – Она одна способна Добрынюшку вызволить. Не по нраву мне вначале пришлась сия кикимора, а теперь вижу – душа у нее добрая. Будет она мне сестрой названой. И даже еще ближе.

– Она, она замечательная! – возбужденно воскликнул Алеша. – Спасибо, Муромец! И я тебе скажу: ты для меня – словно я сам, жена твоя – словно моя!

– Чего? – удивился Илья.

Алеша покраснел:

– Да это я так, по ошибке… Наливай, Илья.

Недолго пришлось богатырям переживать за судьбу Добрыни и Лизы. Волны речные забурлили, разверзлись, и из них показалась кикимора с Никитичем на плече.

– Отпусти меня подобру-поздорову, чудище! – кричал Добрыня. – Не бери грех на душу, не неволь богатыря русского!

Кикимора молчала. Видать, тяжело ей было тащить Добрыню.

– Никитич! – дружно завопили Алеша и Илья. – Все путем! Не бойся, это не чудище, а сестра твоя будущая!

– А? – Добрыня перестал вырываться и изумленно уставился на своих товарищей. – Ребята! Живы!

– Живы! – крикнул Иван. – А я Кащея побил!

– Молодец! – обрадовался Добрыня, оказавшийся на твердой почве. – А чего вы про сестру мою будущую говорили? – и он опасливо покосился на Лизу. Та зарделась. Зазеленелась, точнее.

Добрыне кратко объяснили ситуацию. И про примирение Ильи с Аленой поведали, и про подвиги Ивановы.

– Рад за вас, – тихо сказал Добрыня, выслушав богатырей. – Что ж, хоть кому-то из нас судьба ласково улыбнулась. Отрадно, отрадно…

Усевшись на бережку, Добрыня стянул сапоги, выплеснул из каждого по полведра водицы, потом принялся вдумчиво, основательно выжимать портянки. Илья с Аленой переглянулись.

Кому, как не им, была понятна печаль Добрыни! Забавушка Путятишна, племянница Владимирова, давняя любовь Добрыни Никитича, по-прежнему ходила в девках…

Илья хлопнул кулаком по скатерти-самобранке. Так сильно, что в Смородине вода плеснула, а с деревьев листочки принялись осыпаться.

– Не бывать такому, что мы оженимся, а ты в холостяках останешься! – грозно воскликнул Илья. – Значит, так. Идем к Владимиру да и говорим: или отдавай Забаву за Добрыню, или…

• Предыдущая
• 35/38
• Следующая