Дорогой широкой - Логинов Святослав Владимирович - Страница 4
- Предыдущая
- 4/48
- Следующая
Шоссе было пустынным, иногда по нему, нарушая все скоростные режимы, проносился заблудший «Мерседес» да вдоль обочины спали в кабинах шофёры-дальнобойщики. Эти тоже могли, в случае нужды, ехать всю ночь напролёт, но понимали, что в пять утра в Питере делать нечего, и предпочитали переждать несколько часов на трассе и двинуться в путь с таким расчётом, чтобы с утреца первыми подъехать к торговому порту или пивзаводу «Балтика».
Сиденья в катке были откидными, так что Юра мог устроиться на ночёвку ничуть не хуже любого дальнобойщика, но пустой желудок гнал вперёд, заставляя надеяться, что в Жарах или Ушаках найдётся магазин «Двадцать четыре часа», где удастся купить батон, копчёную ножку Буша и деревянный лимонад «Буратино».
Однако крупные населённые пункты частью оказались уже пройденными, а частью располагались далеко впереди. Это тому, кто мчится на легкокрылом «Запорожце», кажется, что деревни вдоль Московского шоссе стоят вплотную друг к другу, а попробуйте пройти пешком или проехаться на транспортном средстве, развивающем в обычном режиме стариковскую скорость, тогда узнаете, сколько шагов между Трубниковым Бором и Опочиваловом. Постепенно желудок сдался и уже не напоминал о своей пустоте. Птицы, радуясь затишью на трассе, звенели утренние песни, в незагазованном воздухе разливалась свежесть, напоённая запахом просыпающихся одуванчиков и совсем чуть-чуть родным ароматом тёплого асфальта.
Давненько Юрию Неумалихину не приходилось встречать июньский рассвет. Жёсткий городской распорядок не считается с велениями природы. Положено вставать на работу в полшестого, и вскакивай, словно ванька-встанька, за минуту до будильника. И нет рабочему расписанию никакого дела, что зимой в эту пору на улице хлад и тьма египетская, а в июне дисциплинированный работник с удивлением обнаруживает, что проспал рассвет. Нет уж, нормальный человек должен вставать с солнышком и с солнышком ложиться. Конечно, во время белых ночей спать почти не придётся, но зато можно отоспаться в декабре, когда ночная тьма сменить другую спешит, дав солнцу полчаса. Страшная сологубовская болезнь декабрит бродит по Питеру в последний гнилой месяц года, и хочется бежать туда, где тепло, где мандарин – не новогоднее лакомство, а дерево, растущее под открытым небом. Увы, все мы живём не как требуется, а как можется. И далеко не каждый способен кинуть налаженную жизнь и, оседлав верный каток, уехать в гости к брату Грише.
Солнце раскрасило мир нежнейшей акварелью, жаворонки, захлебнувшись восторгом, взлетели в зенит, природа зазвучала столь мощно и радостно, что душа, омытая летним утром, уже не знала, какого заключительного аккорда ей ждать. И аккорд прозвучал звонкой трелью милицейского свистка!
– Старший сержант Синюхов! – приложив руку к козырьку, представился милиционер. – Нарушаем, товарищ водитель?
– Чево?.. – не понял Юра.
– Знак ограничения скорости видели?
– Какой знак? Не видел я никакого знака!
– Оно и заметно, что не видели. А знак, между прочим, на самом виду поставлен специально для вас. На этом отрезке разрешено развивать не более девяноста километров в час. А у вас какая скорость была?
– Я откуда знаю? – совершенно искренне сказал Юра, полагавший, что уж скорость-то он превысить не может ни при каких ограничениях.
– Вот, полюбуйтесь… – старший сержант продемонстрировал дорожный локатор. – Прибор – штука точная, и он говорит, что вы ехали со скоростью сто пятьдесят восемь километров в час.
– Не может быть! Каток больше пяти не развивает!
– Вы собираетесь оспаривать объективные показания локатора? В таком случае, извольте объяснить, каким образом вы со вчерашнего вечера сумели проехать более ста километров? Даже если вы двигались без остановок, всё равно – пять километров в час не получается.
– В школе у вас, наверное, по математике пятёрка была, – сдерзил Юрий.
– Да уж не двойка, – согласился милиционер. Он ещё раз заглянул в удостоверение и спросил официальным голосом: – Так что, гражданин Неумалихин, штраф платить будем?
Юра молча добыл сотенную и протянул Синюхову.
– Вот. Поздравляю с почином. И с повышением в звании, само собой.
– Спасибо, – неуставно поблагодарил старший сержант. – А вам – счастливого пути. Вы, главное, правил не нарушайте, и тогда вам от меня никаких неприятностей не будет.
Ну что такое – сто рублей? Недаром же русская поговорка утверждает, что сто рублей – не деньги. И всё же достаточно ранней милицейской пташке стребовать с водителя эту самую сотню, и всё – настроения как не бывало. Худо простому человеку на большой дороге, слишком много охотников шастает по ней в поисках добычи. И первый среди них – инспектор ГИБДД Синюхов. Он и встать пораньше не ленится, и не брезгует остановить потрёпанный «Москвич», а то и каток, совершающий самовольное путешествие из Петербурга в Москву. Именно поэтому инспектора Синюхова ценит высокое начальство, поощряет его и регулярно повышает в звании. И незачем называть сидящих в засаде ментов пиявицами ненасытными и прочими, не соответствующими действительности именами. По-человечески старшего сержанта очень даже можно понять. Вот только ста рублей всё равно жалко.
Неприятность следовало заесть, и Юра начал искать пищеточку. Непредубеждённому наблюдателю может показаться, что из Москвы в Петербург и обратно ездят исключительно восточные люди – так густо обсели дорогу шашлычные и чебуречные. На самом деле тайна проста: на свежем воздухе шашлык не только приятно есть, но и легко делать. Ржавый мангал, смонстряченный знакомым сварщиком, ольховые дрова (покупной уголь – это для городских извращенцев), вымоченное в уксусе мясо, которое теперь всюду купить можно, репчатый лук и балтиморовский кетчуп на гарнир – вот и вся премудрость покупного шашлыка. Себестоимости – никакой, а стоимость – огогонюшки какая! Всё вместе это означает – лёгкие деньги, а при лёгких деньгах всегда кормятся рэкетиры, что существенно повышает себестоимость шашлыка, а цену задирает выше всякого понимания. Так диалектика диктует экономические законы дикого капитализма.
О таких вещах хорошо рассуждать с приятелями за накрытым столом, что, мол, чудовищная цена дрянного придорожного шашлыка диктуется общественно-политическими, а не экономическими факторами. А когда едешь мимо придорожных забегаловок и во рту уже вторые сутки маковой росинки не было, а забегаловки дразнят обоняние мясным дымком… в душе просыпается классовая ненависть и к хапуге хозяйчику, и к люмпену рэкетиру. Трудно быть средним классом в стране, любящей крайности.
Наконец, в одном из встречных посёлков нашлась пристойная рабочая забегаловка. То есть пристойными были только цены, а холодные биточки сохранялись с доперестроечных, а то и допетровских времён, но Юра не был привередлив и отобедал разом за двое суток вынужденного поста. Народу в столовой было немного – то ли из-за утренней горячей поры, то ли просто непритязательное заведение не привлекало проезжающих. И всё-таки к Юре подсел словоохотливый старичок, из тех, что продолжают работать, выйдя на пенсию, и обедают по столовым, хотя могли бы кушать и дома. Но где ещё старичку поговорить с проезжим человеком, излить душу и поделиться житейскими премудростями?
– Асфальтировать приехал? – старичок кивнул на Юрин каток и, не дожидаясь ответа, заявил: – Напрасный труд будет, только время зря потеряете.
Юра не отвечал, сосредоточенно гоняя по тарелке последнюю макаронину. Макаронина, не желая быть съеденной, извивалась как живая и упорно ускользала от вилки. Вилка была пластмассовая, одноразовая, хотя Юра серьёзно подозревал, что вечером их выволокут из бака, скоренько ополоснут и на следующий день вновь пустят в оборот. Старых гнутых-перегнутых алюминиевых вилок теперь не сыщешь даже в рабочих столовых – цветной металл дорог.
– Тебе, конечно, всё равно, – продолжал старик, – откукарекал, а там хоть не рассветай, а у нас этот асфальт из бюджета поселкового оплачивают. А теперь сам посуди: улицы раздолбаны, яма на ямине, не ремонтировались с одна тысяча какого-то года, но им же чинить неохота, им отчитаться нужно, что новый участок заасфальтировали. А зачем тут асфальт, ты мне скажи?
- Предыдущая
- 4/48
- Следующая
