Силиконовое сердце - Луганцева Татьяна Игоревна - Страница 63

• Предыдущая
• 63/66
• Следующая

«Какая мне разница, захлебнулась бы я в архиве монастыря или погибну здесь под землей от голода и холода? Здесь у меня есть шанс, а против разбушевавшейся стихии я была бы просто щепкой».

Она достала из кармана бутылку водки, которая мешала ей сидеть, и кусок хлеба, припасенный от монашеского ужина. Ева съела хлеб и запила одним большим глотком водки. Голова моментально закружилась, но ушла дрожь из тела и грустные мысли из головы. Ева принялась камень за камнем, горсть за горстью разбирать завал в надежде, что тот окажется не слишком большим. Сколько часов прошло, пока Ева разгребала его, она сказать не могла. Самой ей казалось, что целую вечность. Наконец-то ее рука ощутила пустоту, и Ева поняла, что прорыла, разобрала этот завал. Протащив свое тело сквозь кучу камней, она, оцарапавшись и измазавшись, поползла дальше. Ее настораживал какой-то гул, раздававшийся позади. Если бы Ева знала, что в этом длинном ходу завал не один, она бы не так радовалась. Ей страшно хотелось пить, но кроме обледенелых стен, которые приходилось лизать языком, и бутылки водки, вокруг ничего не было.

«Напиться с горя и умереть», – мелькнула у нее в голове шальная мысль.

Ноги, которые Ева успела промочить в библиотеке, замерзли и отказывались слушать свою хозяйку. Периодически Ева проваливалась в какое-то забытье то ли от пережитого ужаса, то ли от переизбытка алкоголя, то ли от усталости. Просыпаясь от холода, она, не понимая, проснулась или нет, ползла дальше до следующего завала, вламываясь в него руками, и ломая ногти, и не обращая внимания на то, что кругом одинаковая темнота – и при открытых глазах, и при закрытых. Когда Ева натолкнулась на какую-то дощатую преграду, перекрывающую ее перемещение, она застонала от досады. Расцарапанными руками это не пробить. Волна отчаяния и страха захлестнула ее. Представив к тому же, как холодная вода накрывает бедных монахинь и они захлебываются в ней, как мыши в стеклянной банке, Ева почувствовала страшную дурноту. Ее трясущиеся руки потянулись в карман за живительным, согревающим глотком, который несколько затуманивал ее сознание и не давал остро переживать происходящее. Рука ее наткнулась на что-то твердое и продолговатое.

«Что это… – судорожно думала она, ощупывая предмет, – интересно, это можно есть? Стоп! Это же нож из рога оленя, который мне так понравился и Дима его купил».

Поняв, что это подарок судьбы или самого провидения, Ева выдвинула лезвие и, рискуя пораниться, начала стучать в деревянный щит. Полетели щепки, дерево оказалось старым, отсыревшим, трухлявым, сплошь изъеденным грибком. Труднее всего было в кромешной темноте попадать в одно и то же место, чтобы зря не тратить последние силы. Время в подземелье совершенно не имело никаких границ. Сколько времени продолжалась борьба с деревянной преградой, Ева не знала. Она долбила и долбила ее все более слабеющими руками. К ее жажде присоединилось острое чувство голода, но еды не было.

«Хорошо, что здесь нет мышей и крыс», – почему-то подумала она, хотя на своей работе в обычных условиях не боялась лабораторных мышей. Наконец деревянная перегородка треснула, освобождая ей проход. Ева облегченно вздохнула и поползла дальше. Внезапно под ее руками разверзлась пустота. На мгновение у девушки остановилось сердце, а уже в следующее мгновение она летела в бездну, потеряв сознание.

Ева открыла глаза и долго не могла понять своим спутанным, замерзшим сознанием, жива она или мертва? Когда поняла, что жива, эта мысль ее несколько расстроила, так как ей предстояла мученическая смерть. Девушка пошевелила руками и ногами. Как ни странно, они шевелились, и, кроме боли в левом боку, Ева ничего не чувствовала. Вскоре вспомнила, что упала с высоты. Какой именно, это она сказать затруднялась. Ева потрогала поверхность, на которой лежала, рукой и нащупала какие-то продолговатые, тоненькие предметы. Будучи биологом и, по всей видимости, не повредив при падении голову, Ева сразу поняла, что перед ней, вернее, под ней рассыпаны человеческие кости, а если точнее, кости младенцев.

«Чертов колодец», – подумала Ева, и ей захотелось вопить от ужаса и отчаяния.

От страха бедняжку вырвало, и она в панике поползла прочь от страшного места.

«За что мне все это? Только недавно почувствовала себя счастливым человеком… может быть, наступила расплата? Если так, то я ни о чем в своей жизни не жалею… у меня было все, что нужно порядочному человеку. Уважение коллег, любовь учеников, друзья и… любовь. Да, мне посчастливилось в последние дни узнать, что это такое… Моя жизнь круто изменилась, и это Димина заслуга. Он сделал меня такой, какой я стала, вытащил мою жемчужину из раковины. После него-то мне и последовали предложения руки и сердца от Ивана, бедолаги с обожженными ногами, – улыбнулась Ева, – и от Юрия, вернувшегося в Москву со Львом Леонидовичем из болгарской тюрьмы. Только бесполезно: мое сердце уже давно отдано Диме. Если бы я не была с ним, я бы не смогла быть ни с кем. Спасибо ему за волшебную сказку, подаренную мне».

Слезы полились из ее глаз, застывая на ветру ледовыми дорожками. На ветру…

Да, Ева почувствовала какое-то колебание атмосферы, значит, где-то должен быть выход наружу… Она бросила последние силы на финальный рывок и прорвалась сквозь заросли каких-то горных кустарников наружу, повалившись на спину и уставившись в звездное небо, сама еще не до конца осознавая, что ей удалось совершить.

Дима еще с минуту смотрел на закрывшуюся дверь за спиной Евы и ощущал странную нехватку воздуха.

– Не внушает мне доверия этот монастырь, интуиция подсказывает…

– Интуиция бывает только у нервных и эмоциональных женщин, – прервал его отец. – Не накручивай себя, все будет хорошо. Конечно, было быстрее и продуктивнее, если бы пошел я, но… мужчин туда категорически не пускают, дабы не осквернять святое место. А потом, монастырь как монастырь, я посещал места пострашнее и поотдаленнее… Вот, помню, в тайге был случай…

– Отец – ты опытный экстремал, а Ева – хрупкая женщина, ничего не видевшая в жизни, кроме учебников по биологии. Зачем ты сравниваешь? – нервно ответил Дима и закурил. Пламя зажигалки осветило его красивое, сосредоточенное лицо.

– Крепко она тебя зацепила, – усмехнулся Леонид Иванович, – я уж думал, что не дождусь того момента, когда увижу тебя таким влюбленным и обеспокоенным за чужую жизнь. Что ж, одобряю твой выбор, Ева – чудная женщина и по характеру чем-то похожа на твою мать… Всегда мечтал, чтобы ты ходил со мной в экспедиции. Но, к сожалению, безрезультатно. Теперь я, кажется, нашел выход. Привлеку в свою команду Еву как биолога, а ты в опасениях за жизнь любимой одну ее не отпустишь.

Полицейские в это время установили палатки и зажгли костер. Мужчины коротали томительный день на продуваемом всеми ветрами каменном плато, словно грифы на зимовке. Дима весь день нервничал, отказывался есть и пить.

– Почему они так долго не выходят? – то и дело спрашивал он.

– Дима, ты не представляешь, что значит рыться в архиве в поисках какой-нибудь мелкой информации! У девушек вообще может ничего не получиться.

– Уж лучше бы ничего не получилось и они быстрее вернулись, – буркнул Дмитрий.

– Если останутся на ночь, нас обязательно предупредят, – успокоил его отец.

Дима весь день не знал, куда себя деть. Одет он был чересчур легко – черные джинсы с черной водолазкой и темно-синяя куртка с утепленной подкладкой. Черные волосы на голове свободно трепал ветер. Когда уже начало смеркаться и он потерял всякое терпение, дверь монастыря со скрипом отворилась, и к ним вышла все та же высокая худая монахиня, видимо, выполняющая обязанности привратника. Дима кинулся к ней, как охотник к добыче.

– Ну, что? Где Ева? Как они?

Монахиня отшатнулась от такого напора, и Дима, испугавшись, что она сейчас захлопнет дверь перед его носом, несколько затормозил.

• Предыдущая
• 63/66
• Следующая