Портрет кудесника в юности - Лукин Евгений Юрьевич - Страница 38

• Предыдущая
• 38/85
• Следующая

Последнее тепло, последний выдох лета. Ещё пара дней – и размокропогодится по полной программе. Ну а пока что сквер шуршит напоследок серо-жёлтыми клеёнчатыми обносками тополей. На платанах листья покоробились, высохли до звонкой коричневой хрупкости: достаточно лёгкого ветерка – обрываются на асфальт и, сбиваясь в стайки, ползают по дорожкам, будто крабы. Ничего удивительного: известно, что душа этих членистоногих имеет привычку переселяться именно в лист платана. Отсюда и повадки…

На первый взгляд кадыкастый наголо стриженный подросток в кожаной куртке второго бы взгляда не удостоился. Шёл себе вразвалочку по центральной аллее, иногда лишь косясь через неширокое плечо и производя губами призывный звук, каким обычно подзывают выведенную на прогулку собаку.

Однако ни собаки, ни какого-либо другого животного нигде не наблюдалось – и вскоре навстречу прохожему поднялся со скамейки упитанный детина, тоже стриженный и тоже в кожаной куртке. Тугая мордень его изображала живейший интерес.

– Слышь, земляк! – радостно спросил он. – Ты кому это чмокаешь?

Улыбающаяся осеннему солнышку дама в просторном бежевом плаще, давно уже расположившаяся на противоположной скамье, повернула голову, прислушалась.

– Кому-кому! – дерзко отвечал кадыкастый тинейджер. – Кому надо, тому и чмокаю!

Ответ был, мягко говоря, безрассуден. Бритоголовых и мордастых так срезать не стоит. Особенно если сам ты малоросл, субтилен и прогуливаешься в одиночестве. Но, по счастью, вопрошавший детина оказался на удивление миролюбив.

– Не, правда… – изнемогая от любопытства, продолжал дознаваться он. – Кому?

Подросток покосился на даму, тут же навострившую уши, после чего невнятно и таинственно что-то сообщил мордастому. Тот с готовностью ухмыльнулся.

– Кончай грузить! – огласил он во всеуслышание и повернулся к даме, как бы приглашая её в свидетели. – Во даёт! Барабашку он выгуливает!

– А ты что, в барабашек не веришь? – подначил подросток.

– Верить-то – верю, но… Они ж не приручаются!

– Ну, это смотря кто приручает.

Детина моргнул. Действительно, поведение тинейджера наводило на мысль, что чувствует он себя в полной безопасности – подобно человеку, за которым следует угрюмая тварь голубых кровей, прошедшая натаску у дипломированного инструктора.

– Да ладно тебе туфту гнать! – уже с меньшей уверенностью возразил мордастый – и тут же быстро спросил: – А что она у тебя умеет? Полтергейст умеет?

– Да это они все умеют. Хрен отучишь! Как критические дни у неё – с нарезки срывается, нипочём не удержишь…

– Критические дни? – усомнился мордастый.

– А как же! – с достоинством ответствовал хозяин незримой нечисти. – Энергетика – она, хоть и бесполая, а тоже от луны зависит. Флюиды…

– И как ты с ней тогда?

– Ну, как почувствую, что занервничала, – к соседям запускаю… – Подросток засмеялся. – Прикол! – лыбясь, сообщил он. – У них там шкафы пляшут, вода с потолка льётся… Они бегом к колдуну. Приходит колдун, а критические дни уже кончились, нет барабашки…

– А в промежутках?

– А в промежутках – без проблем. Ножками стульев стучать любит, паркетом скрипеть. А так – тихая…

– Мухи не обидит?

– Какой мухи! Ты чего? Мухи от барабашек, знаешь, как разлетаются! Мухи, комары…

Дама в бежевом плаще, заворожённо хлопая ресницами, медленно поднялась со скамьи и уже сделала первый робкий шажок к разговаривающим, как вдруг мордастый детина охнул и с ошеломлённым видом схватился за мясистое ухо.

– Цыц! – вскинулся подросток, подаваясь вперёд и пытаясь ухватить нечто невидимое. – Я т-тебе! Кто разрешал?

– Эх, ничего себе… – выдохнул детина, всё ещё держась за поражённый орган. – Это она, что ли?

– А то кто же! – Подросток грозил кому-то в кроне платана, откуда то ли в связи с порывом ветерка, то ли по какой иной причине с сухим шорохом сошёл лёгкий обвал листвы. – Иди сюда! Резко иди сюда, я сказал!

– Да больно щиплется… – ошарашенно пожаловался мордастый.

– Не стыдно? – укорял тем временем хозяин своего незримого питомца, который, если верить взгляду подростка, юлил, метался туда-сюда, а временами и вовсе взмывал на двухметровую высоту. – Видишь же: стоим разговариваем, никто никого не трогает… Ревнивые они, – сообщил он, как бы извиняясь. – Чуть заговоришься с кем – или ущипнёт, как сейчас, или шнурки начнёт развязывать…

– А если бы кто кого тронул? – замирающим голосом спросила дама, успевшая приблизиться к ним почти вплотную. Наивные голубенькие глаза её были широко распахнуты.

Собеседники обернулись.

– Ну, если бы тронул, тогда другое дело, – охотно пояснил подросток. – Скажешь «взять» – истреплет не хуже овчарки…

– Слышь, друг… – покряхтев, решился мордастый. – А она у тебя не продаётся?

– Опа! – вместо ответа ликующе выпалил тинейджер, ловко хватая нечто увёртливое и с видимым трудом подтаскивая к себе. – Будешь ещё шкодить? – грозно обратился он к отбрыкивающейся пустоте, встряхнув её при этом, судя по хватке, за шкирку. – Смотри у меня… – Разжал руку и снова повернулся к детине. – Барабашки не продаются, – спесиво изрёк он.

– Ещё как продаются! – тут же уличил его мордастый. – У меня друган на той неделе пролетел. Сотню баксов выложил, а она в тот же день сбежала…

Подросток пренебрежительно усмехнулся:

– Это он на жуликов нарвался, друган твой, – пояснил он с видом знатока. – Их сейчас таких, знаешь, сколько развелось! Вот возьму я, допустим, у тебя сейчас сотню баксов, скажу: бери, твоя барабашка. Так ведь она «купи-продай» не понимает! Тут же обратно и прибежит. Обмен – другое дело. Хотя, знаешь, с обменом тоже обуть могут. Ритуал неправильно проведут или совсем без ритуала впарят…

– Ты смотри! – подивился детина. – Выходит, и тут кидалы работают?

– Вовсю, – подтвердил словоохотливый подросток. – И ладно бы ещё колдуны шустрили! А то ведь ни одного заклинания не знает, а туда же…

– Позвольте, – ошеломлённо перебила дама. – Но, если жулики, вы говорите, не колдуны, то откуда же у них власть над барабашками?

– А где вы здесь видите барабашку? – запальчиво повернулся к ней подросток. – Пальцем покажите! Нет здесь никакой барабашки. С чего вы взяли, что она тут есть? Может, это я прикалываюсь, мозги вам пудрю… Вот так вас и обувают, – назидательно закончил он, обращаясь то ли к даме, то ли к детине.

Тот моргал.

– Не-е… – протянул он наконец, расплываясь в понимающей ухмылке и осторожно берясь двумя пальцами за мясистую мочку. – Как это нету! А кто ж меня тогда за ухо цапнул?

По скверу пробежал ветерок.

– Ой!.. – испуганно сказала дама – и поёжилась. – По-моему, она меня по шее погладила…

– Рука – тёплая пушистая? – деловито уточнил подросток. – Или голая холодная?

– Тёплая пушистая… Это к добру?

– К добру, – заверил тот. – Если тёплая пушистая, значит, нравитесь вы ей… А вообще-то барабашки чужих не любят…

Мордастый засопел, ревниво покосился на даму.

– А сам-то ты кто? – подозрительно спросил он кадыкастого собеседника. – Колдун?

Тот замялся. Видно было, что очень бы ему хотелось назваться колдуном, да порядочность не позволяет.

– Ученик, – признался он со вздохом после краткой внутренней борьбы.

– Ага… – соображая, промолвил детина. – А меняют их на что?

– Тоже на энергетику на какую-нибудь… на амулеты…

– А на чисто конкретное? На золотишко там…

– Или на золотишко, – согласился подросток. – Благородные металлы – это они понимают. А купюры… Им ведь, барабашкам, что бакс, что водочная наклейка… А зачем тебе?

Губастая мордень приняла мечтательное выражение.

– Ну вот, скажем, разборка… – начал детина и снова схватился за ухо. – Завязывай, да? – взвыл он, яростно отмахиваясь наугад, как от слепня.

Вдвоём с хозяином они кое-как отогнали шаловливую энергетику и продолжили беседу. Всё ещё потирая многострадальную мочку, мордастый полез свободной пятернёй за горловину рубашки – сгрёб и предъявил толстенную золотую цепь.

• Предыдущая
• 38/85
• Следующая