Микрокосм - Логинов Святослав Владимирович - Страница 4

• Предыдущая
• 4/4

День и ночь в дальней комнате горел огонь, чтобы воздух, идущий по трубам умеренной теплотой согревал аламбик. За всем Стефан следил сам, не пуская наёмных рабочих дальше двора, так что даже еженедельные беседы с Ратинусом не имели вида прежней степенной неторопливости, ибо хозяин то и дело срывался с места, чтобы проверить действие анаторов и работу дистилляторов.

Одна ненависть двигала Трефулем. Он обязательно должен довести до конца свой труд. И когда огненный и безупречный человек появится на свет, Стефан задаст ему всего один вопрос: «Правда ли, что тебе известно всё в прошлом, настоящем и будущем?» – и, услышав гордое: «Да», добавит: «Значит, ты знаешь, что сделаю я с тобой сейчас…»

Сорок недель огонь пожирал сухой берёзовый уголь, искрились растворы, просачиваясь сквозь плотный шёлк, гремел агатовый пест, дробивший части животных, и надсадно жужжала карусель. Яйцо философов, в котором неуклонно созреваал микрокосм, дышало теплом.

И срок пришёл.

Яйцо раскололось, впустив внутрь свет и воздух. Стефан стоял в двух шагах, сжимая в кулаке тонкий стилет, и ждал, когда из глубины поднимется ему навстречу дивное существо, отнявшее у него всё, что только можно отнять у человека. Но никто не поднимался, зато неожиданно в полной тишине раздался громкий детский крик.

Стефан подался вперёд. На дне яйца лежал младенец, новорожденная девочка. Говорят, что во время первого крика у новорожденного то лицо, какое вновь будет годы спустя у взрослого человека. Трефуль узнал Кристину.

Он выронил стилет, схватил живой вопящий комочек, покрасневший от холодного воздуха, мгновенно утративший сходство с оригиналом, прижал к груди, не зная, куда девать его в успевшей почернеть и пропахнуть крепкими кислотами лаборатории…

В четверг вечером как всегда в это время пришёл Мельхиор Ратинус. Молча оглядел помещение, вновь изменившееся до неузнаваемости, с тяжким вздохом опустил себя в кресло, двумя руками придвинул кружку с горячим вином, попробовал и привычным движением добавил кусочек сахара. И только потом неторпливо начал разговор:

– В городе говорят, что ты завершил свой труд. Честное слово, разум отказывается верить в подобные вещи.

– Разум отказывается верить в огромное количество куда более простых вещей, – откликнулся Стефан, – и тем не менее, они существуют.

– Значит, делание закончилось удачно… – протянул Ратинус.

Он опасливо глянул в сторону занавески, скрывающей часть комнаты, и шёпотом спросил:

– Это там?

– Да.

– А что делает?

– Спит.

– Вот уж не думал, что подобное существо нуждается во сне. Но он, во всяком случае, открыл тебе сокровенные тайны мироздания?

– Я узнал вчера величайшую тайну сущего, – твёрдо сказал Трефуль.

– Какую же, позволь спросить? – оживился Мельхиор.

– Это трудно объяснить…

– Да, конечно, – Ратинус закивал головой. – Признаюсь, что я и сам никому не стал бы передавать драгоценные откровения гомункулуса.

– Мельхиор Ратинус! – произнёс Стефан. – Предупреждаю, что если ты ещё раз назовёшь её этим мерзким словом, то я тебя ударю!

Ратинус замер с открытым ртом. Наконец он справился с изумлением, хотел что-то спросить, но Стефан, предостерегающе подняв руку, заставил его молчать.

Неведомо каким чувством Стефан Трефуль угадал, что девочка, лежащая в люльке за занавеской, открыла глаза. Чуть слышно бормоча какие-то успокаивающие слова, наивные и нелепые в устах пожилого профессора, Стефан двинулся к колыбели, и лишь через секунду оттуда послышался плач.

Ребёнок звал маму.

• Предыдущая
• 4/4